Нина Семеновна вошла в мою квартиру так, словно это она была хозяйкой, а я — приживалкой, которую пустили переночевать из милости.
— Алина! — ее голос, громоподобный и безапелляционный, разнесся по коридору. — Почему в прихожей так темно? Ты экономишь электричество на здоровье моего внука? Он же может споткнуться!
— Мишеньке всего год, Нина Семеновна, — спокойно ответила я, выходя из кухни с полотенцем в руках. — Он еще не бегает по коридорам в темноте. И потом, здесь лампочка перегорела, Виктор обещал заменить.
— Виктор обещал... — передразнила свекровь, стягивая массивные сапоги. — Виктор работает! Он деньги зарабатывает для семьи. А ты целый день дома сидишь, могла бы и сама вкрутить. Или у тебя лапки?
Я вздохнула. Спорить с Ниной Семеновной было все равно что пытаться остановить бульдозер зубочисткой. Она была женщиной-танком, женщиной-цунами. И, к сожалению, матерью моего мужа.
Мы жили в моей двухкомнатной квартире. Она досталась мне от бабушки еще до свадьбы. Квартира была светлая, уютная, в хорошем районе, недалеко от парка. Я сделала здесь ремонт, вложила душу в каждый уголок.
Виктор, мой муж, пришел жить ко мне на всё готовое. У него своего жилья не было — они с мамой жили в крошечной "двушке" на окраине, где, как любила говорить Нина Семеновна, "двум хозяйкам на одной кухне тесно". Поэтому, когда мы поженились, вопрос о том, где жить, даже не стоял.
Поначалу все было хорошо. Витя был ласков, заботлив. Но после рождения Миши что-то неуловимо изменилось. Он стал раздражительным, дерганым. И все чаще я слышала в его интонациях голос его матери.
— Тесно тут, — бурчал он, натыкаясь на сушилку для белья. — Развернуться негде. Вот у Сереги трешка сто метров, вот это я понимаю — жилье. А тут... Хрущевка она и есть хрущевка.
— Витя, это не хрущевка, а сталинка, — поправляла я. — Потолки три метра. И кухня десять квадратов.
— Все равно. Давит.
Нина Семеновна подливала масла в огонь при каждом визите. А приходила она часто. Почти каждый день.
В этот раз она прошла на кухню, по-хозяйски заглянула в кастрюли.
— Опять суп? Ты мужа одним супом кормишь? Ему мясо нужно!
— В супе есть мясо, говядина.
— Фи, говядина... Сухая, небось. Витенька любит свиную шейку, запеченную с картошечкой. Я вот ему вчера приготовила, так он чуть тарелку не облизнул. Говорит: "Мама, как у тебя все вкусно, по-домашнему. А то дома все диетическое, пресное".
Я прикусила губу. Витя жалуется на меня маме? Прекрасно.
— Слушай, Алина, — Нина Семеновна села за стол, не дожидаясь приглашения. — У меня к тебе серьезный разговор.
Я напряглась. Последнее время все ее "серьезные разговоры" сводились к одной теме.
— Мы тут с Витей посоветовались... — начала она, многозначительно глядя на меня. — И решили, что так жить дальше нельзя.
— Как — так?
— В тесноте. Ребенок растет. Ему нужна своя комната. Большая, просторная. А у вас что? Спальня да гостиная. А когда он в школу пойдет? Где он уроки учить будет? На кухне?
— Мы переделали кладовку в гардеробную, в спальне много места...
— Ой, не смеши меня! — отмахнулась она. — Короче. Есть вариант. Просто шикарный. Моя знакомая, риелтор, Ларочка, предложила трешку в новостройке. "ЖК Солнечный". Ты видела рекламу? Элитный дом, закрытая территория, консьерж... Сказка!
— И сколько стоит эта сказка? — скептически спросила я.
— Дорого. Но оно того стоит! Мы все посчитали. Если продать эту твою... квартиру... и добавить наши сбережения...
— Чьи "наши"? — уточнила я.
— Ну... Витины. И мои, я добавлю, у меня "гробовые" отложены.
— Нина Семеновна, — я старалась говорить мягко. — Я не хочу продавать эту квартиру. Это мое наследство. Память о бабушке. Меня здесь все устраивает. Район, соседи, поликлиника рядом.
— Память! — фыркнула она. — Память в сердце должна быть, а не в стенах! Ты эгоистка, Алина. О себе только думаешь. А о сыне? О муже? Витя страдает в этих стенах! У него депрессия начинается! Он себя тут приживалом чувствует!
— Почему приживалом? Это наш общий дом.
