ИЗ ЛИЧНОЙ ПЕРЕПИСКИ. ФИЛОЛОГИЧЕСКОЕ
ПИСЬМО МНЕ:
«Чуть не разругалась с сыном из-за тебя. Он ж у меня "Туму" сегодня читать начал. Первые пару десятков страниц прочёл (мы с ним быстро читаем, в целом).
– Ну как первые впечатления? – спрашиваю. – Не шибко кроваво?
– Не, норм. Я же это как "Тихий Дон" воспринимаю.
Потом обсудили вариант Разина от Злобина.
Потом говорит:
– Мне понравилось многоязычие.
– Тут мнения как раз разделились, – говорю. – Часть критиков считает, мол, зря эту транскрипцию поместили, а многие говорят – интересно читать. В черновике сперва точки были, – хвастаюсь, значит, – а потом это же всё надо было перевести, переводчиков найти...
– Мать, ты как здрасьте. Щас всё через Гугл прогоняется. Сама мне рассказывала, как многие даже научные статьи свои так переводят.
– С ума сошёл?! Там работали переводчики!
– Гугл. А потом редактор вычитал. Всё.
Скажи мне, любезный автор, кто тебе переводил всю эту басурманщину – человек али адская машина?»
МОЙ ОТВЕТ
Шутишь, что ли?
Я старообразный, как демон.
Только переводчики.
Все языки, кроме цыганского (там всего несколько цыганских слов в книге), переводили профессиональные переводчики.
(Цыганские слова я нашёл в словаре, потом специалист по цыганскому проверил, поставил мне «четвёрку», но не потому, что есть ошибки, а потому, что нынешняя цыганская речь тогда только формировалась и она, в принципе, нигде никогда никем не фиксировалась).
Теперь по сути.
Сербский – переводила Радмила Мечанин, которая только что получила «Большую книгу» за вклад в литературу, безоговорочно главный сербский переводчик с русского.
Крымско-татарский – мне помогала одна замечательная женщина, один из самых основных крымских филологов, крымская татарка по национальности, носительница исключительных знаний.
Турецкий – переводил главный турок-переводчик русской литературы, их светило, перевёл на турецкий практически всю русскую классику.
Армянский (там тоже мало) – перевёл писатель Валерий Айрапетян.
Греческий – видный их журналист и переводчик, который консультировался с другим греческим переводчиком.
Польский – руководил процессом мой сверхначитанный товарищ, живущий в Польше, консультировавшийся с польскими филологами.
Украинский – специалист по украинской литературе, один из основных; носитель малороссийского языка, маститый филолог.
Тут ведь что надо ещё понимать: искусственный интеллект, уверяю вас, не знает языков XVII века. В отличие от моих переводчиков, которые, даже если не знают наверняка, могут в целом его смоделировать, потому что они – профессиональные филологи, знающие свою литературную традицию.
И здесь в качестве примера я приведу самого себя.
Никакой искусственный интеллект, к примеру, не сможет сгенерировать ту речь, на которой говорят мои казаки в романе «Тума».
Для этого нужно быть:
а) носителем донского говора, как я (выросший на Дону, где жили мои предки с XVII века);
б) филологом, изучавшим в числе прочего церковно-славянский, старославянский и польский, как я;
в) читавшим весь свод русской литературы 16-17 века, как я;
д) знающим все казачьи песни о Разине, как я;
е) весьма насыщенно прожившим около семи лет на юго-востоке Украины, как я;
ё) имеющим дома все словари казачьего говора, которые, думаю, ещё даже не забиты в базу ИИ.
Кроме того, переводчики сделали даже не десятки, а в целом сотни мелких замечаний по тексту: когда речь шла о еде, одежде, оружию, прочему обиходу персонажей, верованиям, даже по географии.
К примеру, у меня изначально упоминалась в романе сербская святая Евгения – информацию о которой я нашёл в книжках о Сербии. (Мне нужно было объяснение, почему у Разина дочь – Евгения.)
В ответ сербская переводчица Радмила пишет: убирай Евгению, у нас её никто не знает, о ней стали говорить совсем недавно – в XVII веке точно никакой святой Евгении сербы не знали.
Но в книгах о Сербии есть святая Евгения, которая сотни лет как святая!
Или ещё смешнее. У меня в романе серб представляется Степану уменьшительным именем Стевица.
