Во вторник, нас, как стадо сонных пеликанов, загнали в класс и объявили приговор: «Контрольная по природоведению. Литосфера. Горные породы и вулканы»». Юрка Лошадкин с важным видом разложил три идеально заточенных карандаша, линейку и положил ладонь на учебник, будто считывая с него информацию силой мысли. У меня же в голове носился какой-то дикий вихрь из обрывков: «базальт, гранит, магма... Или лава? Совсем запутался!».
А вот у Сашки Лошадкина, на лице читалась вселенская тоска. Он смотрел на абсолютно чистый лист бумаги, как в бездонный колодец, и ритмично постукивал лбом о столешницу. Туки-туки-тук. Именно этот стук и привлек внимание нашей учительницы.
— Лошадкин Саша, прекратите раскачивать тектонические плиты, — строго сказала Надежда Георгиевна.
Она была женщиной с пучком волос, напоминавшим грачиное гнездо, и взглядом, который видел тебя насквозь. Сашка вздрогнул и на секунду замер, но потом снова уткнулся в свой пустой листок.
Прошло всего пятнадцать минут, а он уже сидел, обхватив голову руками. На бумаге красовалась одна единственная строчка: «Вулкан — это такая штука, которая булькает и плюётся», он понимал, что для хорошей оценки этого катастрофически мало.
Неожиданно за его спиной возникла тень. Это была Надежда Георгиевна. Я инстинктивно зажмурился, предчувствуя развязку.
— Лошадкин Саша, — раздался у него над ухом её ровный, как линия горизонта, голос. — И где же ваши знания? Иссякли?
Сашка резко обернулся и увидел её строгие очки, которые увеличивали глаза до размеров блюдец. И тут случилось чудо.
— Надежда Георгиевна! — выпалил он с пафосом оратора на главной площади. — Знания не иссякли! Они просто... перешли в другое агрегатное состояние! В состояние творческого прорыва! Я осмыслил тему глобально!
В классе повисла тишина. Учительница приподняла бровь, и в её голосе появилась едва уловимая, опасная нотка интереса.
— Интересно, — протянула она. — Что же такое, по-вашему, извержение вулкана?
Сашка встал и драматично провёл рукой по волосам.
— Извержение вулкана, — начал он, вдохновенно глядя куда-то в потолок, — это не просто геологический процесс. Это... великий гнев Земли! Она копила свою ярость миллионы лет в каменном сердце! А лава — это кровь планеты, раскалённая до безумия! Она кипит не от температуры, а от обиды на наши двойки! Это её немой протест! Её крик, который застывает в камне!
Даже Юрка перестал писать, он смотрел на брата, медленно открывая рот. Надежда Георгиевна молчала, лишь поправляя очки. Казалось, минуты тянулись вечность.
— Оригинальная... интерпретация, Лошадкин, — произнесла она наконец. — Крайне ненаучная, но... не лишённая образности. За нестандартный подход к раскрытию темы и попытку метафорического мышления — ставлю четыре.
Этот момент стал рождением феномена ленивого гения. Обычный школьник Сашка Лошадкин в ту секунду канул в лету. На его месте родился Творец. Непонятый Гений, который только что открыл свой уникальный метод.
С этого дня он уже не мог остановиться. Казалось, в его голове щёлкнул невидимый тумблер. На физике, когда речь зашла о силе трения, Сашка, будто пророк, поднял руки вверх.
— Трение — это вечный спор между движением и ленью! Предмет хочет катиться, а Вселенная шепчет ему: «Сиди, не рыпайся, куда собрался?». И они спорят, а мы, этот спор измеряем в ваших ньютонах!
Но настоящий шедевр родился в спортивном зале. Физрук, которого мы за его силу звали Юрьина - Гора, спросил Сашку, почему тот не может подтянуться даже одного раза. Повиснув на турнике, как медуза на коряге, Сашка изрёк с философским видом.
— Я не могу подтянуться, потому что моя сила — не в мышцах, а в силе духа! А дух, он невесомый! Он изо всех сил тянет меня ввысь, но преодолеть грубое земное притяжение материального тела ему, увы, не под силу!
Юрка Лошадкин в те дни ходил мрачнее тучи. Он наблюдал, как стройное здание научной картины мира, которое он так бережно строил, даёт трещины под напором братского безумия. Вечером в их комнате грянул настоящий апокалипсис.
— Хватит! — взорвался наконец Юрка, когда за ужином Сашка назвал картофельное пюре «облаком, рождённым в недрах земли». — Твоя «кровь Земли» имеет конкретную температуру в 1200°C и состоит из силикатов! Ветер возникает из-за разницы атмосферного давления! А твой «дух» не может подтянуться, потому что у тебя бицепс развит, как у головастика! Ты не гений, ты — ходячее, говорящее заблуждение!
— Ага! — парировал Сашка, размахивая ложкой, как дирижёрской палочкой. — Заблуждение, которому ставят четвёрки! Тебя, ясновидца, кто-нибудь спрашивал? Ты думаешь скучно, плоско, квадратно! А я — объёмно и с чувством!
— Ты думаешь пусто! — огрызнулся Юрка. И в его глазах загорелся огонь решимости. — И я это докажу. С завтрашнего дня я начинаю спасать твой разум. Я верну тебя к фактам.
