Представьте себе женщину, чья жизнь была посвящена исследованию самого непостижимого чуда Вселенной – человеческого мозга. Наталья Петровна Бехтерева, академик, светило науки с мировым именем. Она прозревала то, что ускользает от обыденного взгляда. Держала в своих руках саму субстанцию мысли. И знаете, что поражает больше всего? Она не страшилась говорить о парадоксальном, о том, что не вписывается в строгие рамки учебников, о том, что вызывало у иных учёных лишь нервное отчуждение. На протяжении своей блистательной карьеры Бехтерева вновь и вновь сталкивалась с необъяснимым. Ее приборы фиксировали аномалии, которым не должно было быть места в научной картине мира. Ее пациенты демонстрировали феномены, противоречащие устоявшимся теориям. И вместо того, чтобы, подобно многим, отвернуться, она вглядывалась пристальнее. Задавала вопросы, дерзкие вопросы, проникающие в самое сердце неизведанного. И вот однажды до нее дошли отголоски исследований Петра Гаряева, еще одного смельчака, не боящегося прослыть безумцем, ученого, чьи эксперименты повергали академические круги в состояние, близкое к мигрени. Бехтерева не отмахнулась. Она вслушалась, ибо в глубине души давно подозревала нечто невероятное. Наш мозг – это не просто сложнейший биологический компьютер. Это приёмник. Антенна, настроенная на волны, частоты которых нам еще предстоит научиться измерять. Он не только генерирует мысли, он улавливает их откуда-то извне, из некой субстанции, неизмеримо более масштабной, чем мы сами. Помните библейское изречение? "В начале было Слово…" Для большинства это всего лишь красивая метафора. Но Бехтерева видела в ней буквальную истину. Она наблюдала в своей лаборатории, как слово трансформирует мозг, как произнесенная фраза мгновенно перестраивает электрические импульсы между нейронами, как единственное слово запускает каскад химических реакций, прокатывающихся по телу мощной волной. Слово было первоосновой, слово было силой, слово было кодом. И здесь начинается самое захватывающее. Горяев выдвинул дерзкое предположение: Слово – это не просто отражение реальности. Слово – это строительный материал, фундамент, на котором воздвигнут наши генетические механизмы. Информация, формирующая саму ДНК. Звучит как научная фантастика, согласитесь. Но Бехтерева видела слишком многое, чтобы легкомысленно отвергать подобные идеи. Она интуитивно чувствовала, что материальная наука и то, что люди именуют духом, где-то соприкасаются, и этим связующим звеном является слово. Люди постоянно делились с ней историями о том, как ругательное слово ранит больнее удара, как оно проникает в душу и оставляет незаживающие шрамы на долгие годы, как доброе слово, произнесенное в нужный момент, буквально вытаскивает человека с края пропасти. Она видела это воочию в больничных палатах. Пациенты, потерявшие надежду, угасали, даже когда все медицинские показатели свидетельствовали о том, что они должны жить. Их тела оставались относительно здоровыми, но что-то внутри надламывалось. Они твердили одно и то же: "Я не выживу. Это конец. Мне уже ничто не поможет". И организм повиновался. Покорно следовал навстречу смерти. А другие, те, кто верил, кто слышал слова поддержки, кто сам себе говорил: "Я справлюсь, я сильный. Я выживу", – демонстрировали настоящие чудеса. Их раны затягивались быстрее, их иммунитет работал с неистовой силой, их сердца бились с несгибаемым упорством. В чем же секрет? В химических процессах? Безусловно. Но что было катализатором этих процессов? Слово, информация, код, который мозг принимал и транслировал телу. Исследования Гаряева предлагали объяснение, которое на первый взгляд казалось невероятным. Он утверждал: словесные конструкции оказывают непосредственное влияние на геном. Мысль, облеченная в звуковую форму, становится вибрацией, а эта вибрация способна вносить коррективы в саму структуру ДНК, переписывая код жизни. Бехтерева проводила долгие бессонные ночи, размышляя об этом. Если все начинается с идеи, с мысли, которая затем принимает форму слова, то получается, что мы не просто живем в реальности. Мы ее творим каждым словом, каждой мыслью. Мы – сотворцы. Ее записи пестрели подобными наблюдениями. Мозг непрерывно строит модели будущего. Он не живет только настоящим моментом. Он постоянно заглядывает