Таёжные приключения
Лёньки и Сашки.
Глава девятая (часть первая)
Утром Анатолий Павлович поднял мальчишек, накормил и они вышли на улицу.
Утро встретило их свежестью и прохладой. В долину уже заглядывало поднимающееся из-за сопок солнце. Вокруг стояла необыкновенная тишина и не ощущалось ни единого дуновения ветерка. Дышалось легко и свободно.
Лёнька вздохнул полной грудью. Так захотелось пробежаться по дороге, ведущей в тайгу, почувствовать всю силу мышц и выложиться полностью, отдав все силы бегу.
Но сегодня этого делать нельзя. Идти до заимки около двадцати километров. Силы надо беречь. День предвещался жаркий, значит и комаров будет хоть отбавляй. Придётся, как и прежде, надеть капюшон, потеть и веткой отгонять от себя этих вечно зудящих тварей.
Они прошли к конюшне. Кузьмич, слегка покачиваясь, стоял, прислонённый к косяку ворот. Лёньке стало ясно, что вчера всучил конюху Анатолий Павлович.
Но Кузьмич дело своё знал. Рыжуха стояла запряжённой в телегу и покорно ждала команды трогаться.
Анатолий Палыч пожал руку Кузьмичу:
— Смотри, сегодня больше не усугубляй! А то ваш Пьёт Петрович меня схарчит.
— Да чёрт с этим Пьёт Петровичем, — еле ворочая языком, бормотал Кузьмич. — Ты бы мне что на опохмелку дал.
Анатолий Палыч усмехнулся и сжалился:
— Давай тару, — и достал из рюкзака фляжку.
Откуда у Кузьмича появилось столько сил и энергии, непонятно, но через пару секунд он уже стоял перед Анатолием Палычем с протянутой рукой, в которой держал огромную кружку.
Анатолий Палыч немного набулькал в кружку и уже серьёзно сказал Кузьмичу:
— Остальное — по возвращении. Смотри, чтобы всё было в порядке.
— Понял, Палыч, — мотнул головой Кузьмич. — Всё будет в полном поряде. Ты уж не волнуйся. Я своё дело знаю.
— Верю, — только и ответил Анатолий Палыч и, проверив подпругу, скомандовал Рыжухе: — Но!
Так они вчетвером и двинулись в сторону Гилюя: Анатолий Павлович, Соколов и Лёнька с Сашкой.
Знакомая дорога всегда кажется короче. Лёнька даже и не заметил, как они дошли до первой заимки, дали отдохнуть Рыжухе и напоили её. Потом также незаметно дошли до ручья, где лежали обрубки медвежьих лап.
Анатолий Палыч вынул их из воды и закопал в земле подальше от ручья.
— Если протухнут, то не будут воду травить, — объяснил он мальчишкам свои действия.
Через полчаса после ручья они подошли к большой светлой поляне, с краю которой росли высоченные, раскидистые сосны.
На них сидело с десяток огромных чёрных воронов, громко и надрывно каркающих с верхушек сосен.
— Чего это они разорались? — спросил Сашка у отца.
— Да кто ж его знает? — пожал плечами Анатолий Палыч. — Может быть, где-то тухлятина валяется.
— А можно я по ним пальну? — с надеждой посмотрел Сашка на отца.
— И я тоже, — встрял Лёнька и они оба просяще уставились на Анатолия Павловича.
Посмотрев на них свысока, тот смилостивился:
— Можно. Только вот ружьё у нас одно. — Он указал на одностволку двенадцатого калибра, лежащую в повозке.
— А ты мне дай карабин. — Сашка уцепился за карабин, висящий за плечами отца. — А Лёнька стрельнёт из ружья.
Анатолий Палыч посмотрел на возбуждённых пацанов и снял с плеча карабин.
— Только вы за телегой спрячьтесь, чтобы во́роны не увидели вас с ружьями. Они, гады, соображучие.
Анатолий Павлович присел за телегой и, перезарядив карабин, передал его Сашке, а Лёньке достал ружьё из телеги и, вставив туда патрон, пояснил:
— Это с крупной дробью, не промахнёшься. — А Сашке напомнил: — Помнишь, как я тебя в прошлом году учил? — Сашка в знак понимания кивнул в ответ. — Хорошо. Прицельтесь и по моей команде стреляйте.
Мальчишки прицелились и по команде «пли» одновременно выстрелили.
Во́роны с громкими криками разлетелись в разные стороны, но два из них, проламывая ветви сосен, упали на землю.
Мальчишки в восторге выскочили из-за телеги и запрыгали в бешеном танце, как, наверное, дикари из племени мумбу-юмбу скакали у костра.