— Нет, милочка. Это ТВОЙ дом. Ты ему при каждой ссоре этим тычешь. "Моя квартира, мои правила".
— Я никогда так не говорила!
— Говорила, не говорила... Он так чувствует! Мужчина должен быть хозяином. А тут он кто? Гость.
Вечером пришел Виктор. Он был мрачнее тучи.
— Мать была? — спросил он, едва переступив порог.
— Была.
— Говорила про новостройку?
— Говорила. Витя, я не хочу переезжать.
Он швырнул ключи на тумбочку с таким звоном, что Миша в детской заплакал.
— Ну конечно! Ты ничего не хочешь! Тебе плевать на мои чувства!
— Тише! Ребенка разбудишь. Причем тут твои чувства?
— Притом! — он понизил голос до зловещего шепота. — Я здесь никто. Ноль без палочки. Я гвоздь не могу забить без твоего разрешения!
— Какой гвоздь я тебе запретила забивать?!
— Это образно! Алина, пойми. Мы — семья. ОДНА семья. У нас должно быть все общее. А ты держишься за эту халупу, как за спасательный круг. Ты что, пути отхода готовишь? Разводиться собралась?
— Что за бред?
— Не бред. Мама права. Если бы ты меня любила, ты бы хотела, чтобы мне было комфортно. А мне тут... душно. Эти стены давят. Этот запах старья... Я хочу нормальный, современный дом! Новый! С чистого листа!
Он подошел ко мне, обнял. Его гнев сменился жалобностью.
— Алинка, ну посмотри. Трешка! Огромная кухня-гостиная. Два санузла. У Мишки будет своя комната, у нас — спальня, и еще кабинет мне! Я буду там работать, зарабатывать миллионы... Ну? Давай хотя бы посмотрим? Просто съездим, глянем?
Я сдалась. Ладно, посмотреть можно. За просмотр денег не берут.
В субботу мы поехали в "ЖК Солнечный".
Комплекс действительно был красивый. Панорамные окна, детские площадки, фонтан во дворе. Квартира, которую нам показала вертлявая риелторша Ларочка (подруга свекрови), была просторной, хоть и бетонной коробкой.
— Тут вы сделаете ремонт под себя! — щебетала Ларочка. — Свободная планировка! Хотите — арку, хотите — колонны!
Витя ходил по бетону с горящими глазами.
— Вот тут поставим диван... Тут плазму... Алин, смотри, какой вид! Весь город как на ладони!
Я смотрела в окно. Вид был красивый. Но сердце ныло.
— Ну что? — спросила Нина Семеновна, которая, конечно же, поехала с нами. — Берем? Такой вариант уйдет за два дня! У меня Ларочка его для нас держит только по старой дружбе.
— Сколько? — спросила я.
Ларочка назвала сумму. У меня закружилась голова.
— Это в два раза дороже, чем стоит моя квартира.
— Ну, не в два, — вмешался Витя. — Свою продадим за десять. Эта стоит пятнадцать плюс ремонт. Пять миллионов найдем. Ипотеку возьмем, мама добавит.
— Ипотеку я не потяну, я в декрете, — сказала я.
— Я возьму на себя! — Витя ударил себя в грудь. — Я мужик или нет?
— Алина, не будь занудой, — вмешалась свекровь. — Дело-то выгодное. Инвестиция! Недвижка только дорожает.
Мы вернулись домой. Началась массированная обработка.
Нина Семеновна звонила по пять раз на дню. Присылала ссылки на дизайны интерьеров. Витя ходил шелковый, заглядывал в глаза, дарил цветы.
— Алин, ну пожалуйста. Ну давай рискнем. Ради сына. Ради нашего будущего. Я тебе обещаю, я буду пахать как проклятый, закроем ипотеку за пять лет.
И я... я почти сломалась. Я так хотела, чтобы он был счастлив. Чтобы в семье был мир. Чтобы свекровь перестала пилить меня.
Но червячок сомнения все же точил.
Я решила позвонить маме. Она жила в другом городе, за триста километров.
— Алло, доченька! — голос мамы был радостным. — Как вы там? Как Мишутка?
— Привет, мам. Все хорошо. Миша растет.
— А голос почему грустный? Случилось чего? С Витей поссорились?
Я набрала в грудь воздуха, чтобы все рассказать. Про давление, про "тесно", про новостройку за пятнадцать миллионов. Про то, что они хотят продать бабушкину (ее мамы!) квартиру.
Но потом представила, как мама схватится за сердце. У нее давление, аритмия. Она так радовалась, когда я вышла замуж. "Витя хороший парень, серьезный". Зачем ее расстраивать?
— Нет, мам, все нормально, — соврала я. — Просто устала немного. Погода пасмурная.