вперед, моделирует различные сценарии, прокладывает новые пути. И то, какими словами мы описываем это будущее, во многом определяет, каким оно станет. Вспомните: книги, небоскребы, самолеты, интернет. Все это когда-то было всего лишь мечтой, всего лишь словом в чьей-то голове: "Я создам, я построю, я изобрету". А затем это слово материализовалось. Горяев говорил об этом же, но он шел еще дальше. Он утверждал, что не только внешняя реальность формируется словом. Наша внутренняя биологическая реальность тоже подчиняется этим законам. Наше здоровье, наше долголетие, даже наши гены. Бехтерева наблюдала это слишком часто, чтобы считать простым совпадением. В ее практике были пациенты, которым оставались считанные недели. Медицина признавала свое поражение, но некоторые из них продолжали жить месяцы, годы, вопреки прогнозам, вопреки статистике. Что же их спасало? Она неустанно искала ответ и постепенно выявила закономерность. Те, кто выживал, говорили иначе. Они не принимали вынесенный им приговор. Они разговаривали со своим телом. "Благодарю тебя, сердце мое, за каждый удар. Прости меня, организм, за то, что я не берег тебя. Мы справимся. Мы сильные". Звучит как самовнушение. Возможно. Но что, если это нечто большее? Петр Горяев предложил теорию, от которой у ортодоксальной науки волосы встают дыбом. Он утверждал: "Словесные конструкции воздействуют на геном посредством вибраций. Каждое слово – это не просто звук, это волна определенной частоты. И эта волна проникает в клетки, достигает ДНК и производит там определенные изменения". Мы привыкли считать, что гены – это незыблемая данность, что мы получаем их от родителей и несем всю жизнь как неизбежное бремя. Но Гаряев утверждал: "Нет, ДНК – это не жесткий диск, это живая, динамичная структура, и на нее можно влиять" – информацией, словом. Если это правда, то каждый из нас – творец собственной реальности. Мы не жертвы обстоятельств, мы – архитекторы. И инструмент в наших руках – мысль, облеченная в слово.
Бехтерева знала: мозг непрестанно ткет гобелен будущего. Каждую секунду он, словно провидец, предвосхищает грядущее, существуя одновременно в настоящем и в той точке времени, что еще не настала. И самое поразительное – слова, которыми мы облекаем это будущее, становятся его архитекторами. Взгляните на пожилых людей. Многие сами воздвигают вокруг себя стены угасания, повторяя, словно зловещую мантру: "Я стар, болен, слишком поздно что-то менять, все усилия тщетны". И мозг, этот верный слуга, повинуется команде, выстраивая биохимию под эту мрачную программу: гормоны стресса, воспаления, разрушение. Слово становится самосбывающимся пророчеством.
Но вернёмся к экспериментам Гаряева, ибо то, что он открыл, граничит с волшебством. Представьте семена растений, обычные семена, подвергнутые чудовищному радиационному облучению, такому, что ДНК в них распадалась на осколки. Это был смертный приговор. Из таких семян ничто не могло прорасти, ибо генетический код был уничтожен, сама жизнь казалась невозможной. Но затем этим семенам начали транслировать голосовые сообщения, записи на разных языках, содержащие инструкции по восстановлению ДНК, информацию о том, каким должно быть здоровое растение. И произошло невероятное: генетическая структура начала восстанавливаться, словно невидимые руки бережно склеивали разорванные нити ДНК. Растения, обреченные на гибель, ожили, проросли, потянулись к свету. "Растения нас слушали", – утверждал Гаряев.
Бехтерева читала эти отчеты с замиранием сердца. Это противоречило всему известному и одновременно объясняло многое. Она вспоминала свои исследования "детектора ошибок" в мозге – системы, знающей, как должно быть правильно, хранящей в себе образ нормы, и вопиющей об ошибке, когда что-то идет не так. "Возможно, – думала она, – в голосовых сообщениях для семян содержался именно этот эталон, информация о норме, о том, каким должно быть здоровое ДНК. И генетический аппарат растений, этот сложнейший приемник, уловил эту информацию, вспомнил, как должно быть, и запустил процессы самовосстановления". Если это возможно с растениями, то что говорить о человеке? Ведь человек обладает сознанием, способен говорить сам с собой, одновременно являясь и передатчиком, и приемником, создавая для себя "ремонтное слово".
