К нам на электронную почту обратился тот самый Андрей Михайлович Буровский:
«Уважаемая администрация самого свободного в мире литературного ресурса! Как можно разместить информацию на Вашем ресурсе? Может ли это сделать простой российский писатель?»
Конечно, может. Немедленно публикуем текст, присланный Андреем Михайловичем.
Что я на самом деле сказал на писательском съезде
Моя речь на съезде писателей 8 декабря вызвала гораздо больше эмоций чем она того заслуживала. Это был экспромт, я почти не готовился и не написал текста речи. В результате мне частенько приписывают то, чего я не говорил, и игнорируют сказанное.
Приходится опубликовать моё выступление. Возможно, написанное отличается от сказанного на уровне запятых, но за смысл я полностью ручаюсь.
Итак, 8 декабря, в 13 часов 25 минут, я был встречен аплодисментами и сказал: «скоро вы мне перестанете аплодировать»
После чего произнёс:
Если мы пишем по-русски, мы уже наследники и продолжатели великой литературы – хотим мы того или нет. Если мы состоим в Союзе писателей России, мы – наследники Союза писателей СССР. Этот союз распался на рубеже 1980-х и 1990-х годов, но все «Союзы пишущих» – наследники СП СССР. Ведь все эти союзы основывались членами СП СССР.
Это делает нас людьми того цеха, который основывал Максим Горький. Можно как угодно относиться к его политической позиции и его личности, но он был писателем, которого читали буквально десятки миллионов. И не потому, что так велело начальство. Горький и стал интересен руководству СССР благодаря тому, что его читали миллионы.
То же самое скажу и о Булгакове, Фадееве, Ефремове, Раевском, Алексее Толстом, Симонове, а ближе к нам – о Распутине, Бондареве, Стругацких, Солоухине, Гранине, Шефнере и Нагибине. Впрочем, перечислять имена можно долго. Эти люди чрезвычайно разные и по взглядам, и по личностным качествам. Но это – писатели.
Такое наследие обязывает. Тем более, если мы находимся в одном цеху с этими великими именами. На мой взгляд, у объединённого Союза писателей России есть три важнейших проблемы… Об одной из них я скажу подробнее, две остальные скорее просто намечу.
Итак, основная проблема… В Союзе писателей громадного Китая состоит меньше 9 тысяч человек. В России численность населения в 10 раз меньше, а членов союза больше. Если брать и членов других союзов, то нас больше 40 тысяч. Откуда столько?! Писатель – профессия не массовая.
Во-первых, уже с конца 1980-х постарались разного рода компашки. В каждой компашке реализуется любимая игра нашей, извиняюсь за выражение, интеллигенции: ловить зелёных человечков. В четвёртом часу ночи, когда всё выпито, а враг ещё не найден, из-под кровати начинают лезть такие зелёные человечки… В одних компашках они называются семитами в других – антисемитами, но все они очень противные. Компашка принимает в ряды своих соратников, то есть в члены Союза писателей, борцов с той разновидностью зелёных человечков, которую ловит под кроватью. То есть по политическому, а скорее по групповому принципу.
Второй источник пополнения рядов – крайне низкий уровень требований к принимаемым. В числе требований совершенно отсутствуют требования активности и продолжения работы. За годы моего членства в Приёмной комиссии Союза писателей Санкт-Петербурга, лет за 9, мы приняли в члены союза около 130 человек. Если я потом видел 30 человек – это уже хорошо. Кто купил ресторан в Грузии, кто уехал в деревню и там собирает грибы – в любом случае он ничего больше не пишет.
У нас буквально полчища людей, которые высоко вздымают свои членские билеты, но не делают ничего больше.
Как с этим бороться? Исключать? Лишать билетов? Это откроет новый сезон охоты на зелёных человечков, и не более. К тому же если человек за свою жизнь написал хотя бы одну хорошую книгу, он несомненный писатель.
Предлагаю ввести такое действие, как Аттестация. Скажем, раз в пять лет выясняем – опубликовал ли человек за эти 5 лет хоть какое-то новое произведение. Если да – он входит в актив. Он – действующий писатель.