— Ну ты держись. Ты же у меня умница. А Витю береги, мужики нынче товар штучный.
— Берегу, мам.
Я положила трубку и почувствовала себя еще более одинокой. Я не могла никому сказать. Подруги? У всех свои проблемы. Да и стыдно признаваться, что муж, по сути, шантажирует тебя разводом ради квартиры.
В один из вечеров Нина Семеновна пришла с тортом.
— Отпраздновать решение! — заявила она с порога. — Я знаю, Алина умная девочка, она согласится.
Мы сели пить чай.
— Значит, схема такая, — деловито начала свекровь, доставая блокнот. — Алину квартиру выставляем завтра. Ларочка уже нашла покупателя, дают хорошую цену, но надо быстро, у них наличка. Продаем, деньги сразу вносим за трешку.
— А на кого оформлять будем? — спросила я. Это был ключевой вопрос.
В комнате повисла тишина. Витя отвел глаза. Нина Семеновна скривилась, как от зубной боли.
— Ох, Алина... Ну что за мещанство? Какая разница, на кого? Мы же семья! Но... есть нюанс.
— Какой?
— Ты сейчас в декрете. Иждивенка, по сути. Банк может не одобрить сделку, если ты будешь созаемщиком или собственником. Им нужны справки 2-НДФЛ, подтверждение дохода... А у тебя только пособие.
— И что вы предлагаете?
— Оформим на Витю. Он работающий, у него кредитная история хорошая. И потом, это упростит получение налогового вычета. Витя получит вычет, купим мебель!
— То есть, — я медленно отставила чашку. — Я продаю свою ЛИЧНУЮ, добрачную квартиру. Вкладываю ВСЕ деньги в новую. А новая оформляется на Витю? И если, не дай бог, развод...
— Какой развод?! — взвизгнула Нина Семеновна. — Ты что каркуша? Мы о счастье говорим, а она о разводе! Вот видишь, Витя? Я же говорила! Она тебе не доверяет! Она уже лыжи намылила!
— Алин, это обидно, — сказал Витя тихо. — Ты правда считаешь, что я тебя кину? Я? Твой муж? Отец твоего ребенка?
— Я не считаю. Но жизнь есть жизнь.
— Тогда давай так, — быстро сказала свекровь. — Чтобы тебе было спокойнее. Оформим на меня! Я человек старой закалки, честный. А потом, через годик, когда ты на работу выйдешь, перепишу на Мишеньку. Дарственную сделаю. Идет?
Это звучало еще бредовее.
— Нет, — сказала я твердо. — Если покупаем, то оформляем в долевую собственность. Пропорционально вложенным средствам. Моя квартира — это 70% стоимости новой. Значит, 70% мои.
Свекровь побагровела.
— Ты... Ты меркантильная...
Скандал был грандиозный. Нина Семеновна кричала про неблагодарность, про то, что я "душу Витю", что я "жадная курица". Витя молчал, но смотрел на меня с ненавистью.
В итоге они ушли, хлопнув дверью (Нина Семеновна увела Витю "успокоить нервы").
Я осталась одна. Плакала, обнимая Мишку. Может, я правда неправа? Может, надо доверять? Они же родные люди...
Через два дня они вернулись к разговору. Но уже мягче.
— Алин, прости маму, — сказал Витя. — Она погорячилась. Она просто хочет как лучше. Давай сделаем так. Оформим на Витю, но мы пойдем к нотариусу и напишем брачный договор. Что в случае развода квартира делится. Или расписку напишем. Юрист сказал, так можно.
— Брачный договор? — я удивилась. Витя всегда был против бумажек.
— Да. Чтобы ты была спокойна. Я готов на все, лишь бы мы переехали. Ну пожалуйста, любимая. Ларочка говорит, та квартира уйдет завтра к вечеру. Там уже другие покупатели в очереди стоят!
Я колебалась. Брачный договор — это гарантия.
— Хорошо. Я подумаю. Завтра скажу.
На следующий день Нина Семеновна пришла "помогать с Мишенькой", пока я сбегаю в аптеку и магазин.
— Иди, иди, деточка, развейся, — ворковала она. — А мы с внучком поиграем. Витя сейчас подъедет, документы привезет, покажет тебе черновик договора этого... брачного.
Я оделась, взяла сумку. Миша спал в своей кроватке в детской.
— Я быстро, — сказала я. — Если проснется, там водичка на столике.
Я вышла из квартиры, спустилась на один пролет... И поняла, что забыла телефон. Вернулась.
Дверь я открыла своим ключом, тихо, чтобы не разбудить Мишу.