Так началась великая битва. Юрка, подобно мифическому Сизифу, с невероятным упорством катил в брата тяжёлый камень точных знаний. Он впихивал в него формулы, определения, аксиомы. Сашка же, словно хитрая сорока, только этого и ждал. Он хватал блестящие факты и мгновенно вплетал их в свои немыслимые узоры.
— Смотри, — терпеливо объяснял Юрка, показывая в учебнике схему круговорота воды. — Всё просто: испарение, конденсация, осадки.
— Понял! — радостно восклицал Сашка. — Значит, туча — это огромная летающая библиотека, где каждая капля — книга-путешественница с уникальной историей! А дождь — это когда неосторожный библиотекарь-ветер роняет целые полки с этими книгами на землю!
Юрка только стонал и хватался за голову, чувствуя, что его миссия обречена. Но сдаваться он не собирался.
Кульминация наступила снова на уроке природоведения. Надежда Георгиевна, с тем самым лукавым блеском в глазах, вызвала к доске обоих братьев Лошадкиных.
— Объединитесь! — объявила она. — Ваша задача: объяснить классу, что такое фотосинтез. Саша — образно и ярко. Юра — научно и точно. Но в одном, общем ответе.
Они стояли у доски, как два противоположных полюса одной планеты. Юрка, бледный от напряжения, сжал в пальцах мелок. Сашка потирал руки, будто собирался не отвечать, а взлететь.
— Фотосинтез, — начал Юрка, чётко и бесстрастно выписывая на доске химическую формулу, — это процесс синтеза органических веществ из неорганических под действием солнечной энергии. В хлоропластах растений...
— Скукотаа! — не выдержал Сашка. — Дайте же слово мне! Фотосинтез — это самая настоящая волшебная кухня! Солнце — главный повар, который светит в огромное окно-лист! Воздух приносит невидимые ингредиенты — углекислый газ! Вода по тонким трубам-стеблям подаёт ещё один секретный компонент! И прямо в зелёных кастрюльках-хлоропластах...
— Не кастрюльках, а органеллах! — скрипнул зубами Юрка.
— ...в этих самых органеллах, — не сбавил темп Сашка, — готовится волшебный обед — сахар! А в качестве благодарности за работу растение выпускает в мир чистый, свежий кислород — это как божественный аромат от только что испечённого пирога, который манит всех вокруг!
Юрка, видя, что поток не остановить, вцепился в свой шанс и вставил, перекрывая брата:
— Этот «сахар» — глюкоза. Её формула — C₆H₁₂O₆. А «аромат» — молекулярный кислород, O₂. При этом энергия солнечного света запасается в химических связях полученных веществ!
— Точно, именно так! — подхватил Сашка, словно это была его идея. — Солнце консервирует свой свет в зелёные банки-листья! И мы, когда едим яблоко или морковку, по сути, вкушаем самые настоящие солнечные консервы!
Класс взорвался смехом. Надежда Георгиевна смотрела на них, прикрыв ладонью рот. Было видно, как её плечи слегка вздрагивают.
— Стоп, — наконец сказала она, восстанавливая порядок. — Итак, по версии Лошадкиных, фотосинтез — это волшебная кухня по точному химическому рецепту. На ней солнечный повар консервирует свет в съедобные банки, используя зелёные кастрюльки-органеллы, и попутно ароматизирует всю атмосферу.
Она посмотрела на Юрку: «С научной частью — всё безупречно». Посмотрела на Сашку: «С образом... это нечто невообразимое». А потом обвела взглядом весь класс.
— Ставлю «пять». За уникальный сплав абсолютной научной точности и... космического, но гениального бреда. Такой ответ я запомню на долгие годы.
После уроков мы сидели в комнате у Лошадкиных. Сашка парил где-то в стратосфере от счастья.
— Видишь? — тыкал он пальцем в хмурого, но довольного Юрку. — А ты говорил — заблуждение! Мы же команда! Я — крылья воображения! Ты — мотор из фактов! Вместе мы — сверхзвуковой самолёт!
— Самолёт, собранный на коленке из подручных материалов, — буркнул Юрка, но уже беззлобно. — Но... признаю. Твои сумасшедшие идеи делают сухие факты... липкими. Они прилипают к памяти, как жвачка к подошве.
— Точно! — засиял Сашка. — Я делаю твои скучные цифры липкими и вкусными!
И я вдруг понял, что Надежда Георгиевна в тот день открыла не просто их странные способности. Она невольно вывела формулу. Ту самую формулу Лошадкиных, по которой работает феномен их ленивого гения: одна часть безупречного знания, одна часть безудержной метафоры, смешанные до состояния интеллектуального взрыва. Получается нечто гениальное, яркое и совершенно незабываемое.
Главное в этой формуле — не переборщить ни с тем, ни с другим. Но с братьями Лошадкиными это было невозможно. Их тандем был идеален в своём дисбалансе. И этот самый феномен ленивого гения продолжал удивлять всех вокруг, доказывая, что даже к самому сложному вопросу можно найти нестандартный и блестящий ответ.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ скорее на мой канал, а то всё самое интересное пролетит, как тот мой воздушный шарик!
А ещё...Вы можете ЛАЙКНУТЬ! Я один раз ткнул пальцем в экран от радости, а папа сказал: «Вот это да! Этот лайк каналу — как мотор ракете! Помог развитию!». Вот так-то!