В этом месте речь прервана аплодисментами. Сказав «спасибо», я выразил приятное удивление, и продолжил:
Если за 5 лет человек ничего не написал – его никто ни откуда не исключает, но он – вне актива. Может, ещё что-то напишет. Может, в нём вызревает новая «Война и мир».
Мне часто говорят о некой «элитной литературе», не понятной серым, бескрылым людишкам. Читать элитной литературы не доводилось, доводилось разве что заумь, интересную только членам очередной компашки.
Но пусть у толстых журналов – не у всех, а по списку, будет право представить на аттестацию имена трёх или пяти гениев, чьё творчество не доступно серым умам. Но не больше.
Актив же да получит доступ ко всему, что может дать Союз своим членам.
И вот тут – второй пункт. Союз Писателей СССР мог много чего дать своим членам. Я не говорю о ресторанах, ателье и курортах, честно скажу – это меня мало интересует. Всякий раз, когда жена увозила меня на курорт, я медленно умирал от скуки. Но Союз мог продвигать сочинения своих членов – и вот это уже крайне ценно. Я не могу заниматься возвращением имущества СП СССР, павшего жертвой рейдерских захватов, как не могу и распоряжаться материальными ресурсами возникающего на глазах Союза писателей России. Всего лишь обозначаю проблему – СП России должен быть интересен не только как элитарный клуб, но и как система, дающая возможность поездок, встреч с читателями, лекционных курсов, рекомендаций издательствам. В каких-то случаях – и публикаций большими тиражами
Третья проблема СП России… Наш пенсионерский клуб мало того, что слабо работает с молодёжью. Он игнорирует такие направления, как аудиокнига, сетевая литература, электронные издания. А молодёжь, представьте себе, читает… Но не вас. И не бумажную литературу. Пора создавать секции аудиокниг и электронных книг.
Если там пойдёт дальше, лет через 5 или 10 те, кому сейчас нет 50, создадут свой Союз, и ещё подумают, принимать нас к себе или нет.
Давайте перестанем жить с глазами на затылке. Жизнь меняется стремительно. Конечно, писатель – товарец штучный, растёт он медленно. Но есть писатели, которым нет и 40 лет. Я за то, чтобы не только включать в наш Союз тех, кому «до 50», но и за то, чтобы вводить в состав руководства Союза молодых. Лучше даже тех, кому «до 40». Это люди, которые лучше нас чувствуют эпоху и понимают её.
Уже прошёл слух, что я собираюсь стать руководителем Санкт-Петербургского Отделения СП России. Это глупейший слух. Не говоря о том, что жизнь коротка, мне 70 лет и я хочу ещё многое написать… Не до того. Но и не гожусь – я, как и все мои сверстники, – дитя «послевоенной» эпохи. Те, кто годится мне в дочери и в сыновья – дети не только эпохи цифровизации, компьютера и айфона…Они – дети эпохи «предвоенной» а теперь, увы, и военной. Этим людям я готов помогать всеми силами, но руководить должны именно они.
Моему выступлению аплодировал зал, за что я его ещё раз поблагодарил. Видимо, в зале преобладали те, кому не опасна Аттестация, а молодёжь и новая литература интересны.
Моё выступление уже вызвало ряд поддерживающих откликов, и два агрессивных «наезда». Комментировать пока не буду, потому что обсуждение продолжается. Но по итогам напишу непременно.
Андрей Михайлович Буровский,
к.и.н., д.ф.н, профессор
_____________________
О себе
Я родился в г. Красноярске 7 июля 1955 года, в семье, которая помнит себя с 1825 года: в этом году моя пра-пра-прабабушка подавала хлеб-соль Императору Александру от купечества города Ржева. Семья наша простонародного происхождения, пра-прадед сбежал в Петербург из Тверской деревни сразу ещё до реформ Александра II Освободителя, в 1840-е годы. Сейчас не помнят, что половину крепостных отпустил на свободу ещё Николай I Павлович.
Тогда деревней владел бездетный помещик, и он отпускал на свободу без выкупных платежей всех, кто соглашался взять его фамилию. Николай Спесивцев был из них, он ушёл в Петербург и разбогател.
