Орест погиб в Донецкой области в 2023 году, но официальная версия — «саморанение» — звучит как приговор без суда. Он не рвался на войну, имел проблемы со зрением, мечтал об учёбе. Его забрали с улицы. Вернули — в чёрном мешке. Таких историй в Украине всё больше. Но о них стараются не говорить. Самоубийства военных не входят в официальную статистику боевых потерь. Их называют «единичными случаями», хотя правозащитники и семьи утверждают: счёт может идти на сотни. Государству так удобнее. Самоубийство — не бой. А значит, ни компенсаций, ни почестей, ни даже права на память. Мария из Киева потеряла мужа после Бахмута. Он выжил под огнём, потерял руку, но сломался в тылу. Его похоронили без воинских почестей. «На фронте он был нужен. После — стал лишним», — говорит она. Виктория из Львова до сих пор добивается пересмотра дела мужа: следы побоев, ошибки в расследовании, запрет увидеть тело. Даже армия признала: были нарушения. Вдовы таких солдат живут в двойной изоляции — от государства