В квартире было тихо. Из детской доносились голоса. Они говорили шепотом, но дверь была приоткрыта.
Я хотела войти, но тут услышала:
— ...да она дура набитая, Витя. Поверила про брачный договор!
Я замерла. Это был голос свекрови.
— Мам, ну а вдруг она пойдет к юристу проверять? — голос Вити был нервным. — Этот договор, который Ларочка скачала из интернета... он же филькина грамота. Если суд, его признают недействительным, потому что он не заверен правильно, или там пункты противоречат кодексу...
— Кто его признает?! — перебила свекровь. — Она в этом ничего не понимает. Подпишет и успокоится. Главное — продать эту халупу! Как только сделка пройдет, деньги капнут на счет застройщика, а квартира будет на ТЕБЕ... Все. Она в капкане.
— А если она откажется выписываться отсюда до сделки?
— Не откажется. Ларочка ей скажет, что это требование покупателя. Выпишется "в никуда", типа в новую пропишется. А в новую мы её не пропишем. И Мишку тоже пока не будем, скажем — сложности с документами. Пускай у матери своей в деревне прописывается.
У меня похолодело внутри.
— Жалко её немного, — протянул Витя. — Все-таки жена...
— Жена! — фыркнула Нина Семеновна. — Какая она тебе жена? Обуза! Сидит на шее, командует. Квартирой попрекает. Вот продадим, купим трешку, ты станешь Хозяином! Поживете полгодика, для вида. А потом — развод. Причину найдем. Скажем, характер не сошлись. Или что она гуляет. И все. Ты в шоколаде, в новой квартире. А она... Ну, пусть снимает. Или к родителям едет. Ребенка, кстати, можно будет отсудить, у тебя жилплощадь будет позволять, а у нее — нет.
— Ну, Мишку я бы ей оставил, — великодушно сказал Витя. — С ним возни много. Но алименты пусть платит.
Я стояла в прихожей, прижимая руку ко рту, чтобы не закричать. Меня трясло.
Они не просто хотели отобрать квартиру. Они планировали выкинуть меня на улицу. Оставить без жилья, без прописки, с ребенком на руках. И, возможно, даже ребенка отобрать (или шантажировать им).
Мой "любящий" муж. Моя "заботливая" свекровь.
Взгляд упал на тумбочку в прихожей. Там стоял родительский блок радионяни. Я его всегда брала с собой на кухню, когда Миша спал. И сейчас он был включен. Я могла все это слышать, даже не входя в квартиру, если бы была на кухне... Но я была здесь.
Хотя... Радионяня!
Я тихо, на цыпочках, подошла к тумбочке. Огонек "запись" не горел (это была простая модель, только звук). Но у меня в кармане был диктофон (я всегда носила его, чтобы записывать "перлы" Миши или свои мысли, привычка еще с университета).
Я включила диктофон на телефоне и поднесла его к динамику радионяни.
— ...Ларочка сказала, что покупатель на её квартиру реальный, — продолжала вещать свекровь. — Дает задаток уже завтра. Надо ковать железо, пока горячо! Сегодня вечером дожимай её. Скажи: "Люблю, трамвай куплю, все для тебя". Поплачь, если надо. Ты у меня артист.
— Ладно, — вздохнул Витя. — Поплачу. Хотя противно. Она в последнее время какая-то... уставшая, неухоженная. Смотреть не на что. То ли дело Ленка с работы.
— Вот получишь квартиру — будет тебе и Ленка, и Машка. Мужик с квартирой — завидный жених! А с этой мымрой каши не сваришь.
Я выключила диктофон. Достаточно.
Я вышла из квартиры так же тихо, как вошла. Спустилась на первый этаж. Села на лавочку у подъезда. Меня тошнило.
Мир рухнул. Тот мир, который я строила, берегла, любила. Оказалось, это была декорация. А за ней — гниль.
Я сидела минут десять, дышала морозным воздухом. Мне нужно было успокоиться. Собраться. У меня сын. Я не имею права раскисать.
Я набрала номер папы.
— Пап, привет. Ты можешь сейчас приехать? Срочно. Да. И дядю Колю возьми, если он свободен. Мне нужна помощь. Мужская сила. Вещи вынести. Чьи? Витины.
Потом я пошла в магазин. Купила хлеба, молока. И торт. Большой, шоколадный.
Поднялась в квартиру.
Открыла дверь. На этот раз громко, с шумом.
— Я пришла! — крикнула я весело.
Витя выскочил из детской, на ходу натягивая улыбку любящего мужа.
— Алинка! Блин, как быстро! Мы даже соскучиться не успели. Мишка спит как сурок.