Бехтерева начала советовать людям, особенно пожилым и больным, разговаривать со своим телом. Не механически, как с неодушевленным предметом, а как с разумным партнером, как с другом, которого долго не замечал: "Благодарю тебя за каждый день. Прости, что не берег. Давай вместе исцелимся. Ты помнишь, каким ты должен быть здоровым. Вспомни. Верни себе эту норму". Звучит наивно? Возможно. Но результаты говорили сами за себя.
А потом был эксперимент с икринкой головастика. Этот эксперимент и вовсе казался научной фантастикой. Гаряев извлек из икринки ДНК полностью, оставив лишь пустую оболочку, мертвую материю, клетку без программы, пустыню на молекулярном уровне. Что можно сделать с такой клеткой? Ничего. Это конец. Жизнь невозможна без ДНК. Но Гаряев попробовал. Он начал транслировать в эту пустую оболочку информацию, считанную с живого, здорового головастика. Не само ДНК, а лишь информацию, данные о том, как должна быть устроена жизнь. И икринка ожила. Начали формироваться ткани, мышечные волокна, нервная система – из пустоты, из чистой информации. Жизнь возникла там, где ей не было места.
Бехтерева понимала, какой шквал критики это вызовет. Это разрушало фундамент молекулярной биологии, ставило информацию выше материи, доказывало, что не ДНК создаёт жизнь, а лишь является приёмником, в то время как истинный источник жизни – информация, словесный код, разлитый в пространстве. Она думала об этом во время операций на мозге, видя эту хрупкую живую ткань, прикасаясь к центрам памяти, эмоций, сознания. Она знала: личность человека – не просто сумма этих нейронов, это нечто большее, использующее мозг как инструмент, как приемник. И если эксперименты Гаряева достоверны, а у нее не было причин сомневаться, то они указывали на природу этого "большего" – на информационное поле, на тот самый словесный код, который не только записан в хромосомах, но и существует вне нас, вокруг нас. Мы плаваем в океане информации, и наше ДНК – это антенна, настроенная на определенные частоты этого океана. Но вот что удивительно: мы можем менять настройку своими мыслями, своими словами. Каждый раз, когда вы говорите: "Я здоров", вы транслируете вибрацию здоровья. Каждый раз, когда вы повторяете: "Я болен", вы настраиваете свою антенну на частоту болезни. Выбор всегда за вами. Если слово может исцелять, то оно может и убивать – медленно, незаметно, клетка за клеткой.
Бехтерева видела это своими глазами. Люди, чья речь была пропитана ненавистью, злобой, сквернословием, разрушались изнутри. Это не было вопросом морали или воспитания – это была биохимия, генетика. Представьте себе ДНК как тончайшую антенну, принимающую сигналы, настроенную на определенные частоты. И вот на эту антенну обрушивается поток грязи: день за днем, год за годом – бранные слова, проклятия, злоба. Что происходит? Антенна деформируется, начинает принимать искаженный сигнал. Информация о здоровье, о норме теряется в шуме, уступая место хаосу и разрушению. Гаряев утверждал: "Человеческая речь способна влиять на молекулы ДНК напрямую. Доброе слово укрепляет структуру, злое разрушает. Это не метафора, это физика".
Бехтерева наблюдала за родословными, за поколениями, словно садовник, изучающий корни старого, больного дерева. Она видела, как яд разрушения перетекает из одной ветви в другую, оскверняя саму суть жизни. Ребёнок, словно нежный росток, тянется к свету в доме, где вместо солнца – лишь грозовые тучи мата, крика и проклятий. Он впитывает этот мрак, как губка, вбирая в себя отраву. Этот язык ненависти становится его внутренним голосом, определяющим его мышление. И вот тогда происходит непоправимое. Дитя не просто повторяет скверные слова, он программирует свою судьбу, словно зачарованный заклинанием. Его мозг, эта сложнейшая из машин, его ДНК, хранящая тайны мироздания, принимают эти деструктивные паттерны как норму, как руководство к действию.
Как писал Гаряев, "Ребёнок катится вниз, подобно снежному кому, набирая всё больше грязи и черноты. Он разрушает не только свою социальную среду, отравляя отношения с близкими, но и своё психологическое здоровье, превращаясь в тень былой личности.
Но самое ужасное, он вносит роковые искажения в свой генетический код, передавая этот генетический мусор своим детям. Проклятие переходит по наследству, но это не мистическая кара, а вполне материальное наследие, записанное в самой книге жизни – в генах".
