Ольга Николаевна ненавидела меня тихо, но методично. Как вода точит камень.
— Катенька, — говорила она, поджимая губы, когда я ставила перед ней чашку чая. — Ты опять купила этот дешевый сервиз? У нас в семье принято пить из фарфора. Хотя, откуда тебе знать... В твоей деревне, наверное, и из эмалированных кружек пили.
Я молчала. Я действительно была из маленького городка, а Ольга Николаевна — коренная москвичка, жена профессора (правда, покойного), дама с претензией на аристократизм. Мой муж, Олег, был её единственным сыном, её "солнышком", которое она, по её мнению, бездарно профукала, отдав "этой серой мыши".
Мы жили отдельно, но Ольга Николаевна присутствовала в нашей жизни постоянно. Звонки, визиты, проверки.
— Олег, ты похудел! — восклицала она, щупая его бока. — Катя тебя совсем не кормит? Или кормит полуфабрикатами?
— Мам, я в спортзал хожу, — оправдывался Олег.
— Спортзал... — фыркала она. — Это от недоедания. Мужику мясо нужно, а не твои эти... смузи.
На самом деле, война началась давно. Еще с нашей свадьбы.
Я никогда не забуду тот день. Мы с Олегом были такие счастливые, влюбленные. Я в белом платье (не самом дорогом, мы копили на ипотеку), он в костюме. А Ольга Николаевна явилась в трауре. В черном бархатном платье в пол.
Гости шептались. "У кого похороны?" — спрашивали дальние родственники.
А она, когда ей дали слово для тоста, встала, драматично промокнула сухие глаза платком и сказала:
— Сынок. Я желаю тебе терпения. Много терпения. Оно тебе понадобится, чтобы нести этот крест.
В зале повисла тишина. Моя мама заплакала. Олег покраснел и крикнул: "Мама!".
— Что мама? — невинно хлопала она глазами. — Брак — это тяжкий труд. Особенно такой... неравный. Я просто реалистка.
А потом, когда родилась Лиза...
Она пришла в роддом с инспекцией. Долго рассматривала внучку, лежащую в кювезе.
— Хм, — наконец выдала она. — Нос картошкой. В нашу породу носы аристократические, с горбинкой. А тут... Рязань. Надеюсь, хоть умом в отца пойдет, а не в... родню матери.
Я тогда промолчала. Я была слишком слаба после родов. Но зарубку на сердце сделала. Эта женщина не остановится ни перед чем, чтобы ужалить меня.
Но самое страшное началось, когда я вышла на работу после декрета. Нашей дочке Лизе исполнилось шесть лет. Я устроилась администратором в салон красоты. Работа мне нравилась, коллектив был женский, веселый.
Ольга Николаевна восприняла это как личное оскорбление.
— Салон красоты? — переспросила она, брезгливо морщась. — Это где волосы стригут и ногти пилят? Обслуга? Олег, твоя жена — обслуга?
— Мам, это престижный салон, — защищал меня Олег. — И зарплата хорошая.
— Зарплата... — протянула свекровь многозначительно. — Знаем мы, за что там в салонах доплачивают. Чай, кофе, потанцуем... Клиенты-то мужчины бывают?
— Бывают, — честно сказала я. — Но я на ресепшене.
— Вот именно. Лицо заведения. Заманиваешь.
Она начала капать Олегу на мозги. По капле.
— Ты видел, как она вырядилась сегодня? — шептала она ему, когда я выходила из комнаты. — Юбка выше колен. Это для кого? Для тебя? Ты на работе, она тебя не видит. Значит, для других.
— Мам, это дресс-код, — отмахивался Олег. Но я видела, что зерно сомнения посеяно. Он стал чаще звонить мне на работу, спрашивать, чем я занята, почему голос веселый.
А потом случилась история с цветами.
Была среда. Я пришла домой пораньше, Олег уже был дома. На столе в гостиной стоял огромный букет красных роз.
— Ого! — обрадовалась я. — Олег, это мне? Какой шикарный! Спасибо, милый!