Нина Семеновна выплыла следом, елейная, как патока.
— Ой, тортик! Умница! Чувствует сердце, что повод есть! Ну что, попьем чайку и обсудим детали? Витя договор привез.
Мы прошли на кухню. Я поставила торт на стол. Разрезать не стала.
— Садитесь, — сказала я.
Они сели. Витя потянулся к моей руке.
— Малыш, ты какая-то бледная. Замерзла?
Я отдернула руку.
— Нет. Я просто прозрела.
— В смысле? — не поняла свекровь.
Я достала телефон.
— Прежде чем мы начнем резать торт и обсуждать "детали", я хочу, чтобы вы кое-что послушали.
Я включила запись.
На кухне зазвучал голос Нины Семеновны, искаженный помехами радионяни, но абсолютно узнаваемый:
*"...Главное — продать эту халупу! Как только сделка пройдет, деньги капнут на счет застройщика, а квартира будет на ТЕБЕ... Все. Она в капкане..."*
Лицо свекрови пошло красными пятнами. Витя побелел как мел.
*"...Поживете полгодика, для вида. А потом — развод. Причину найдем..."*
*"...Обуза! Сидит на шее, командует..."*
*"...Вот получишь квартиру — будет тебе и Ленка, и Машка..."*
Я нажала на стоп.
Тишина была звенящей. Слышно было, как гудит холодильник и как тикают часы.
— Это... это монтаж! — первой опомнилась свекровь. — Это нейросеть! Сейчас что угодно можно подделать! Ты это специально сделала, чтобы нас поссорить!
— Мама, заткнись, — тихо сказал Витя. Он смотрел в стол.
— Что "заткнись"? — взвизгнула она. — Сынок, ты что, позволишь ей...
— Вон, — сказала я.
— Что?
— Вон из моего дома. Оба.
— Алина, подожди, — Витя поднял голову. Глаза у него были полны ужаса. — Это не то... Мы просто шутили! Это такой... стресс-тест! Мы проверяли твою реакцию!
— Стресс-тест? — я усмехнулась. — Ну, поздравляю. Тест пройден. Результат: вы оба — мрази.
— Да как ты смеешь! — Нина Семеновна вскочила, опрокинув стул. — Я тебя выведу на чистую воду! Ты неблагодарная дрянь! Мы хотели тебе добра, жилья нормального!
— Вон!!! — заорала я так, что сама испугалась.
В дверь позвонили. Это приехал папа с дядей Колей.
— Что тут за шум? — спросил папа, входя в кухню и оценивая обстановку. — Алина, кто кого обижает?
— Никто, пап. Просто гости уходят. Навсегда. Помогите Виктору собрать вещи.
Витя пытался сопротивляться, что-то блеял про "давай поговорим", "ты все не так поняла". Но дядя Коля (бывший боксер) просто молча положил ему руку на плечо и мягко направил в сторону спальни.
— Давай, парень. Не задерживай добрых людей.
Через час их не было.
Витя ушел с двумя чемоданами и пакетом с носками. Нина Семеновна уходила, проклиная меня, мой род и мою "халупу", обещая, что я "сгнию тут одна с прицепом".
Я закрыла за ними дверь. Заперла на все замки.
И сползла по стене на пол.
Меня накрыло. Я ревела белугой, выла в голос. От обиды, от боли, от страха. Как я могла жить с этим человеком? Как я могла спать с ним, рожать от него, доверять ему?
Но потом... потом пришло облегчение.
Я представила, что было бы, если бы я забыла телефон. Если бы не вернулась. Если бы не услышала.
Я бы продала бабушкину квартиру. Мы бы переехали. Я бы жила в иллюзии "счастливой семьи". А потом... потом меня бы вышвырнули. И я бы осталась ни с чем.
А теперь...
Я встала. Вытерла слезы.
У меня есть квартира. Моя крепость. У меня есть сын. У меня есть замечательные родители. У меня есть я — не глупая, как оказалось, и сильная.
Я подошла к окну. Витя и его мама грузили чемоданы в такси. Они ругались. Свекровь размахивала руками, тыкала Витю в грудь. Витя огрызался.
Там, в такси, начиналась их "счастливая жизнь" в тесной двушке. Две хозяйки на одной кухне. И неудавшийся "олигарх", упустивший свой шанс.
А у меня все будет хорошо.
Я пошла в детскую. Миша проснулся и стоял в кроватке, улыбаясь.
— Ма-ма! — сказал он.
— Да, сынок. Мама здесь. И мама никому нас в обиду не даст.
И радионяню я теперь далеко не убираю. Полезная вещь, как выяснилось. Не только детей слушать, но и крыс.