Бехтерева отчётливо понимала: речь – это не просто вопрос вежливости, но вопрос выживания. Чистота нашего языка – это отражение чистоты нашей жизни, зеркало нашей души. И здесь важна не столько сама форма слова, сколько заключённый в нём помысел. Можно произносить самые возвышенные речи, но с ненавистью в сердце, и тогда они станут ядовитыми стрелами, несущими лишь разрушение. Можно молчать, но внутри клокотать от злобы, и эта разъедающая злоба будет пожирать нас изнутри, как неугасимое пламя, ведь мысль – это тоже вибрация, невидимая, но всепроникающая. Наш мозг слышит шёпот наших мыслей, он – верный свидетель нашей внутренней жизни. Каждая мысль оставляет неизгладимый след, словно резчик по камню, высекает узор на полотне бытия. Электрический импульс, словно молния, пронзает нейронные сети мозга, запуская сложные химические реакции, высвобождая гормоны, которые влияют на каждую клетку, на каждую молекулу ДНК.
Гаряев призывал к активному диалогу с собственным телом, к заключению мирного договора с этой живой крепостью. Бехтерева с глубоким пониманием поддерживала этот подход, опираясь на свои знания о работе мозга. Она знала о существовании детектора ошибок – гениальной системы, встроенной в наш мозг, которая постоянно сканирует состояние организма, словно бдительный страж. Эта система обладает эталоном здоровья, знает, как должно быть в идеале, хранит в себе сияющий образ совершенства. Но горе тому, кто день за днём повторяет: "Я болен, мне плохо, я обречён". Детектор ошибок, словно сбитый с толку ложной тревогой, начинает воспринимать болезнь как новую норму, как привычный фон жизни. Он перестаёт подавать сигналы тревоги, замолкает, словно преданный страж. Более того, он начинает поддерживать это болезненное состояние, подстраиваясь под новый порядок вещей. Так формируется устойчивое патологическое состояние, словно болото, засасывающее в свою трясину. Мозг привыкает к болезни, она становится его зоной комфорта. Он выделяет необходимые гормоны, чтобы поддерживать её, перестраивает обмен веществ, словно подгоняя организм под нездоровый шаблон. И человек застревает в этом мрачном состоянии на долгие годы, а иногда и на целые десятилетия. Не потому, что его невозможно исцелить, а потому, что его мозг, этот мощный компьютер, запрограммирован на болезнь, отравлен собственными словами.
Бехтерева вспоминала один поразительный случай. Женщина средних лет, измученная постоянными головными болями. Все обследования оказывались безрезультатными, лекарства не приносили облегчения. Но в ходе беседы выяснилось, что женщина в течение двадцати лет, каждый день, как заведённая, повторяла одну и ту же фразу: "У меня от этой работы голова раскалывается". Метафора, превратившаяся в программу, в прямую инструкцию для мозга: создать боль в голове. И мозг послушно выполнял приказ, словно верный слуга. Когда женщина осознала эту разрушительную силу слов и начала менять свою речь, головные боли постепенно отступили, словно испуганные призраки. Она исцелилась без таблеток, без операций, просто изменив программу, переписав код своей судьбы. Это кажется невероятно простым, чтобы быть правдой. Но порой самые простые вещи оказываются самыми действенными, способными творить чудеса.
Гаряев предупреждал об опасности бесконечного перемалывания в голове негативных мыслей, о том, как разрушительны фразы: "Я нездоров, я плохо себя чувствую, эта беда останется со мной на всю жизнь". Это не просто пессимизм, это настоящее программирование, зомбирование самого себя. Каждое повторение укрепляет деструктивную программу, делает её глубже, прочнее, словно вражеский окоп. Мозг обучается невероятно быстро, он – гениальный ученик. Повторите что-то двадцать раз – и вот уже создана новая нейронная связь, проложена тропинка в лабиринте сознания. Повторите сто раз – и связь укрепится, тропинка превратится в дорогу. Повторите тысячу раз – и она станет автоматической, бессознательной, словно высеченная в камне. Теперь даже не нужно думать эту мысль осознанно, она крутится сама по себе, в фоновом режиме, как навязчивая мелодия, которая застряла в голове. Только вместо весёлой песенки – мрачная мантра: "Я болен, я слаб, я умираю". И организм слушается, ведь для него мозг – главнокомандующий, верховный правитель. Если мозг твердит: "Мы больны", тело принимает это как приказ, как непреложный закон. Иммунная система снижает активность, зачем бороться, если мы уже сдались, если смирились с поражением? Клетки перестают активно регенерировать, зачем восстанавливаться, если это бесполезно? Гормональный фон меняется, стресс становится постоянным спутником, и человек действительно заболевает. Не потому, что изначально был болен, а потому, что сам запрограммировал себя на болезнь, своими мыслями, своими словами.