— Мы попали! — вопили они в восторге.
— Нет, — отошёл от берёзы, стоящей у обочины дороги, Соколов. Он укладывал в кобуру свой ТТ. — Кто-то из вас промазал.
— Что? — не понял Анатолий Павлович. — Ты тоже стрелял, что ли?
— Конечно. Надо же не терять навыки, — веско и спокойно ответил Соколов.
— Ну, тогда пойдём и посмотрим, кто оказался мазилой. — Махнув мальчишкам рукой, Анатолий Павлович пошёл к месту падения воронов.
Подойдя к соснам, они нашли подбитых птиц и Анатолий Павлович осмотрел их.
— Вот этот, — он осмотрел первого, — сбит из карабина. Молодец, сынок! Не разучился ещё стрелять. А в этого, — он осмотрел второго, — дробь кучно влетела. Это Лёнька не промахнулся. А вот дырки от твоего ТТ что-то я не вижу, — посмотрел на Соколова Анатолий Павлович. — У тебя, Юра, после вчерашнего рука, наверное, дрогнула? — усмехнулся он.
— Не может быть, — не поверил словам Анатолия Павловича Соколов.
Он кинулся к во́ронам, поднял их и внимательно осмотрел. А потом, бросив со злостью птиц на землю, развернулся и, не сказав ни слова, пошёл вперёд по дороге.
А мальчишки с Анатолием Палычем вернулись к телеге и не спеша двинулись дальше, в сторону заимки.
Увидев приближающуюся телегу, все бросили свои дела и ждали, когда она подъедет к заимке. Только Витька не выдержал и подбежал к ребятам.
Ребята откровенно радовались встрече, как будто не виделись целый год.
Витька всё интересовался:
— Ну, как там на прииске?
На что Сашка важно отвечал:
— А что ему будет, твоему прииску. Стоит на месте, — но не удержался и похвастался: — Валеев дал нам мотик, и мы гоняли на нём.
— Да ты что? А мне не давал, когда я телегу пригнал. Сам всё время на нём куда-то ездил.
Когда телега подъехала к заимке, Михалыч вышел вперёд и поздоровался с Анатолием Павловичем за руку.
— Ну вот, Михалыч, приехал посмотреть на ваши труды. — Анатолий Павлович пожал руку Михалычу, и они прошли к столу, за которым молча сидел Соколов.
— Да мне Юрий Иванович уже обо всём рассказал. — Михалыч кивнул на Соколова, сидящего за столом.
— Ну, вот и замечательно. Завтра с утра мы с ним и пройдёмся по профилям, прикинем, какая нам предстоит работка.
— Конечно, — подтвердил Михалыч, — дело надо делать, а то скоро и лето закончится, а по зиме да по снежку не очень-то и разбегаешься.
— Ничего, — хлопнул по плечу Михалыча Анатолий Павлович, — мы и по снежку привычные. Мы люди простые. Нам хлеба не надо — работу давай, — пошутил он и они громко рассмеялись.
Борисы подошли к телеге и поприветствовали мальчишек:
— Здорово, пацаны. Как съездили — добрались?
— Нормально, — важно ответил за всех Сашка и тут же похвастался: — Медвежатинки поели, пельмешек натрескались.
— Ну вы даёте! — удивился младший Борис. — А нам-то хоть что привезли?
— А то! — Сашка гордо открыл брезент, закрывающий груз, и вытащил мешок с мясом. — Правда, оно солью пересыпано, чтобы не затухло, но свежее.
— Так это мы те выстрелы, что были перед вашим отъездом, слышали? — вспомнил младший Борис.
— Их и слышали, — продолжал рассказ Сашка. — Батя с Соколовым хотели к нам приехать, но на них медведь напал, вот они его и завалили.
— Отлично, — обрадовался старший Борис, заглянув в мешок. — Сейчас мы это мясцо и заварганим. Давненько свежины не пробовали.
Он вытащил один из кусков мяса, уложенных женой Соколова Светой в мешок, и спустился к реке, чтобы промыть его от соли.
Тем временем Лёнька с младшим Борисом и Витькой начали вынимать продукты из телеги и заносить в заимку, а Михалыч их там раскладывал так, как ему удобно ими пользоваться и хранить.
Вечер провели у костра в ожидании отварного мяса и вкуснейшего чая, который мог заваривать только Михалыч.
А утром начались прежние трудовые будни. Как будто ничего не произошло, как будто не было похода в Комсомольск, а жизнь сосредоточилась только на заимке, рубке леса и прокладке профилей.
