Друзья, родственники, чиновники, государства, все те, кто при жизни либо боялся его, либо преклонялся, внезапно превратились в стаю голодных хищников, готовую разорвать на части наследие человека, который был совестью и нервом целой эпохи.
Владимир Семёнович Высоцкий был не просто человеком, он был стихией, ураганом, который прожигал жизнь с невероятной жизненной интенсивностью. Он жил на разрыв аорты, не признавая полумер, ни в творчестве, ни в любви, ни в дружбе, ни в тратах.
Мифы о его несметных богатствах не более чем мифы. Да, он зарабатывал огромные по советским меркам деньги, но они утекали сквозь пальцы как песок. Официальная зарплата в театре на Таганке была унизительно мала, а основной доход приносили концерты-«манёвры», из которых многие были нелегальными, подпольными. За один такой концерт он мог получить тысячу рублей годовую зарплату инженера.
Но эти деньги не оседали на сберкнижках. Высоцкий был человеком широчайшей души, ему необходимо было постоянно создавать вокруг себя праздник, шум, то, что сейчас назвали бы «движухой». Он мог ворваться в ресторан и устроить пир на весь мир, оплачивая счета всех присутствующих. Он раздавал деньги направо и налево, не запоминая кому и сколько. Эта всепоглощающая щедрость, это презрение к материальному миру имели и обратную сторону. Денег постоянно не хватало. Он жил в долг, занимая у друзей и знакомых, и ему давали, потому что знали: заработает — вернёт. Он был человеком слова. Но он не успел.
В роковой день июля 1980 года он ушёл, оставив после себя не только бессменные песни, но и вполне земные долги. Его близкий друг писатель Артур Макаров подсчитал точную сумму — 37 800 рублей. По тем временам это была астрономическая цифра, цена нескольких кооперативных квартир в центре Москвы.
И вот тут, на фоне всенародного траура, когда казалось, вся страна рыдала, началась первая, самая отвратительная проверка на человечность. Ответственность за долги мужа взяла на себя его вдова, французская актриса Марина Влади. Находясь в Париже, раздавленная горем, она выписала доверенность на имя Артура Макарова, поручив ему продать имущество и расплатиться с кредиторами. Денег в квартире на Малой Грузинской не было. Макаров продал два автомобиля Высоцкого — «Мерседес» и «Рено» — и с этой суммой пошёл по списку должников.
И тут же маски были сброшены. Так называемые друзья показали своё истинное лицо. Например, золотопромышленник Вадим Туманов, которому Высоцкий был должен 5 тысяч рублей, получив свой долг, не успокоился. Спустя некоторое время он прислал к Макарову своего человека с требованием доплатить ещё 700 рублей, которые он якобы вспомнил. Эта унизительная мелочность, эта копания в счетах поражает.
Но ещё более грязной и долгоиграющей стала история с драматургом Эдуардом Володарским. Он не просто забрал свои деньги. Он развязал многолетнюю судебную войну против вдовы Высоцкого из-за дачи в посёлке Красная Пахра. Этот дом был мечтой Владимира и Марины, их будущим гнездом. Но строился он по роковой ошибке на участке, принадлежавшем Володарскому, и без каких-либо юридически оформленных документов. Этот факт стал для Володарского козырем в грязной игре. Он втянул в судебные разбирательства всех соседей по посёлку, превратив память о дружбе в коммунальную склоку с разделом имущества.
На этом фоне абсолютным контрастом выглядит поступок великого скульптора Зураба Церетели. Ему Высоцкий был должен крупную сумму — 5 тысяч рублей. Когда Артур Макаров пришёл к нему с деньгами, Церетели наотрез отказался их брать. Он произнёс слова, которые должны быть высечены в граните как эталон чести и дружбы: «На моей родине, в Грузии, если друг уходит из жизни, деньги не приносят в его семью, их выносят из неё». Он показал, что есть вещи поважнее денег. Он сохранил честь и достоинство, в то время как другие лихорадочно пересчитывали купюры, боясь продешевить.
Эта ситуация обнажила глубокий моральный разлом. В то время как одни сокрушались о потере друга и гения, другие уже видели в нём лишь финансовую операцию, которую нужно закрыть с максимальной выгодой для себя. Память превратилась в бухгалтерскую ведомость.
Но долги были лишь цветочками. Настоящие ягодки, настоящая битва гиен, развернулась за наследство. Вопреки расхожему мнению, что Высоцкий оставил после себя лишь славу и долги, делить было что. И этот дележ превратился в многолетнюю отвратительную сагу, полную взаимных обвинений, судебных исков и семейных скандалов, которые смаковала вся страна.