Я потянулась поцеловать мужа, но он отшатнулся. Лицо у него было серое.
— Не притворяйся, — буркнул он. — Это не я.
— А кто? — я растерялась.
— Это тебе курьер принес. Полчаса назад.
Я подошла к букету. В цветах торчала записка. Я развернула её.
"Спасибо за незабываемую ночь. Твой Тигр".
У меня глаза полезли на лоб.
— Какой Тигр? Какая ночь?
В дверях появилась Ольга Николаевна.
— Что, Катенька? Тайное становится явным? — она скорбно покачала головой. — Бедный мой сын. Я ему дверь открыла, курьеру-то. Он говорит: "Это для Екатерины, лично в руки". А я говорю: "От кого?". А он ухмыляется: "От Тигра".
— Это ошибка! — закричала я. — Олег, я не знаю никакого Тигра!
— Ошибка? — Олег схватил записку. — Адрес наш. Имя твое. И курьер знал, что ты замужем, раз ухмылялся. Значит, ты ему жаловалась на мужа-тирана?
— Олег, подумай головой! Зачем любовнику слать цветы домой, мужу на глаза?! Это бред!
— Наглость это, а не бред! — вставила свекровь. — Потеряли стыд совсем. Думают, муж — лопух, всё стерпит.
Мы ругались до ночи. Я плакала, клялась, что это чья-то злая шутка. Олег молчал и пил коньяк на кухне.
Утром я позвонила в службу доставки цветов (на упаковке был логотип). Спросила, кто заказчик.
— Заказ был сделан онлайн, — ответила девушка-оператор. — Оплата картой... Имя заказчика: Иван Иванов.
Никаких концов.
Но я заметила, что Ольга Николаевна, когда я ей об этом сказала, как-то странно улыбнулась.
— Ну конечно, Иванов. Стандартная фамилия для шифровки. Умный у тебя... этот. Тигр.
Отношения с Олегом трещали по швам. Он стал проверять мой телефон.
Каждый вечер он брал мой мобильник и листал переписки.
— Кто такой "Алексей работа"?
— Это поставщик косметики!
— А почему он тебе смайлики шлет?
— Это вежливость, Олег!
— Вежливость...
Атмосфера в доме была невыносимой. Я чувствовала себя как на минном поле.
Однажды я задержалась. У нас была инвентаризация. Пришла в девять вечера, уставшая, но довольная (нам выписали премию).
Дома меня ждал трибунал.
Ольга Николаевна сидела в кресле, Олег расхаживал по комнате.
— Где ты была? — спросил он резко.
— На работе, я же писала. Инвентаризация.
— Инвентаризация в пятницу вечером? — ядовито уточнила свекровь. — Как удобно. А почему от тебя пахнет мужским одеколоном?
Я понюхала свой рукав.
— Это не одеколон. Это наш новый ароматизатор для холла. "Свежесть океана".
— Океана... — хмыкнула она. — Скорее, "Свежесть любовника". Олег, ты слышишь? Она тебе врет в глаза.
— Мама, перестаньте! — я не выдержала. — Вы меня оскорбляете!
— Я просто открываю глаза своему слепому сыну!
Олег молчал. Он смотрел на меня с подозрением.
Еще через пару дней Ольга Николаевна устроила новый спектакль.
— Кать, я тут подумала... Может, я была неправа насчет твоей одежды. Ты молодая, тебе надо выглядеть ярко. Поехали в торговый центр? Я хочу сделать тебе подарок. Платье.
Я опешила. С чего такая щедрость? Но отказываться было неудобно.
Мы приехали в дорогой бутик. Ольга Николаевна бегала между вешалками с энергией локомотива.
— Вот! — она вытащила красное платье. Очень короткое, с глубоким декольте и открытой спиной. — Примерь!
— Ольга Николаевнам, это слишком... вульгарно. Я такое не ношу.
— Глупости! Это писк моды. Италия! Ты что, хочешь всю жизнь в серых мешках ходить? Порадуй мужа.