Одно радовало мальчишек, что Михалыч сдержал своё слово. На Лёньку и Сашку он, за их поход за продуктами, записал по профилю.
Лёнька обрадовался такому решению Михалыча, но внешне этого не показывал. Мало того что они отдохнули, накатались, набрались новых впечатлений, так ещё и по профилю получили.
— В следующий раз я обязательно поеду за продуктами, — тешил он себя потаённой мыслью.
Анатолий Павлович с Соколовым сразу ушли к Гилюю, а бригада продолжила делать прежнюю работу.
Топографы пробыли на заимке ещё пару дней и вернулись на прииск. У них скопилось много работы в верховьях долины, которую требовалось сделать до холодов.
Работа двигалась своим чередом, поэтому день ото дня, чтобы добраться до новых профилей, приходилось проходить всё большее расстояние.
В районе заимки долина была узкой, поэтому профили прорубались быстро, но по мере удаления от заимки она становилась всё шире и шире. Профили получались тоже длиннее. Если у заимки их длина составляла меньше километра, то сейчас они доходили до полутора. Местность становилась более ровной, а лес реже.
Если раньше от основной просеки до сопок шла одна тайга, то сейчас на равнинах начали попадаться мари.
В тайге Лёнька привык работать в чаще и в тени деревьев, где его не так донимали комары. А при выходе на марь они нападали на него, как пикирующие истребители, да ещё ко всему прочему вокруг вились тучи мошки́. Приходилось застёгиваться наглухо.
Комар, если укусит, сначала сядет и уже потом вопьёт своё жало. А когда мошка садится на кожу, то этого не чувствуешь, потому что её тучи и она очень мелкая. Но если мошка села незамеченной на кожу, то она не кусает, а вгрызается в неё. И уже от боли и жжения приходилось лупить по тому месту, где она вгрызлась.
Сашка как-то раз прозевал одну из тварей. Она вгрызлась ему в лоб и у него на лбу вскочил фурункул. Лёнька с Витькой потешались над бедным Сашкой и дали ему кличку Чиполлино, так его лоб напоминал проросшую луковицу.
На мари ноги проваливались в толстый мох, под которым находилась вода. Приходилось ходить по ней в полностью поднятых болотниках и скакать по кочкам, но они иной раз под тяжестью тела подгибались и имелась вероятность свалиться на мокрый мох.
По мари приходилось идти с запасом вешек, ведь на ней ничего не росло. Нет, конечно, росло. В середине лета вся поверхность марей покрылась ковром цветов. Запах от них стоял невероятный, особенно в яркий и жаркий день. Начали появляться ягоды. Ковром стелились заросли морошки и уже попадалась брусника с костяникой. Берега Дубакита покрывали непролазные заросли красной смородины. Конечно, если специально ходить по марям, чтобы собирать ягоды, то за день можно собрать несколько вёдер, но мальчишкам было не до ягод. У них работа.
Перед выходом на марь требовалось нарубить в лесу вешек, взвалить их на плечо и устанавливать через каждые двадцать пять метров. Лес рубить не надо. Иди, отмеряй метры и забивай вешки. Красота! Но не так-то эта красота легко и давалась.
В этой красоте Лёнька раз чуть не сгинул.
Он вышел на марь с вешками на плече. Топор заткнул за пояс, а мачете уложил в чехол, тоже притороченный к поясу. Впереди, метров на триста, распростёрлась только марь. Лёнька вбил первую вешку, совместил её с последней, оставленной в лесу, и пошёл вперёд.
Ноги ещё не проваливались в мох, он в начале мари всегда сухой, и Лёнька шёл по нему, как по пружинной сетке.
Впереди, метров через пятьдесят, мох ярко зеленел. Лёнька представил, что ему придётся проваливаться в воду, поэтому раскатал болотники до конца.
Он вбил вторую вешку и пошёл вбивать третью. Вышел на зелёный островок мари. Ноги моментально начали проваливаться в воду всё глубже и глубже.
Но у юного лесоруба задача одна — это идти только вперёд. Лёнька и пошёл, несмотря на то что вода начала уже переливаться в сапоги.
Неожиданно ковёр мха не выдержал веса Лёнькиного тела и разошёлся.
Это всё произошло так быстро и неожиданно, что Лёнька даже ойкнуть не успел, как оказался по самую шею в ледяной воде. Дыхание перехватило, а он инстинктивно ухватился за вешки, которые нёс на плече.
От страха захотелось закричать, но от смертельного холода воды он не смог даже пикнуть. Изо рта вырывались только хрипы, а страшная мысль пронзила мозг: «Всё! Хана! Утонул!»