Самое страшное – эта разрушительная программа передаётся дальше, детям, внукам, словно родовое проклятие. Не обязательно через гены, гораздо чаще – через слова, через пример, через бессознательное копирование. Ребёнок слышит, как мать каждый день твердит: "Я так устала, у меня ничего не получается, я больше не могу". Он впитывает эту модель поведения, учится так жить, так думать, так говорить, а потом вырастает и передаёт то же самое своим детям. И цепь отчаяния и болезни продолжается из поколения в поколение, словно заколдованный круг.
Но есть и луч надежды. Эту цепь можно разорвать в любой момент, любому человеку, достаточно лишь осознать свою силу и сделать осознанный выбор. Просто начните говорить по-другому, измените свою речь, измените свою внутреннюю песню. Не ждите, пока изменится ситуация, ведь изменения начинаются изнутри. Измените слова – и ситуация начнёт меняться вслед за ними, словно послушная тень. Вместо: "Я болен" – говорите: "Я исцеляюсь". Вместо: "У меня ничего не получится" – говорите: "Я справлюсь". Вместо: "Мне плохо" – говорите: "Мне становится лучше". Это не самообман, это перепрограммирование, это смена информационной матрицы, это создание новой реальности. Ваше ДНК, этот величайший из архивов, слушает вас каждую секунду, каждое слово. Что вы хотите ему сказать? Какую историю вы хотите ему поведать?
Бехтерева всю жизнь шла по тонкому лезвию ножа, балансируя между строгой академической наукой с её жёсткими правилами и догмами, и странными, необъяснимыми явлениями, которые она не могла игнорировать, теми феноменами, которые фиксировали её приборы, которые видели её собственные глаза. Она считала: "Наука, которая закрывает глаза на факты лишь потому, что они не вписываются в привычные теории, перестаёт быть наукой. Она превращается в религию, в догму, в тюрьму для мысли, в окостеневший труп, не способный к развитию и познанию". Поэтому, когда она узнала об идеях Гаряева, об информационной медицине, она не отмахнулась от них, как от ереси, а внимательно вслушалась, пытаясь понять суть, разглядеть зерно истины.
Гаряев предложил создавать аудиопрограммы – матрицы здоровья. Это были не просто приятные звуки для расслабления, не просто успокаивающая музыка. Это была информация, закодированная в звуковых волнах, словно таинственное послание, адресованное каждой клетке организма. Он использовал лазер, чтобы считывать информацию о состоянии здорового организма, чтобы запечатлеть совершенный образ здоровья, а затем преобразовывал её в звук. И получалась запись, которая несла в себе полную информацию о норме, о том, каким должно быть здоровое тело, о его первозданной гармонии. Идея была проста и гениальна одновременно. Дать организму напоминание об эталоне, предоставить образец для сравнения, словно сказать клеткам: "Помните, как вы должны работать, помните, какими вы должны быть, вспомните свою истинную природу". И организм, получив эту информацию, начинал восстанавливаться сам, без лекарств, без операций, просто вспоминая свою норму и возвращаясь к ней, словно блудный сын, вернувшийся в отчий дом. Это было похоже на тот поразительный эксперимент с облучёнными семенами. Помните, их ДНК было разрушено радиацией, они были обречены на гибель. Но когда им транслировали голосовые сообщения с инструкциями по восстановлению, словно живительный эликсир, они ожили, они воскресли из пепла. Они вспомнили, какими должны быть, и вернулись к своей изначальной форме, словно по волшебству.
Бехтерева прекрасно понимала скептицизм своих коллег, но она не могла отбросить те факты, которые видела своими глазами, те результаты, которые подтверждали её приборы.