К ХХ веку все мои предки в поколении прадедов имели образование и специальности. Один из них стал членом Петербургской городской Думы, а другой – известным учёным-энтомологом, специалистом по короедам. Коммунисты уничтожили большую часть моей семьи, в том числе старших Спесивцевых. Один мой прадед, Павел Николаевич, умер в 1936 году в Стокгольме, а в России его книгу рекомендовали студентам-энтомологам до 1970-х годов.
Его родной брат, Петр Николаевич, умер уже в 1947 году, доживая в семье известного театрального деятеля Акимова (как родственник жены Акимова, Елены Юнгер – тоже известной актрисы).
Я происхожу от Спесивцевых по женской линии – сестра Павла и Петра, Елизавета Николаевна, вышла замуж за моего прадеда, Василия Егоровича Сидорова. Он происходил из мелких купцов города Ржева.
Эту семью тоже рассеяли по свету. Но свою семейную историю я помню, а Петербург для меня куда более родной город, чем Красноярск.
Семейная традиция сказалась ещё в одной области жизни, над которой посмеивались многие коллеги: я верующий. Нет, не совершающий обряды, а «верующий» – это не совсем одно и то же.
Я стал учёным, изменив семейной традиции только в одном – стал гуманитарием, а предки занимались естественными науками. Я окончил исторический факультет КГПИ, а 13 мая 1987 г. в Ленинградском отделении Института археологии АН СССР защитил кандидатскую диссертацию по теме «Культурно-исторические этапы развития палеолита Енисея».
В археологии мне было тесновато, манили более глобальные проблемы, и с 1988 года археолог-палеолитчик занялся развитием концепции биосферы и перехода её в ноосферу В.И. Вернадского (не порывая с занятиями археологией).
К 1995 году я подготовил к защите докторскую диссертацию по теме «Возникновение и проблематика антропогеосферы». Защищаться должен был в Москве, но после событий октября 1993 года кто-то сразу понял: самые отпетые коммунисты засели именно в Академии Управления! По Академии, слава Богу, не били из танковых орудий, но Учёный совет академика А.Д. Урсула расформировали, и так и не дали собрать вновь. Пришлось защищать докторскую в Барнауле.
В том же году меня приняли в первую общественную академию, а всего я состою членом в 7 объединениях учёных, общее число моих научных публикаций достигло 250. Уже из этого видно, что я сделал неплохую академическую карьеру.
И вообще в науке кое-что сделал: оформил представления о ноосферологии как о новом, пока слабо осознанном направлении в философии. Создал концепцию ноосферного образования и теорию антропогеосферы: ландшафтной оболочки земли, преобразованной деятельностью разумного вещества – человека. Занимаюсь новым направлением на стыке нескольких наук – политической экологией. Последние годы занялся экологическими проблемами палеолита, и создаю в данный момент концепцию перестроек биосферы как следствия деятельности охот древнего человека.
Работа в области ноосферологии примирила собственное стремление заниматься гуманитарными проблемами, и семейную традицию – три поколения предков занимались естественными науками.
Я вхожу в «невидимый колледж», занимающийся Глобальной эволюцией, она же Большая история. Альманах «Эволюция» с 2013 редко выходит без моей очередной статьи. Монографию «Антропокософия» публиковали 7 раз в разных издательствах Москвы и Санкт-Петербурга. Кроме неё, автор монографий «Большая история» и «Теория месторазвитий».
Вообще я не могу себе представить лучшей школы умственной жизни, чем занятие наукой и преподаванием. Исследование заставляет избирательно относиться к информации, строгости, логичности мышления; преподавание заставляет заниматься самыми общими проблемами, систематизировать и продумывать уже известное, и заставляет просто и увлекательно рассказывать о самом сложном; экспедиции учат организовывать коллективы, управлять ими, распоряжаться немалыми (притом не своими) деньгами. Путешествия дают огромный опыт собственной жизни, а чтение книг и общение – знания в различных областях.
Писать же я начал потому, что даже в решении глобальных проблем человечества мне становилось тесновато.