Но перед глазами стояла трава и кусочек синего неба. «Нет! Живой!» — радостно кричала другая мысль, а руки судорожно за что-то цеплялись.
Лёнька попытался нащупать дно ногами, но ноги только болтались где-то в пустоте. Дна он не почувствовал.
Тогда он изловчился, ещё крепче сжал левую руку, которая удерживала вешки на плече и, сделав переворот, ухватился правой рукой за вешки. Подтянулся на руках, вытаскивая плечи из мха, и выкинул тело на вешки, лежавшие поперёк промоины.
Передохнув, он уже осторожно вытащил нижнюю часть тела сквозь цепляющийся мох и пополз подальше от этого страшного зелёного островка.
Когда он ощутил под ногами сухую траву мари, то взобрался на одну из кочек и сел на неё. От холода зубы стучали, а всё тело тряслось в ознобе. Срочно требовалось что-то делать.
Лёнька огляделся. Соседний профиль гнал Михалыч. Увидев его, Лёнька заорал:
— Михалыч!!! — и замахал руками.
Когда находишься на мари, то голос соседа уже метров с десяти не слышно. Поэтому Лёнька орал изо всех сил. Наверное, он никогда до этого так громко не кричал в жизни. И Михалыч его услышал.
Он чего-то махал руками и тоже кричал, но Лёнька ничего не мог разобрать. Он только в истерике орал и махал Михалычу руками.
Наверное, Михалыч понял, что случилось что-то ужасное и вскоре подошёл к Лёньке.
— Чего случилось-то? — недовольно прокричал он Лёньке, но когда увидел, что того трясёт и он весь мокрый, то сам в изумлении сел на соседнюю кочку.
— Ты чё? Провалился, что ли? — в ужасе смотрел он на мокрого Лёньку.
— Д-д-да-а, — стуча зубами, еле выдавил из себя незадачливый лесоруб.
— Где? — продолжал допытываться Михалыч.
— В-вон т-там. — Лёнька ткнул пальцем в сторону зелёного островка.
Михалыч посмотрел в ту сторону и ударил себя по лбу:
— Старый я балбес! Хотел же вам, пацанам, сказать, чтобы к таким местам не подходили. Да всё забывал. Там же бездна! Там дна нет! — Потом переменил тон. — А как ты выбрался-то оттуда?
— В-вешки б-были на п-плече, — стучал зубами Лёнька.
— Да-а. — Михалыч немного подумал. — Они-то и спасли тебя. Если бы не они, то ты бы ухнул туда… — он пальцем указал себе под ноги, — и с концами. И никто бы даже не узнал, куда ты исчез. Были тут такие случаи… — Это он уже добавил, что-то вспоминая. — Ладно, — продолжил Михалыч, — сушиться тебе надо, а то простынешь. Что я тогда с тобой делать буду? Пошли в лесок. Там костерок разложим, просушишься и вернёшься до дому. Здесь-то гнус сожрёт.
Только сейчас Лёнька понял, что у него нет одного болотника и топора. Они утонули в замаскированной промоине.
Михалыч помог Лёньке добраться до леса. Там они нашли полянку. Михалыч надрал с берёз коры, сложил из валежника костёр и запалил его. Вырубив колышки, он развесил на них Лёнькину одежду для просушки.
— Обсохнешь, — оглядел он голого Лёньку, — и шкандыбай на заимку. Есть у нас там ещё болотники. — Он ободряюще похлопал Лёньку по плечу. — И не сиди здесь сиднем. На тебе ветку. Обмахивайся. А то комары точно сожрут. А я пойду работу продолжу. Да, — оглянулся он, — костёр только хорошенько затуши, а то нам ещё и пожара в тайге не хватало.
Михалыч развернулся и ушёл в сторону своего незаконченного профиля, оставив Лёньку у костра.
Одежда вскоре высохла, а Лёнька вернулся на заимку.
В середине дня в заимке никого не было. Что ему делать, Лёнька не знал, поэтому за столом, поел вчерашнего борща и решил натаскать воды. Надо чем-то занять себя, а не сиднем сидеть, решил он для себя. За этими занятиями он и не заметил, как наступил вечер, и мужики вернулись из тайги.
Михалыч им уже обо всём рассказал, а они от всей души посочувствовали Лёньке. Только Сашка поинтересовался:
— Ну чё? Страшно было? — при этом он понизил голос и широко раскрыл глаза.
— Ага, — честно сознался Лёнька. — Особенно когда ощутил, что подо мной нет дна.
Конец первой части девятой главы