Она буквально втолкнула меня в примерочную.
Платье сидело... вызывающе. Я чувствовала себя голой.
— Великолепно! — всплеснула руками свекровь, когда я вышла. — Берем! Я плачу.
Вечером она настояла, чтобы я надела обновку к ужину.
— Покажи Олегу, какая ты красавица!
Я вышла в гостиную. Красная ткань обтягивала фигуру, декольте открывало больше, чем следовало. Я постоянно одергивала подол.
Олег поднял глаза от тарелки и поперхнулся.
— Это что?
— Это подарок мамы, — пролепетала я.
Ольга Николаевна сделала круглые глаза.
— Катя! Я же просила купить что-то скромное, элегантное! А ты выбрала... это?
— Что?! — я чуть не упала. — Вы же сами мне его всучили! Сказали, Италия, мода!
— Я? — она прижала руку к сердцу. — Сынок, ты слышишь? Я ей предлагала чудесный брючный костюм. А она вцепилась в этот... лоскуток. Сказала: "Хочу быть сексуальной". Я думала, для тебя. А теперь смотрю... Это же для клуба, Олег. Или для панели.
— Сними это немедленно, — процедил Олег. — Ты выглядишь как девка. Зачем тебе это? Для Тигра твоего?
Я убежала в спальню, сорвала с себя это проклятое платье и швырнула в угол. Свекровь снова меня подставила. И как виртуозно!
А через неделю Ольга Николаевна сменила тактику. Она стала ласковой.
— Катенька, я тут подумала... Что мы всё ссоримся? Давай мириться. Выходной скоро. Пойдем погуляем? В парк Горького. С Лизочкой. Погода чудесная, золотая осень. А Олег пусть отоспится, он же устал.
Я удивилась, но согласилась. Худой мир лучше доброй ссоры.
В субботу мы пошли в парк. Ольга Николаевна была сама любезность. Покупала Лизе мороженое, рассказывала истории про свою молодость.
— Ой, я забыла телефон в машине! — вдруг спохватилась она, когда мы дошли до набережной. — Катюш, постой тут с Лизой, я быстро сбегаю. Тут лавочка, посидите.
Она убежала.
Мы с Лизой остались стоять у парапета, кормили уток.
Вдруг ко мне подошел мужчина. Высокий, статный, в дорогом пальто.
— Девушка, простите, вы не подскажете, как пройти к "Гаражу"?
— Прямо и направо, — ответила я, не поворачиваясь.
— Спасибо. А вы... кажется, я вас знаю?
Он подошел ближе. Слишком близко.
— Мы не знакомы, — я отступила.
— Да нет же! Вы — Елена Прекрасная, верно? Из моих снов.
Он улыбнулся голливудской улыбкой и вдруг, словно споткнувшись, полетел на меня.
Я инстинктивно выставила руки, чтобы поддержать его или оттолкнуть. Он ухватился за мою талию, прижался щекой к моим волосам.
— Осторожно! — воскликнул он. — Простите, голова закружилась!
Это длилось секунды три. Я отпихнула его.
— Вы что, пьяный?!
— Нет-нет, давление... Простите, ради бога! Вы такая добрая... Можно я вас обниму в знак благодарности?
— Не надо меня обнимать! Идите, куда шли!
Я схватила Лизу за руку и потащила прочь.
Мужчина посмотрел нам вслед и... подмигнул? Мне показалось, или он подмигнул кому-то за моей спиной?
Ольга Николаевна вернулась через десять минут.
— Нашла! — она помахала телефоном. — Ну что, нагулялись? Поехали домой, я такой пирог испекла! Ужин устроим. Семейный.
Вечером за столом царила странная атмосфера. Олег был мрачен, Ольга Николаевна — торжественно-печальна.
— Что-то случилось? — спросила я, накладывая салат.
Ольга Николаевна тяжело вздохнула.
— Случилось, Катя. Случилось непоправимое. Я долго молчала. Я надеялась, что мне показалось. Что ты одумаешься. Но сегодня...