Первый фантастический рассказ я написал в возрасте 9 лет. Это был совершенно кошмарный рассказ, но это ведь было начало… В разное время я написал несколько рассказов, ценность которых сомнительна, и публиковать их я даже не пытался.
Вал пошёл в 1987 году, когда во мне словно начали жить мои герои, складываться какие-то ситуации, происходить события. Больше всего это напоминало симптомы шизофрении, и было не столько интересно, сколько мучительно. Учёный, полевик, экспедишник часто сталкивается с тем, чего не может объяснить наука. Он даже помимо своей воли наблюдает то, что не имеет никакого отношения к науке, но само по себе очень интересно: отношения людей, жизнь в разных местах, занятия людей разных профессий, сложные жизненные ситуации. В этих мысленных образах оживали мои друзья, знакомые, таёжные пути и смутные ночные истории, слышанные от случайных попутчиков у лесного костра. Но стоило написать рассказ, живущие во мне призраки переставали являться, и только через некоторое время начинало шевелиться что-то новое…
Я несколько раз пытался опубликовать рассказы; всем было на всё наплевать, несколько текстов потерялось в редакциях, и, в конце концов, я отступился. Ведь ненаписанное мучило меня, только пока я его не написал, а не пока не опубликовал.
Поворотным моментом стало знакомство с Александром Бушковым. Познакомились мы в 1991 году, в редакции «Красноярской газеты», где А. Бушков весело травил тех, кого он называл «интеллигенцией» – то есть всех, кто ему не нравился. Мне он был очень симпатичен; «Анастасия» тогда уже вышла. Эту вещь я считал тогда, и продолжаю считаю шедевром, и отнёсся к Бушкову соответственно. Мы сдружились. Бушков почитал написанное мной и принялся за меня по-настоящему:
– Не сиди! Восстанавливай потерянные рассказы! Пиши новые! Давай берись за роман! – Рычал Бушков, просто заставляя осуществлять планы, о которых я ему рассказывал, но реализовать которые не торопился.
И опять:
– Главное – не сиди!
А когда я всё-таки написал роман, дал кучу советов, как сделать его более ёмким, увлекательным, ярким, кассовым.
Скорее всего, я продолжал бы писать в стол, если бы не Бушков. Одна из моих книг посвящена Бушкову с полным на то основанием, а сам он стал одним из объектов моего исследования.
К 2004 году я стал автором уже 7 публицистических и научно-популярных и 5 художественных книг. Подготовлены были к изданию серии из трёх книг, из десяти, из семи.
В 2005 году я сбежал из Красноярска в Петербург. До ноября 2011 года – профессор СПб Университа. Ушёл, потому что полная нагрузка профессора мешала осуществлению других проектов. Неоднократно участвовал в телепередачах, вёл радиопередачи.
К 2024 году мной издано и подготовлено к изданию 72 книги, продолжаю их активно писать. Начал делать сам оригинал-макеты книг с иллюстрациями. Начал выпускать иллюстрированные альбомные книги в серии «Биография цивилизаций», и «Месторазвития России».
Несколько художественных книг остались неопубликованными.
На субсидии Министерства культуры РФ снял фильмы «Первая мировая война», «Город на костях?», «Армянский вопрос», «Опасности большого города», «Вселенная Менделеева» и «Российский приоритет мирного атома». Автор сценария 3-х серийного фильма «Нулевая война» – о так называемой Крымской войне.
Кавалер Ордена Иерусалимского креста, Ордена Сибирского Царства, трижды лауреат премии им. А. Беляева, 2009, 2011, 2013 годов, лауреат премии «Аура-Инфо». Имею благодарность Министерства культуры.
Я женат третьим браком. Отец четырёх детей 1978, 1982, 1998, 2000 гг. рождения. Состав семьи: жена, падчерица, четверо детей, две снохи, трое внуков, упитанная собачка, французский бульдог Верона.
Увлечения: путешествия, цветная фотография, охота, сбор грибов, философия, археология, писание рассказов, повестей и романов, общение с членами семьи, друзьями, подругами, детьми, котами, собаками, другими умными и приятными существами.
(Портал "Литературная Россия", 2025, № 50)