В последние недели европейская политическая сцена напоминает плохо срежиссированный, но очень дорогой спектакль, в котором актёры говорят слишком громко, слишком синхронно и слишком уверенно для людей, которые действительно боятся того, о чём говорят. Генеральный секретарь НАТО призывает европейцев готовиться к большой войне, словно на дворе не XXI век, а чёрно-белые хроники прошлого. Немецкий канцлер без тени сомнений вытаскивает из исторического сундука образ Гитлера и примеряет его к российскому президенту. Британская пресса с холодным азартом считает будущие жертвы ядерного удара, словно речь идёт не о живых людях, а о статистике для очередного отчёта. И на этом фоне возникает простой, но неудобный вопрос, который всё чаще звучит даже в самой Европе: а они сами в это верят.
Истерика как система, а не случайность
Если собрать высказывания европейских лидеров за последние месяцы в одну ленту, становится очевидно, что перед нами не цепочка случайных эмоций, а выстроенная линия поведения. Слова о неизбежной войне, о необходимости срочно перевооружаться, о возвращении всеобщей воинской повинности звучат из разных столиц почти одновременно, словно кто-то заранее разослал методичку с одинаковыми формулировками и нужными акцентами. Такая согласованность редко рождается сама по себе, особенно в Европе, где даже вопросы длины огурцов когда-то вызывали годы споров.
Риторика обострилась именно сейчас не потому, что Россия внезапно изменила свою стратегию или подала какие-то новые сигналы, а потому, что европейские элиты вошли в полосу системного кризиса. Экономика буксует, промышленность теряет конкурентоспособность, избиратель устал от обещаний и всё чаще задаёт вопросы, на которые у власти нет честных ответов. В такой ситуации внешний враг становится универсальным объяснением всех проблем, а заодно удобным инструментом для дисциплины внутри общества.
Историческая память, которую стараются не вспоминать
Когда европейские политики призывают готовиться к войне «как во времена дедов», они удивительным образом забывают уточнить, по какую сторону фронта тогда находились их собственные страны. История «крестовых походов против большевизма», добровольческих дивизий СС и восточных кампаний сегодня почти не звучит в официальных речах, хотя именно она делает нынешние заявления особенно циничными. Память используется выборочно, вырезая неудобные страницы и оставляя только те фрагменты, которые помогают создать нужный образ России как вечной угрозы.
Этот избирательный подход рождает когнитивный диссонанс у тех, кто ещё помнит настоящую цену больших войн и понимает, что подобные призывы никогда не бывают безобидными. Для возрастной аудитории, которая выросла на рассказах очевидцев и семейных историях, подобная риторика звучит не как забота о безопасности, а как опасная игра с огнём.
Деньги, инвестиции и запах военного заказа
За громкими словами о защите демократии и европейских ценностей почти всегда следует тишина, когда речь заходит о деньгах, а именно там скрывается ключ к пониманию происходящего. Военно-промышленный комплекс, финансовые гиганты и инвестиционные фонды давно чувствуют себя в европейской политике как дома, а переход от мирной риторики к военной означает для них многомиллиардные контракты и гарантированные бюджеты на годы вперёд.
Разговоры о возвращении призыва и резком увеличении оборонных расходов возникают именно в тот момент, когда экономика требует сокращения социальных программ, а население всё громче протестует против роста цен и налогов. Страх становится товаром, который легче всего продать избирателю, если убедить его, что без новых танков и ракет он останется без будущего.
Когда даже внутри Запада звучат сомнения
Показательно, что трещины в этом нарративе появляются не где-нибудь на периферии, а в самих западных медиа и аналитических центрах. Британское издание UnHerd прямо назвало подобную риторику паранойей и задало вопрос, от которого европейские политики стараются уйти. Если они не верят в собственные слова, значит, они сознательно лгут своему электорату, подрывая саму основу демократического диалога. Если же верят, то ситуация выглядит ещё тревожнее, потому что речь идёт о людях, принимающих решения в состоянии коллективной истерии.
Этот момент становится переломным, потому что читатель понимает: сомнения существуют, они рациональны и они не имеют ничего общего с симпатиями к России. Это попытка вернуть разговор в поле логики, из которого его старательно выталкивают.
Почему версия о «нападении России» не выдерживает логики
Если отойти от эмоций и посмотреть на ситуацию холодно, версия о том, что России выгодно прямое военное столкновение с НАТО, рассыпается при первом же серьёзном анализе. Такой конфликт не приносит Москве ни экономических дивидендов, ни стратегических преимуществ, ни политических бонусов, а риски при этом колоссальны для всех сторон. Россия уже показала, что предпочитает действовать расчётливо и прагматично, а не в духе самоубийственных авантюр, которыми её пытаются пугать европейского обывателя.
Слово «абсурд» здесь оказывается самым точным определением, потому что страх строится не на фактах, а на образах, удобных для телевизионных студий и предвыборных трибун.
Настоящая цель большой истерии
Когда все элементы складываются в одну картину, становится ясно, что главная цель этой кампании заключается не в защите Европы от мифической угрозы, а в спасении самих элит от политического и экономического провала. Кризис доверия, усталость избирателей и необходимость объяснить новые расходы требуют простого и эмоционального ответа, и образ врага здесь подходит идеально.
Страх позволяет закрыть вопросы, отложить реформы и потребовать от общества жертв во имя безопасности, которая так и остаётся абстрактным обещанием. Европейские элиты боятся не России, а момента, когда им придётся честно признать собственные ошибки и ответственность за происходящее.
История показывает, что когда у политиков заканчиваются идеи и аргументы, они почти всегда достают из шкафа старый образ врага и начинают пугать им собственных граждан.
Вопрос лишь в том, сколько ещё европейцы будут платить за этот спектакль деньгами, свободой и будущим своих детей. Как вы думаете, евролидеры действительно верят в «российскую агрессию», или они просто боятся признаться в собственном провале?
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропускать новые материалы, и делитесь своим мнением в комментариях.