Главным яблоком раздора осталась та самая злополучная дача. Недостроенный дом, символ не сбывшейся мечты о тихой гавани, стал ареной ожесточённой борьбы между вдовой, сыновьями Высоцкого от предыдущих браков и владельцем участка Володарским. Тяжба была долгой, мутной и унизительной. В конечном итоге, по одной из версий, Володарский просто частично разобрал дом, превратив его в руины, и выплатил сыновьям, Аркадию и Никите, жалкую компенсацию — по 15 тысяч рублей. Мечта была не просто растоптана, её буквально разобрали на доски.
Не менее драматично сложилась судьба и другого имущества. Трёхкомнатную кооперативную квартиру на Малой Грузинской улице, последнюю пристань поэта, Марина Влади, проявив невероятное благородство, попросила передать его матери, Нине Максимовне. Она написала письмо самому Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу, и её просьбу удовлетворили.
Но даже этот благородный жест был омрачён. Позже Влади с горечью вспоминала, что из квартиры таинственным образом исчез её личный архив. Все письма, которые она писала мужу. Что было в этих письмах, какие тайны они хранили, и кто так боялся их обнародования, что решился на кражу, осталось загадкой. Были ли это спецслужбы, желавшие вычистить любые намёки на крамолу? Или кто-то из близких, кто хотел контролировать посмертный образ поэта? Мы уже никогда не узнаем. Но факт остаётся фактом: даже личная переписка стала трофеем.
Важно понимать, что битва за наследство не родилась в вакууме. Она стала кульминацией давно назревших семейных драм. Сыновья, Аркадий и Никита, по сути, выросли без отца, который вечно был на гастролях, в театре, в загулах. Для них он был скорее легендой, мифом, чем реальным папой. А Марина Влади, его последняя великая любовь, всегда оставалась для них той француженкой, женщиной из другого, непонятного и чуждого мира. Поэтому, когда поэта не стало, столкнулись не просто наследники. Столкнулись разные правды, разные обиды, разные претензии на память о нём. Чья память правильнее? Сыновей, носивших его фамилию, но почти не знавших его в быту? Или жены, которая делила с ним последние, самые мучительные и самые плодотворные годы, но была чужой по паспорту и менталитету? Этот глубинный психологический конфликт стал топливом для многолетней вражды, где авторские права и квадратные метры были лишь поводом для сведения старых счетов и попыткой каждого доказать своё эксклюзивное право на настоящего Высоцкого.
Но всё это — дачи, квартиры и машины — было лишь пылью по сравнению с главным, поистине бесценным сокровищем: авторскими правами. Более 700 песен, стихов, сценариев — вот что было настоящим золотым дном, которое предстояло разделить.
И 1 ноября 1980 года, всего через три месяца после ухода поэта, нотариальная контора вынесла свой вердикт, разделив это бесценное наследие. По одной пятой доле получили мать поэта Нина Максимовна и его вдова Марина Влади. А по три десятых доли — его сыновья Никита и Аркадий. Физически разделить творчество было невозможно, поэтому наследники должны были делить будущие гонорары. Именно с этого момента имя Высоцкого начало стремительно превращаться в бренд, а его творчество — в объект бесконечных финансовых споров и судебных разбирательств.
Первым, кто запустил свою загребущую лапу в это наследие, оказалось лицемерное советское государство. То самое государство, которое при жизни травило его, запрещало его концерты, не выпускало его пластинки. Когда в 1989 году на волне перестройки за издание книг и пластинок были начислены огромные гонорары — 237 тысяч рублей, — наследники получили из этой суммы лишь жалкие 48 тысяч. Остальные 189 тысяч государство беззастенчиво прикарманило, прикрывшись грабительским законом о налоге на наследство деятелей культуры. Система, которая пыталась его задушить, после его ухода частично набила свои карманы его же талантом. Это была месть системы: не смогли заставить замолчать — так хотя бы обворуем.
Вернёмся в хаос 90-х. Именно тогда, когда рухнули все моральные устои, имя Высоцкого стали эксплуатировать с чудовищным цинизмом. Его песни, полные боли, нервной правды, стали звуковым фоном для самой пошлой рекламы. Под его хриплый, рвущий душу голос в Японии продавали модные комбинезоны. В России же абсурд достиг своего апогея. Под трагическую песню «У коней привередливых» по экрану телевизора ползла бегущая строка: «Оптом и в розницу — шоколад и пиво со складов в Москве». Бесценные кадры из спектакля «Гамлет», где Высоцкий-Гамлет метался по сцене, решая вечные вопросы бытия, сопровождались рекламой: «Оптовые поставки сигарет — самые низкие цены!».
Верхом этого кощунства стало использование его песен в рекламных роликах финансовой пирамиды МММ Сергея Мавроди. Голос, бывший символом честности и бунта, теперь заманивал доверчивых пенсионеров в лапы мошенников.
