— Алин, мне правда плохо… Ну кто виноват, что приступы случаются именно перед походом в ЗАГС! Я не симулирую ни в коем случае! Просто… Вот так выходит, Алин. По независящим от меня обстоятельствам!
***
В коридоре хлопнула дверь. Муж вернулся. Алина не шелохнулась. Она слышала, как он тяжело дышит, сбрасывая кроссовки, как шуршит пакетом из аптеки. Опять.
— Алина, ты дома? — голос у него был сиплый, надломленный.
— Дома, — тихо ответила она, не поворачивая головы. — Где мне ещё быть?
Никита вошёл в спальню. Выглядел он, мягко говоря, неважно. Лицо бледное, под глазами залегли тени, волосы взлохмачены. Он плюхнулся в кресло у окна и начал распаковывать коробку с тонометром.
— Опять давление? — спросила Алина без сочувствия. Внутри у неё всё выгорело. Осталась только звенящая пустота.
— Скачет, — буркнул Никита, наматывая манжету на руку. — Мотор стучит, как бешеный. Ты же знаешь, я на нервах.
— На нервах, — эхом повторила она. — Мы все на нервах, Никита. До свадьбы две недели.
При слове «свадьба» Никита дернулся, и липучка на манжете с треском разошлась.
— Да какая к черту свадьба?! — взвился он, вскакивая с кресла. Тонометр полетел на пол. — Ты видишь, что со мной творится? Я же загнусь! Я в гроб лягу прямо в этом костюме, который ты мне выбрала! Не будет никакой свадьбы! Всё, отменяй!
Алина медленно перевела на него взгляд. Четвёртый раз. Это был четвёртый раз за последний месяц.
***
Всё начиналось совсем не так. Полгода назад Алина, рассудительная и практичная, продала свою «ласточку». Машинка была хорошая, но хотелось чего-то большего. Деньги она положила на депозит — пусть лежат, есть не просят. Алина вообще была девушкой основательной. Квартира у них была своя — папа Алины, человек старой закалки и широкой души, подарил дочери «двушку» на двадцатипятилетие. Живи — не хочу.
Никита появился в её жизни внезапно, как летний дождь. Весёлый, немного бесшабашный, с ямочками на щеках. Он переехал к ней через месяц. Жили душа в душу. Никита работал менеджером, звёзд с неба не хватал, но старался.
И вот, полгода назад, он завел тот самый разговор.
— Алин, ну что мы как неродные? — говорил он, помешивая ложкой чай. — У тебя деньги лежат, инфляция их жрёт. Я свою «старушку» продам. Возьмём нормальный аппарат. Кроссовер. Чтобы и в город, и на природу, и... ну, солидно, понимаешь?
Алина тогда засомневалась.
— Никит, так это ж кредит брать придётся. Моих и твоих не хватит на то, что ты хочешь.
— Ну и что? — горячился он. — Зато вещь! Я платить буду, ты же меня знаешь. Вместе потянем. Мы же семья? Или так, соседи?
Это «мы же семья» и сыграло решающую роль. Алина растаяла. Она любила его. Любила, когда он смешно морщил нос, когда готовил ей завтраки по выходным.
Купили. Черный, блестящий, огромный. Никита ходил вокруг машины, как кот вокруг сметаны. Сдувал пылинки. Кредит оформили на него, но платеж был внушительный, съедал добрую половину его зарплаты.
А потом Алина заговорила о главном.
— Никит, мы год вместе. Машина общая, квартира... ну, моя, но живём-то вместе. Я детей хочу. Семью хочу настоящую.
Никита тогда напрягся, но виду не подал.
— Ну... давай.
— И в ЗАГС надо, — гнула свою линию Алина. — Машина дорогая. Я хочу, чтобы всё по-честному было. В браке приобретено — значит, общее.
Она не говорила это вслух грубо, но Никита понял. Это был толчок. Подстраховка. И он сделал предложение. Без романтики, без колена, просто сказал за ужином: «Ну, давай поженимся, раз так надо».
Алина была счастлива. Она порхала. Ресторан, списки гостей, фотограф — лучший в городе. Платье она нашла такое, что дух захватывало. Нежное, воздушное, как облако.
А потом начался ад.
***
Впервые это случилось месяц назад. Они обсуждали меню в ресторане. Никита вдруг покраснел, схватился за грудь.
— Душно... Мне душно, Алина!