После смерти Гаряева в 2020 году мир захлестнула волна подделок. Шарлатаны, словно изголодавшиеся хищники, принялись штамповать якобы его матрицы, алчно взвинчивая цены и суля исцеление от всех бед – от рака до самой старости. Но за всей этой грязью и наживой, сама идея, казалось ей, мерцала глубоким смыслом. И матрицей здоровья необязательно должна быть лазерная запись. Возможно, ею является молитва, шёпот души, устремлённый ввысь. Сколько раз ей рассказывали об исцелениях, словно чудесным образом явившихся после горячей молитвы. Она не была наивной, нет. Знала, что в рядах целителей полно мошенников, но были и случаи исцелений – настоящие, необъяснимые, задокументированные самим научным миром. Что же происходило в момент молитвы? Человек рождал слово, звук, вибрацию, сотканную из веры, света, надежды. И эта информация, возможно, и становилась тем самым ключом, что помогал организму вспомнить его изначальную, здоровую норму. Классическая музыка, бессмертные строки великих книг, вдохновенные стихи – всё, что несет в себе гармонию, всё, что рождается в состоянии озарения, когда человек подключается к чему-то большему, чем он сам. Бехтерева советовала пожилым людям окружать себя такими "матрицами": слушать Баха, Моцарта, читать Пушкина, бережно лелеять в памяти светлые моменты жизни и произносить слова благодарности. С точки зрения её науки, нейрофизиологии, это создавало в мозге устойчивые островки здоровья, зоны правильной активности, словно маяки, пробивающиеся сквозь хаос болезни. А с точки зрения теории Гаряева – это была информация, восстанавливающая структуру ДНК, чинящая её, как искусный мастер. Но самым поразительным в исследованиях Гаряева был эксперимент со "звучащими хромосомами". Этот эксперимент, по мнению Бехтеревой, приоткрывал завесу над величайшей тайной мироздания. Гаряев взял ДНК телёнка, направил на нее луч лазера и начал записывать звуки, которые издавали ядра клеток. Да, да, именно так. Хромосомы звучат, у жизни есть свой голос. Здоровые, неповрежденные ядра издавали низкие, монотонные, гармоничные звуки, мелодию покоя. Это был звук нормы, звук жизни в её первозданном виде, ровный и спокойный, как дыхание спящего младенца. Бехтерева, погружаясь в чтение этого исследования, ясно представляла себе эту звуковую картину: миллиарды клеток тела, поющих свою тихую песню, каждая – на своей ноте, и вместе они творят симфонию, неповторимую симфонию жизни. Но потом Гаряев начал повреждать ядра, и звуки изменились. Они стали пронзительными, высокими, хаотичными, резкими, как битое стекло. Хромосомы кричали о боли, о помощи. И Бехтерева живо представляла это: крик, рождающийся на клеточном уровне, боль, зафиксированная бесчувственным прибором. Это не было метафорой, нет. Это была реальность. Клетки в агонии издавали звук агонии, невыносимый, надрывный. Когда повреждение становилось окончательным, когда ДНК разрушалась до основания, оставалась мёртвая материя, но даже она продолжала звучать – беспорядочно, хаотично, словно прощальный стон. Это были звуки распада, звуки смерти. А потом произошло нечто такое, что заставило даже прожженных скептиков замереть в изумлении. Гаряев случайно направил луч лазера на то место, где только что находилась эта мёртвая материя. Её уже убрали, там зияла пустота, но приборы зафиксировали слабые колебания. Звуки. Те самые звуки, которые издавала живая ДНК – "призрак ДНК", как он его назвал, информационный отпечаток, след, оставшийся после исчезновения материи. И этот призрак продержался целых сорок дней – ровно столько, сколько, по народным поверьям, душа покойного остается рядом с землей. Для Бехтеревой это не было простой случайностью. Она не верила в такие совпадения. Она слишком часто в своей жизни сталкивалась с необъяснимым, с тем, что не поддавалось рациональному осмыслению. Её мозг, мозг ученого, скептика, регистрировал то, чего не могло быть. Она не могла объяснить это логически, но нутром чувствовала – это реально. И вот, исследования Гаряева давали намек на возможное объяснение. Может быть, этот призрак, этот информационный след и есть то, что мы зовем душой? Не что-то абстрактное и эфемерное, а вполне конкретная информационная структура, тонкая, но материальная? Матрица, остающаяся после гибели физического тела на сорок дней – срок, за который эта структура постепенно растворяется или переходит в иное, неведомое нам состояние. Она не знала наверняка, но считала своим долгом, долгом науки, изучать это явление. Способность Горяева восстанавливать поврежденные семена с помощью своей аппаратуры была логичным завершением этой цепочки открытий. Если существует призрак, информационная матрица нормы, то на нее можно воздействовать и через нее – восстановить разрушенную материю. Это была информационная медицина в действии, не лечение тела химией, а лечение информационной матрицы, которая потом сама восстановит тело, словно опытный врач. Бехтерева часто вспоминала свои операции на мозге. Когда она видела эту живую ткань под руками, когда прикасалась к центрам памяти, эмоций, личности, она всегда ощущала, что то, что делает человека человеком, не может быть просто суммой этих клеток. Что-то еще, невидимое, неосязаемое, но главное.