Она достала из сумочки конверт.
— Что это? — Олег напрягся.
— Это правда, сынок. Горькая, но правда. Твоя жена... Она не просто гуляет. Она делает это открыто. Нагло. Прямо при ребенке.
Она бросила на стол фотографии.
Я замерла.
На фото была я. И тот мужчина в парке.
Ракурс был выбран идеально.
Вот он наклоняется ко мне, их лица почти соприкасаются. Кажется, что он шепчет мне нежности.
Вот его руки на моей талии. Я держу его за плечи. Выглядит как страстное объятие.
Вот он прижимается щекой к моим волосам. Словно вдыхает их аромат.
И Лиза. Стоит рядом, смотрит на нас.
Фотографии были четкие, яркие. Как будто снимал профессионал.
— Ты... — Олег побледнел. Его руки затряслись. — Ты что... В парке? С любовником?!
— Олег, это не то, что ты думаешь! — закричала я. — Это случайно! Он споткнулся!
— Споткнулся?! — взвизгнула свекровь. — Катя, имей совесть! Он обнимает тебя, как родную! И ты не сопротивляешься! Ты держишь его! Посмотри на свои руки!
— Я его отталкивала!
— Отталкивала? — Олег схватил фото. — Ты смотришь ему в глаза! Ты улыбаешься! (На фото моя гримаса испуга действительно могла показаться странной полуулыбкой).
— Олег, клянусь! Я видела его первый раз в жизни!
— Мам, ты это видела? — спросил Олег глухим голосом.
— Видела, сынок, — Ольга Николаевна прижала платок к глазам. — Я шла с парковки... Смотрю — они стоят. Воркуют. Он её целует... Я остолбенела. Успела снять на телефон, чтобы ты поверил. А потом... потом я не выдержала, спряталась. Мне было так стыдно за неё! Перед людьми, перед Лизочкой! Ребенок стоит, а мать с хахалем милуется!
— Ты тварь, — прошептал Олег, глядя на меня. — Я пашу ради нас, я тебе верил... А ты... Собирай вещи. Вон отсюда. И дочь я тебе не отдам. Такая мать научит её... тому же.
— Олег! Ты с ума сошел?! Это подстава!
— Убирайся!! — он ударил кулаком по столу. Посуда звякнула.
Я заплакала. Это был конец. Против фото не попрешь. Свекровь победила.
И тут раздался тоненький голосок Лизы. Она всё это время сидела тихо, ковыряя вилкой в пироге.
— Пап...
— Лиза, не мешай! — рявкнул Олег.
— Пап, а почему бабушка врет?
В комнате повисла тишина.
— Что? — Олег повернулся к дочери.
— Лиза, деточка, кушай, — быстро сказала Ольга Николаевна, и голос её дрогнул. — Это взрослые разговоры.
— Ты врешь, бабушка, — спокойно сказала Лиза. — Ты не шла с парковки. Ты сидела в кустах. С большим фотоаппаратом.
— Каким фотоаппаратом? — нахмурился Олег. — Мама, ты сказала, на телефон сняла.
— Ну... на телефон! Ребенок путает!
— Нет, не путаю, — Лиза слезла со стула. — У тебя была большая черная штука. С трубой. Как у дяди, который нас в садике снимал.
Она подошла к отцу.
— И дядя тот... в пальто. Бабушка его знает.
— Откуда ты знаешь? — спросил Олег, присаживаясь перед ней.
— Мы когда шли в парк, дядя стоял у киоска с мороженым. Бабушка сказала нам подождать, а сама подошла к нему. Она дала ему красную бумажку. Денежку.
— Пять тысяч? — машинально спросил Олег.
— Наверное. Красную. И сказала: "Жди у фонтана. Как я махну платком — иди. И сделай всё натурально. Обними её крепко".
— Лиза!! — закричала свекровь. — Ты что такое говоришь?! Тебя мать научила?! Подговорила?!