— Никит, что с тобой? — она испугалась не на шутку.
— Сердце... Давит... Вызывай скорую!
Приехали врачи. Смерили давление, дали таблетку под язык. Сказали — вегетососудистая дистония, нервы.
Как только врачи ушли, Никита сел на диван и заявил:
— Это всё из-за свадьбы. Я не вывезу. Слишком много людей, слишком дорого. Я не готов. Отменяй.
Алина тогда проплакала всю ночь. Утром, глотая слезы и стыд, начала звонить маме, подругам.
— Мам, мы... мы переносим. Да. Никита заболел. Серьезно. Нет, не вирус.
Через два дня он подошел к ней, виноватый, с букетом роз.
— Прости, зая. Накрыло. Я просто испугался. Всё будет. Я тебя люблю. Звони всем обратно.
И она позвонила. «Ой, теть Маш, всё в силе, ложная тревога». Ей было стыдно, но любовь перевешивала.
Второй раз случился из-за костюма. Брюки оказались чуть длиннее, чем нужно. Никита швырнул их в угол, заорал, что он выглядит как клоун, и снова «отменил» свадьбу. Снова скорая, снова корвалол, снова звонки.
Родственники уже начали шептаться. Подруга, Ленка, сказала прямо:
— Алин, он у тебя того? Кукухой поехал? Или издевается?
— У него стресс, — защищала его Алина. — Он ответственный очень. Переживает.
И вот — четвертый раз. Две недели до часа Икс.
***
Никита ходил по спальне, размахивая руками.
— Ты меня в могилу сведешь! Я не могу спать! Я думаю об этих кредитах, об этом банкете, о толпе твоих родственников, которые будут пялиться на меня и оценивать! «А достоин ли он нашей Алиночки?». Да пошли они все!
Алина молча встала. Подошла к шкафу. Открыла дверцу. Там, в белом чехле, висело её платье. Она провела рукой по прохладной ткани.
— Никита, — сказала она очень тихо.
Он замолчал, остановившись посреди комнаты.
— Что?
— Ты сейчас серьезно? Опять отменяем?
— Да! Я не могу! У меня давление сто шестьдесят! Ты хочешь вдовой остаться в день свадьбы?
Алина закрыла шкаф. Повернулась к нему. Внутри у неё было так пусто, что, казалось, если крикнуть, пойдет эхо.
— Хорошо. Отменяем.
Никита выдохнул, плюхнулся обратно в кресло.
— Вот и славно. Вот и хорошо. Распишемся потом, тихо, без шума. Зачем эта показуха?
— Нет, Никита. Ты не понял.
Она подошла к тумбочке, взяла свой телефон.
— Я не буду никому звонить. Не буду ничего отменять.
— В смысле? — он уставился на неё, не понимая. — Ты же слышала...
— Я слышала. Я четыре раза это слышала. Я устала, Никит. Я измучилась. Мне стыдно. Мне перед людьми стыдно, перед родителями. Но больше всего мне стыдно перед собой. Что я позволяю так с собой обращаться.
— Да как я обращаюсь?! — возмутился он. — Я болею!
— Ты не болеешь. Ты трусишь. Ты истеришь, как капризная барышня. Ты мужик или кто? Мы год живем. Квартира есть, машина есть. Чего тебе не хватает? Смелости?
Никита покраснел.
— Ты меня попрекаешь? Квартирой своей? Я знал! Я знал, что ты будешь этим тыкать! Я здесь никто, да? Примак?
— Я никогда тебе этого не говорила! — крикнула Алина. Слезы все-таки брызнули из глаз. — Я всё для нас делала! Я машину купила, чтобы ты доволен был! Я свадьбу эту готовила, ночами не спала! А ты... Ты просто вытираешь об меня ноги. Своими «хочу — не хочу».
— Ах так... — Никита вскочил. — Значит, вытираю? Ну и отлично. Тогда тем более не будет никакой свадьбы. Я ухожу.
— Иди, — сказала Алина.
Она ждала, что он сейчас остановится. Скажет, что погорячился. Как обычно.
Но Никита, закусив губу, начал хватать вещи. Джинсы, футболки, зарядку для телефона. Пихал всё это в спортивную сумку, злобно сопя.
— Я поживу у Сереги. Мне надо успокоиться. А ты подумай над своим поведением. Довела мужика до гипертонического криза.
Он вышел в коридор. Алина стояла в спальне, не двигаясь. Хлопнула входная дверь.
