В 1894 году один предприимчивый крестьянин из деревни Таганча, затерянной среди холмов Каневской волости Киевской губернии, решил сделать то, что на юге Руси делали не раз и не два. Курган — всего лишь удобная возвышенность, лишний бугор на поле, мешающий плугу. Если его срезать, земля станет ровнее, пашня — шире, а жизнь, возможно, чуть сытнее.
Курган молчал. Не сопротивлялся.
Но он ждал.
Когда лопата наткнулась на плотное дерево, крестьянин, должно быть, остановился. Вскоре под слоем земли показался большой деревянный ящик. Рядом — скелет коня, рассыпанные черепки, следы давнего ритуала. Всё это выглядело как обещание клада, как шепот удачи, обращённый к случайному копателю.
Он вскрыл ящик.
Внутри не было золота в привычном смысле. Там лежал человек. Воин. Костяк, собранный с тщательностью и почтением, окружённый вещами, каждая из которых говорила больше, чем любые слова.
На груди — тяжёлый золотой шейный обруч, гривна, знак статуса и власти. В руках — скипетр. Рядом — сабля в ножнах, украшенных серебром. Шлем. Кольчуга. Серебряные пуговицы, сломанная застёжка, позолоченный византийский медальон с изображением Христа. Большая серебряная чаша тончайшей византийской работы. Серебряные бляхи от щита. Золотые украшения налучья. Медный кистень. И — как будто нарочно — простые железные вещи: стремена, удила, даже серп.
Это было не просто погребение.
Это был рассказ, сложенный из металла, веры и крови.
Ошибка, которая стала удачей
Крестьянин не стал скрывать находку. Возможно, из страха. Возможно, из уважения. Возможно, из смутного ощущения, что перед ним — не его добыча. Он рассказал о кургане властям. Те — ученым.
И вот здесь началось настоящее недоумение.
Кто был этот человек?
На его шее нашли медные медальоны, один из которых безошибочно нес изображение Христа.
Воин был крещён — в этом сомнений не возникало. Более того, медальоны могли быть остатками барм — знаков достоинства, которые носила русская знать. Но сама работа, техника, художественный язык говорили скорее о Византии, чем о Руси.
А затем появился ещё один вопрос — куда более тревожный.
В захоронении находился церковный сосуд из серебра с позолотой и чеканкой, характерной… для Лотарингии XI–XII веков. Западная Европа. Католический мир. Чужая традиция.
Картина начинала рассыпаться.
Перед исследователями возникло погребение, в котором языческий, кочевнический, половецкий обряд соседствовал с артефактами православной Византии, католической Европы, Руси и — что особенно настораживало — мира, уже знавшего монгольское влияние.
Так не хоронили случайных людей.
Воин без имени
Мнения специалистов разошлись сразу.
Хойновский видел в погребённом печенега.
Арендт — викинга.
Позже, уже в советское время, С. А. Плетнёва предложила куда более сложную и, возможно, более точную версию: крещёный славянин с европеоидным черепом, погребённый по языческому обряду. Бродник. Человек границы. И, судя по богатству вещей, — не простой воин, а кошевой, военачальник.
Со временем стало ясно: перед археологами — одно из самых ярких и богатых погребений степного мира, сопоставимое с легендарным захоронением половецкого хана из Чингульского кургана.
Но Таганча не спешила раскрывать все тайны.
Скипетр, который не бил
Самой странной находкой оказался скипетр.
Он выглядел как булава, но с непривычно длинной рукоятью. Шаровидное яблоко сидело в коническом, украшенном каннелюрами переходнике. Основа — дерево, полностью обёрнутое серебряным листом.
Это был не боевой предмет.
И форма его была чужой для этих мест. Зато слишком хорошо знакомой для другой стороны света — Монголии и северного Китая. Такие булавы известны ещё со времён империи Ляо, эпохи киданей, чжурчжэней, тангутов. Позже — у Чингизидов, по всей территории их державы.
Это был знак власти. Жест. Символ.
А для боя у воина имелся другой аргумент — прекрасно выполненный медный кистень.
Железо, которое помнит руки
Кольчуга была уложена свернутой, словно её берегли даже после смерти.
Судить о точных размерах сложно, но специалисты сходятся: это была кольчужная рубаха до середины бедра, с рукавами до локтя и воротом. Кольца — круглые, штампованные и клепаные, покрытые медью.
Шлем же стал ключом ко всему захоронению.
Цилиндрический околыш — с розетками и следами арабской вязи, сегодня уже не читаемой. Весь шлем был покрыт медью — и снаружи, и изнутри.
Такая форма распространяется в южнорусских степях именно в золотоордынский период.
Ещё одна деталь: у шлема отсутствовала кольчужная бармица. Зато рядом находился кольчужный капюшон — элемент защиты, который начал широко применяться в империи Чингизидов после вторжения в Европу в XIII веке. Его плоские кольца с бортиками также были покрыты медью.
Скорее всего, шлем был изготовлен мусульманскими мастерами — иранскими, восточно-анатолийскими или джазирскими — по заказу монгольской знати.
Сабля без дороги
Сабля, лежавшая рядом с воином, тоже говорила о Золотой Орде. Хвостовик с двумя отверстиями для крепления черена имел характерный бортик. Крестовина — вытянутый ромб. Клинок — среднеизогнутый, однолезвийный, треугольный в сечении.
Но ножны удивляли: обложенные серебряным листом, они не имели обоймиц для подвеса. Вероятно, это были ритуальные ножны, изготовленные специально для погребения — взамен утраченных или повреждённых при жизни.
Даже в смерти воин соблюдал порядок.
Имя, растворённое во времени
Лишь в конце XX века археологи смогли всерьёз заняться этим захоронением. Шлем, например, был полностью расчищен только в 1970-е годы. Анализ находок позволил выдвинуть наиболее убедительную гипотезу: в кургане был погребён знатный половец, находившийся на службе у ханов Золотой Орды.
Не вся половецкая знать ушла под напором монголов. Многие остались. Приняли новую власть. Стали частью иной империи, не утратив своей памяти и своих символов.
Есть предположение, что здесь покоится половецкий хан Ульдамур — фигура, исчезающая из источников после 1280 года. Возможно, он погиб в сражении. Возможно, вместе с дружиной. Просто не повезло.
Курган молчал столетиями.
Но когда его вскрыли, он рассказал всё, что знал.
И, как это часто бывает, оставил больше вопросов, чем ответов.