— Мама не могла научить, — сказала Лиза, глядя на бабушку своими чистыми, огромными глазами. — Мама мороженое мне покупала, она не видела. А я видела. А потом дядя спросил: "А если она орать начнет?". А бабушка сказала: "Ничего, потерпишь. Главное — ракурс". Пап, что такое ракурс?
Олег медленно выпрямился.
Он посмотрел на фото. На идеальный "ракурс".
Потом на мать.
— Ракурс, значит? — тихо сказал он. — И "красная бумажка"?
— Сын, это бред! — Ольга Николаевна попятилась. — Она выдумывает! У детей фантазия!
— А еще, — добавила Лиза, добивая бабушку, — у дяди на руке была картинка. Синяя змея. Бабушка сказала: "Ой, какая наколка, зек что ли?". А дядя сказал: "Ошибки молодости, мадам".
Олег дернулся.
— Змея? На запястье?
— Ага.
Олег перевел взгляд на мать.
— Ты наняла актера? Или кого? Уголовника какого-то? Чтобы он мою жену лапал? Ради "ракурса"?
— Я... я хотела проверить её! — выпалила Ольга Николаевна, понимая, что отпираться бесполезно. — На верность! Если бы она была честной, она бы ему пощечину дала! А она стояла!
— Она вырывалась! — крикнул Олег. — Даже я вижу теперь, что она вырывается! А ты... Ты снимала. Из кустов. Мать, ты совсем больная?
— Я тебя спасала! Она тебе не пара! Она деревенщина! Она тебя не достойна! Я нашла тебе невесту, дочку генерала, а ты с этой...
— Вон, — сказал Олег.
— Что?
— Вон из моего дома. Сейчас же.
— Ты выгоняешь мать?! Из-за этой... Из-за шлюхи?!
— Не смей так называть мою жену. Вон! И забудь дорогу сюда. И внучку ты больше не увидишь. "Ракурс" она искала... Тьфу.
Свекровь ушла, проклиная нас до седьмого колена.
Олег долго сидел, опустив голову в руки. Потом подошел ко мне.
— Кать...
— Не надо, — сказала я. Меня трясло. — Ты поверил. Сразу. Ты даже не спросил меня. Ты назвал меня тварью.
— Прости. Я дурак. Я ревнивый идиот. Я... я заглажу. Всю жизнь буду заглаживать.
Я отстранилась.
— Не надо, Олег. Не сейчас. Мне больно.
— Я понимаю. Я... я посплю в гостиной.
— Да. Поспи.
Он спал на диване месяц.
Каждый вечер он приходил с цветами. Сначала я ставила их в вазу молча. Потом, через неделю, один раз швырнула букет в мусорное ведро.
— Зачем они мне?! — кричала я. — Ты думаешь, цветами можно заклеить то, что ты сказал?! "Тварь"? "Шлюха"?
— Я был не в себе, Катя! Мама... она так убедительно врала! И фото...
— Ты должен был верить мне! Мне, а не "ракурсам"!
— Я знаю. Я виноват. Убей меня, если хочешь. Но не гони. Я люблю тебя.
Он стал другим. Он перестал слушать маму (она звонила, пыталась прорваться, но он заблокировал её везде). Он стал внимательным, заботливым, как в первый год знакомства. Он гулял с Лизой, помогал мне по дому, готовил ужины.
Постепенно лед таял.
Однажды, спустя полгода, он принес не цветы. Он принес путевку.
— Кать... На море. В Турцию. Ты всегда хотела. Все вместе. С Лизой.
Я посмотрела на него. Он похудел, осунулся. Вина грызла его.
— Хорошо, — сказала я. — Поедем.
Мы не развелись. Ради Лизы. И потому что я его любила. Но доверие восстанавливалось долго. Годы ушли.
Зато теперь я точно знаю: у меня есть защитница. Моя маленькая Лиза. Которая знает, что такое ракурс и что такое правда.
А Ольга Николаевна, говорят, живет одна. И пишет жалобы в разные инстанции. На соседей, на ЖЭК, на правительство. Видимо, нашла себе новое развлечение.