В наступившей тишине Алина услышала, как тикают часы на стене. Тик-так. Тик-так. Время шло. Две недели до свадьбы, которой не будет.
***
Она не стала никому звонить. Просто легла на кровать, прямо поверх покрывала, и лежала. Час, два. Потом встала, умылась холодной водой.
Набрала номер Ленки.
— Привет. Слушай, приезжай. С «пенным» и чипсами. Нет, не празднуем. Поминаем мою личную жизнь.
Ленка примчалась через полчаса. Слушала молча, только хрустела чипсами и качала головой.
— Ну и козёл, — резюмировала она. — Алинка, может, оно и к лучшему? Ну представь, вы поженитесь, дети пойдут. Ребенок заплачет ночью, а у папы давление? «Я не могу, у меня стресс, сдавай ребенка обратно»?
— Я люблю его, Лен, — Алина шмыгнула носом. — Он же хороший был. Заботливый. Это всё машина эта проклятая, кредит. Он боится не потянуть.
— Если боится — пусть ртом говорит, а не концерты устраивает. Истеричка он у тебя.
Они просидели до полуночи. Алина немного успокоилась. Решение пришло само собой.
Утром она поехала в ресторан. Администратор, милая девушка с блокнотом, улыбнулась ей.
— Доброе утро! Вы меню уточнить?
— Нет, — твердо сказала Алина. — Я хочу отменить банкет.
— Ой... Совсем? У нас неустойка будет, вы же понимаете...
— Понимаю. Считайте.
Потом был фотограф, ведущий, флорист. Алина теряла деньги, много денег, но ей было все равно. Она отрезала пути к отступлению.
Последним пунктом была машина. Та самая, черная, блестящая. Она стояла на парковке. Ключи были у Никиты (второй комплект), но документы — у Алины.
— Пусть подавится, — прошептала она, глядя на автомобиль. — Хотя нет. Кредит-то платить надо.
***
Прошла неделя. Никита не звонил. Алина тоже. Она ходила на работу, улыбалась через силу, отвечала на вопросы коллег уклончиво: «Всё в процессе».
Родителям она так и не сказала. Не могла. Язык не поворачивался.
В пятницу вечером, ровно за неделю до даты, которая теперь ничего не значила, раздался звонок в домофон.
Алина посмотрела на экран. Никита.
Сердце предательски ёкнуло, подпрыгнуло и упало куда-то в желудок.
— Кто? — спросила она, хотя и так знала.
— Открой. Разговор есть.
Он поднялся на этаж. Алина ждала его у открытой двери.
Никита выглядел... странно. Не так, как обычно. Не было той напускной бравады или, наоборот, страдальческого вида. Он был просто уставшим и каким-то притихшим.
В руках он держал пакет.
— Привет, — сказал он, не переступая порог.
— Привет. За вещами? Я собрала остальное, в коробке стоит.
— Нет. Не за вещами.
Он прошел в коридор, поставил пакет на пол. Из пакета торчало горлышко «беленькой» и какая-то закуска.
— Я поговорить хочу. Спокойно. Без давления и без истерик. Можно?
Алина пожала плечами и ушла на кухню. Никита поплелся следом.
Они сели за стол.
— Я у Сереги жил, — начал он, глядя на скатерть. — Думал много. Серега мне мозги вправил. Жестко так вправил.
— И что сказал Серега?
— Сказал, что я дурак. Что такую бабу... женщину, как ты, поискать надо. Что я с жиру бешусь.
Никита поднял на неё глаза. В них было столько тоски, что Алина невольно сжала руки под столом.
— Алин, я правда испугался. Понимаешь? Меня накрыло. Эта машина, кредит этот конский... Я смотрю на неё и думаю: а если меня уволят? А если я заболею? А ты... ты такая уверенная, у тебя квартира, ты всё решаешь. Я себя чувствую... ну, не мужиком. Приживалкой какой-то. И эта свадьба... Мне казалось, что я в ловушку попадаю. Что я теперь всем должен.
— И поэтому ты решил меня унижать? — тихо спросила Алина. — Отменять всё, позорить перед родней?
— Я не хотел унижать. Я просто паниковал. Как пацан. Я думал, если отменю, то легче станет. Давление спадет.
— Стало легче?
— Нет, — он мотнул головой. — Хуже стало. Я без тебя не могу, Алин. Я там, у Сереги, на диване лежу, в потолок плюю, а мне выть хочется. Я привык, что ты рядом. Что пахнет вкусно. Что мы смеемся.