На этом фоне наследники, в первую очередь младший сын Никита Высоцкий, начали активную борьбу за свои права. В 1995 году он подал в суд на МММ, и это стало началом целой эпохи судебных войн. Но эти войны вскрыли ещё одну уродливую правду — глубочайший раскол внутри самой семьи. В 2000 году сыновья и мать Высоцкого подали иск против телеканала ОРТ за показ документального фильма, в котором, по их мнению, незаконно использовались его произведения. И они проиграли. А проиграли потому, что режиссёр фильма предъявил суду письменное разрешение от четвёртой наследницы — Марины Влади. Она дала своё согласие, не поставив в известность остальных. Этот случай, как лакмусовая бумажка, проявил полное отсутствие единства и доверия между наследниками. Они не могли договориться даже о том, как защищать память своего отца и мужа, потому что каждый тянул одеяло на себя.
Эта коммерциализация нанесла страшный удар по культурному коду нации. Для миллионов людей, выросших в СССР, песни Высоцкого были глотком свободы, формой тихого протеста, голосом их собственных невысказанных мыслей. Его хрип был звуком правды в мире тотальной лжи. И когда этот голос вдруг начинал рекламировать пиво или сомнительные финансовые схемы, это воспринималось не просто как дурновкусие, а как предательство, как осквернение святыни. Это было равносильно тому, как если бы иконой начали забивать гвоздь. Цинизм новой эпохи наглядно демонстрировал: нет ничего святого, всё продаётся и всё покупается. Даже совесть нации. Произошло тотальное обесценивание символов. Голос, который будил совесть, теперь убаюкивал потребителя. Это был не просто спор об авторских правах, это была культурная катастрофа.
Эта битва за деньги и тотальный контроль привела к финальной стадии деградации. Наследие Высоцкого было окончательно превращено в бренд, а его личные вещи, его реликвии, были выставлены на аукционный конвейер. Началась тотальная циничная распродажа всего, к чему прикасалась рука поэта.
На торги Российской товарно-сырьевой биржи было выставлено его водительское удостоверение со стартовой ценой в 60 тысяч долларов. Одесские дельцы выставили на продажу бильярдный стол, на котором якобы играл Глеб Жеглов, оценив его в немалую сумму. Дилеры и селебрити от антиквариата выставляли на продажу забытые вещи. На сайте объявлений появился потёртый чемодан, забытый Высоцким во время гастролей, за который просили тысячу долларов.
Апофеозом этого рыночного безумия стала история со шляпой Жеглова. Владельцы шляпы, которую Высоцкий одолжил для съёмок всего на несколько эпизодов, решили выставить её на международный аукцион, оценив в 1 миллион долларов.
Рукописи песен, автографы на программках, пожелтевшие листки с набросками сценариев — всё пошло с молотка. Беловой автограф баллады о детстве — 100 тысяч рублей. Заявка на киносценарий на 14-ти листочках — восемьдесят-сто двадцать тысяч рублей. Даже Монетный двор далёкой Новой Зеландии отчеканил двухдолларовую монету с его портретом.
Высоцкий, который при жизни раздавал последнее и презирал стяжательство, после смерти был посмертно ребрендирован и распродан оптом и в розницу. Как с горечью написал один журналист: «Всё, что было у Высоцкого, всё, что случилось в жизни Высоцкого, стало товаром. Его слава, его обожание, его болезни, страдания, комплексы, радости, надежды — всё на продажу».
Произошла страшная вещь. Из его живой, кровоточащей биографии сделали набор сувениров, из его боли — ценник, из его души — лот на аукционе.
И самый главный, самый страшный вопрос, на который мы уже никогда не получим ответа: что сказал бы сам Владимир Семёнович, если бы смог увидеть этот пошлый и унизительный балаган, устроенный на его могиле теми, кого он считал своей семьёй и друзьями? Возможно, он бы не сказал ничего. Он бы просто написал новую песню — самую горькую, самую яростную и самую страшную из всех, что он когда-либо писал. Песню о том, как легко предать память, как быстро дружба превращается в счёт-фактуру и как сыновья, унаследовав права на стихи, могут так и не понять их смысла.
Друзья, поделитесь своим мнением в комментариях! 👇
Подпишитесь на канал, ставьте лайки👍Чтобы не пропустить новые публикации ✅
Читайте так же:
#новости #Шоубизнес #Звёзды #Знаменитости #Селебрити #Медиа #Популярность #новостишоубизнеса #ностальгия #звездыссср #актерыссср #актрисыссср #Музыка #Кино #Актеры #Певцы #Хиты #Оскар #Скандалы #Желтаяпресса #Слухи #Разводы #Пиар #Провалы #Успех #Тренды #сплетни