Личность. Я. Душа. Называйте это как угодно. Нечто большее, чем просто сумма нейронных связей, нечто, что использует мозг как инструмент, словно радиоприёмник, настраивающийся на волну. Эксперименты Гаряева приоткрыли завесу над природой этого "большего", указали на информационное поле, на ту самую матрицу, что простирается за пределы физического тела. Мы не просто плоть и кровь, мы – информационные структуры, временно облечённые в телесную форму. И то, какой будет эта форма, напрямую зависит от чистоты информации, которую мы принимаем и транслируем. Каждое слово, каждая мысль – это вибрация, это частота, это информация. Ваше тело – резонатор, настроенный на определенную волну. На какую волну настроены вы сейчас?
И здесь, на пересечении теории и практики, возникает фигура, сама по себе являющаяся живым доказательством гипотез Бехтеревой и Гаряева. Леонид Рошаль, врач, легенда. Человек, встретивший свой вековой юбилей в апреле 2023 года. 100 лет! Вдумайтесь в эту цифру. В мире, где средняя продолжительность жизни мужчины едва переваливает за 70, в профессии, которая способна выжечь человека дотла к 50-ти, он прожил целый век. И не просто прожил, а действовал, спасал, служил. Бехтерева видела в нем не просто героя, а живое воплощение той самой информационной матрицы здоровья, о которой говорил Гаряев.
Вспомните вехи жизни Рошаля: Спитак, землетрясение, тысячи погребённых под обломками детей – он там. Уфа, взрыв газа в поезде, обгоревшие, страдающие дети – он там. Афганистан, война, раненые дети – он там. Югославия, бомбёжки – он там. Дубровка, террористы, заложники, дети – он там. Беслан, самый страшный кошмар – и там он был. Всегда там, где боль, где смерть, где, казалось бы, уже нет никакой надежды. Он приходил и рисковал собственной жизнью снова и снова. Что же двигало этим человеком? Долг? Героизм? Безусловно. Но Бехтерева видела глубже: человека, чьи слова идеально совпадают с его делами, абсолютно, без малейшего зазора. Вся его жизнь была подчинена одной цели, одному вектору, одной мощной программе – служению.
Помните слова Гаряева: "Миром управляет информация, воплощённая в словах, и человек может осуществить самотрансформацию силой мысли и слова"? Рошаль – это самотрансформация в действии. Его слово было: "Я спасу". И он спасал тысячи, десятки тысяч раз. Это слово буквально стало частью его ДНК.
Многие тщетно ищут секреты долголетия, тратят огромные деньги на дорогие добавки, посещают сомнительных целителей, фанатично изучают диеты долгожителей. А секреты Рошаля до гениальности просты: кипяток, гречка, зелень, овощи – вот и все. Он не пил кофе и чай, считая, что его организм и без того полон энергии. Ему не нужны были стимуляторы. Он никогда не пил алкоголь, не курил, исключил из рациона переработанное мясо, картофель, жареное. Бехтерева видела в этом не просто диету, а информационную гигиену. Гаряев говорил о том, как бранные слова разрушают ДНК, но алкоголь, табак, мёртвая, переработанная пища – это те же бранные слова, только на биохимическом уровне, несущие в себе информацию хаоса, распада, смерти. Они твердят клеткам: "Разрушайся, умирай, тебя не ценят". Рошаль интуитивно или сознательно не допускал эту разрушительную информацию в свой организм. Он поддерживал чистоту не только физическую, но и информационную. Его тело звучало той самой низкой, монотонной, гармоничной частотой здоровой ДНК, о которой писал Гаряев.