Он полез в карман и достал мятую бумажку.
— Вот.
— Что это?
— Справка. От врача. Я ходил к кардиологу и к психотерапевту.
Алина удивленно взяла листок.
— Психотерапевту?
— Ну да. Серега заставил. Врач сказал, у меня панические атаки. На фоне стресса и низкой самооценки. Прописал таблетки. И сказал, что с головой надо дружить.
Никита вдруг встал, обошел стол и опустился перед ней на колени. Прямо на кухонный линолеум.
— Алинка... Прости меня. Я идиот. Я знаю, что достал тебя. Знаю, что стыдно. Но я люблю тебя. Правда люблю. Я готов лечиться, готов работать на трех работах, чтобы этот кредит закрыть быстрее. Только не гони.
Алина смотрела на него сверху вниз. На его вихрастую макушку, на дрожащие руки, которые он положил ей на колени.
— Я всё отменила, Никит. Ресторан, фотографа. Всё.
Он замер. Поднял голову.
— Совсем?
— Совсем. Я потеряла кучу денег на задатках.
— Плевать на деньги, — быстро сказал он. — Я заработаю. Я отдам.
— Свадьбы не будет, Никита. Такой, как мы планировали. Пышной, с гостями. Я не могу. Я не хочу видеть эти косые взгляды родственников, не хочу отвечать на вопросы. У меня сил нет на праздник.
— И не надо! — он схватил её ладони и прижал к своему лицу. — Не надо пышной! Давай просто распишемся? Вдвоем. В джинсах. И уедем куда-нибудь на выходные. На машине этой чертовой. На речку, с палаткой. Или в отель за город.
Алина молчала. Внутри неё боролись обида и то самое чувство, которое заставляло её терпеть все эти месяцы.
— Ты обещаешь, что больше никаких концертов? — спросила она строго. — Что если тебе плохо или страшно, ты будешь говорить ртом, а не вызывать скорую?
— Обещаю. Клянусь. Я теперь на таблетках, я спокойный буду как слон. И к врачу буду ходить, прорабатывать... как это... инфантилизм.
Алина не выдержала и слабо улыбнулась.
— Инфантилизм, говоришь?
— Ага. Врач сказал, я не повзрослел. Пора взрослеть, Алин. Я хочу семью. С тобой.
Она вздохнула. Глубоко, освобождая легкие от тяжести, которая давила на них неделю.
— Вставай, горе луковое. Пол холодный.
Никита вскочил, подхватил её на руки и закружил по тесной кухне.
— Ты меня простила? Простила?
— Поставь на место! — засмеялась она. — Простила. Но отрабатывать будешь долго.
— Всю жизнь! — пообещал он.
***
В ЗАГС они пришли в следующую субботу. Вдвоем. Алина была в белом брючном костюме, Никита — в рубашке и джинсах. Никаких гостей, никакой помпы.
Когда регистраторша спросила: «Является ли ваше желание свободным и искренним?», Никита сжал руку Алины так, что у неё кольнуло пальцы, и громко, на весь зал, сказал:
— Да!
Они вышли на улицу мужем и женой. Солнце слепило глаза. Черный кроссовер ждал их на парковке.
— Ну что, жена? — Никита открыл ей дверь машины. — Куда едем?
— Домой, — сказала Алина, пристегиваясь. — А потом... потом к моим родителям. Надо же им сказать, что мы все-таки это сделали.
— Страшно, — признался Никита, заводя мотор. — Батя твой меня убьет.
— Не убьет. Я тебя защищу.
Он посмотрел на неё с такой благодарностью и любовью, что у Алины окончательно растаял лед в душе.
— Знаешь, — сказал он, выезжая на дорогу. — А машина-то классная. Мягко идет.
— Классная, — согласилась Алина. — Наша.
Они ехали по городу, и Алина думала, что иногда нужно все разрушить, отменить и довести до точки кипения, чтобы понять: мишура, гости и платья — это не главное. Главное — это уметь признавать свои ошибки и не отпускать руку того, кого любишь, даже если очень хочется дать ему подзатыльник.
Никита включил радио. Играла какая-то старая, добрая песня. Он начал подпевать, фальшивя, но с душой. Алина рассмеялась. Жизнь налаживалась. И давление, кажется, было в норме у обоих.
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.