Но диета – это лишь внешнее проявление. Главное было в другом. Сам Рошаль говорил о себе: "Всю жизнь я испытывал неприязнь ко лжи, подлости, двуличию. Всегда поступал так, как считал нужным, искренне и от души". Вот оно, главное слово! Главная матрица! По мнению Бехтеревой, именно эта внутренняя чистота, эта честность перед собой и миром являлась истинным секретом его долголетия. Не гречка его спасала, не отказ от кофе продлевал ему жизнь. Это помогало, да. Но главным было другое: его программа, его слово, его матрица здоровья – "Я служу жизни каждый день, каждую минуту". Вся его жизнь была воплощением этого слова, и его ДНК подчинялась ему. Он не занимался спортом регулярно, хотя в молодости и увлекался им. Он не следовал модным системам здорового образа жизни. Его матрицей была его работа. Спасение детских жизней – это была та самая голографическая проекция, которая, по Гаряеву, формирует тело. У Рошаля эта проекция была кристально ясной, чистой, невероятно мощной. Его словом была жизнь, и его тело, его клетки, его ДНК слушались этого слова.
Бехтерева часто размышляла о пожилых людях, о том, как важно в преклонном возрасте найти свою программу, свой смысл, своё слово. Не обязательно спасать мир, как Рошаль, не обязательно совершать подвиги, но найти то, что наполняет жизнь смыслом.
Для одних это внуки – эстафета мудрости, безусловная любовь. Для других – творчество, выплеск души в красках, звуках, рифмах. Для третьих – молитва, сакральная связь с высшим. А для кого-то – простое, исполненное любовью, ежедневное действо. Оросить цветы не машинально, а с благодарным трепетом перед их красотой. Накормить птиц, ощущая себя сопричастным к великому таинству жизни. Искренне, от сердца, обронить доброе слово соседу. По мнению Натальи Бехтеревой, в этом и кроется суть информационной медицины, доступной каждому, бесплатной, всегда под рукой. Мы сами, ежесекундно, своими мыслями, словами, поступками творим собственную матрицу бытия. Вольны избрать матрицу болезни, изо дня в день твердя: "Я немощен, я слаб, мне дурно". И тем самым обречь себя на немощь. Вольны выбрать матрицу хаоса, погрязнув во лжи, в злобе, в ненависти, разрушая себя и мир вокруг. Но можем избрать и матрицу здоровья и долголетия, подобно доктору Рошалю, избравшему путь честности, простоты, служения – не обязательно великого, но неизменно искреннего. Исследования Петра Горяева, сколь бы ни казались они спорными для ортодоксальной науки, подарили человечеству лучик надежды, напомнив: "Мы не просто вместилище химических элементов. Мы не марионетки наследственности, не рабы обстоятельств". "В начале было Слово…" – это не метафора, это буквальная истина. Слово, информация, матрица – они в наших руках, в наших помыслах, в нашей речи, в каждом нашем выборе. Наш мозг, по глубокому убеждению Бехтеревой, создан для того, чтобы впитывать свет, информацию о здоровье, о норме, о жизни во всей её полноте, и преобразовывать эту информацию в материю: в наше здоровое тело, в нашу долгую жизнь, в нашу осмысленную судьбу. Каждое утро, пробуждаясь, мы стоим перед выбором: какое слово станет матрицей нашего дня? "Я болен" или "Я исцеляюсь"? "Я стар и бесполезен" или "Я мудр и нужен"? "Жизнь подходит к концу" или "Жизнь продолжается"? Наша ДНК внимает нам прямо сейчас, в эту самую секунду. Что мы хотим ей сказать? Доктор Рошаль, в свои сто лет, продолжал трудиться, продолжал служить. Его слово не ослабело, его матрица не исказилась, ибо он избрал жизнь, и жизнь избрала его. Этот выбор доступен каждому. Независимо от возраста, от поставленных диагнозов, от груза прошлого. Начните говорить иначе уже сегодня, прямо сейчас. И наблюдайте, как информация преобразуется в материю, как слово становится плотью, как ваша новая матрица начинает перестраивать реальность. Клетка за клеткой, день за днём, слово за словом. Это не волшебство, это наука. Наука будущего, которая уже здесь.
Спасибо за внимание! До новых встреч на канале Путь в Беловодье - Тонкий мир ☀️
Если данный материал оказался для Вас полезным, поставьте отметку "нравится", подпишитесь на обновления канала и поделитесь этой информацией с близкими!
Подписывайтесь на мой Телеграмм канал - Путь в Беловодье через Тайны Мироздания и группы Вконтакте https://vk.com/club225744902 и в Одноклассниках - https://ok.ru/group/70000006739882 чтобы быть первыми в курсе новых публикаций.
Мой канал в Рутубе - https://rutube.ru/channel/53827152/