В последнее время в мировой политике произошёл поворот, который — по глубине и последствиям — может оказаться сопоставимым с крушением СССР. Однако, в отличие от конца 1980-х, сегодняшняя трансформация пока остаётся в тени официальной повестки: ни политологи, ни эксперты, ни даже дипломатические ведомства России практически не комментируют её. А ведь речь идёт не о тактическом шаге, а о системной концепции, предложенной Дональдом Трампом, — новой геополитической модели, которая ставит под сомнение саму основу существующего мирового порядка.
Об этом на одном из недавних эфиров заявил известный экономист и публицист Михаил Хазин: «Трамп предлагает новые концепты. Он предлагает концепцию C5 — США, Россия, Индия, Китай, Япония. Обращаю ваше внимание: четыре страны из пяти — в Восточном полушарии. Где Европа? Какая Европа?».
Конец евроатлантической парадигмы
Суть предложения Трампа, по словам Хазина, заключается в радикальной перезагрузке геополитических координат. В новом мире, который он проектирует, Западная Европа оказывается за пределами основного поля игры. «Он, соответственно, предлагает некий коридор нейтральный от Польши до Италии. Все, естественно, сразу же задаются вопросом: а восточнее этого коридора кто? Ведь ясно же — мы», — поясняет Хазин.
Это не просто перераспределение зон влияния — это декларация о том, что старая модель, в которой США и ЕС действовали как единый геополитический блок, ушла в прошлое. «Евросоюз он точно собирается разваливать — это уже даже особо не скрывается», — подчёркивает экономист.
Хазин с возмущением отмечает, что отечественное экспертное сообщество молчит: «Сотни, да, завлабов, докторов наук, все молчат, как рыба об лёд. Я не понимаю, что это значит. Вам предлагается абсолютно радикальное изменение всей геополитической среды — и все молчат, как коммунисты на допросе».
Энергетическая сверхдержава и новая доктрина Монро
Предложенная Трампом модель, по мнению Хазина, уже не просто риторика. Она подкреплена конкретной стратегией. «В начале лета они начали обсуждать, а к сентябрю приняли концепцию стратегическую под названием «энергетическая сверхдержава». И они сейчас перестраивают всю геополитику мировую под эту концепцию».
Центральный элемент этой стратегии — активизация доктрины Монро. Вашингтон вновь заявляет о своём исключительном праве на гегемонию в Западном полушарии. «Они сейчас под эту доктрину Монро наезжают на Венесуэлу… с точки зрения так называемого международного законодательства то, что делают США, называется пиратством. Они там перехватывают танкеры, пуляют по каким-то кораблям…»
Тем не менее, Трамп, как считает Хазин, не стремится к прямому военному вмешательству. «Он туда солдат высаживать не хочет, потому что у него есть сильное подозрение, что будут большие проблемы… Поэтому он тихоря ведёт переговоры с Мадуро».
Россия же получает неожиданное, но логичное предложение: «Ребята, у вас есть стратегия? Ау! Россия, у вас есть стратегия? Нету? Ну тогда ложитесь под мою. У вас же всё равно нету». И далее следует обмен: «Я себе беру Латинскую Америку… а вы себе — Финляндию, Прибалтику, Румынию, Болгарию, Грецию».
Не Хазария, а справедливость
Внимание Хазина привлекает также и то, как в этом новом мире может трансформироваться положение еврейских общин. Он резко отвергает конспирологические толки о «новой Хазарии», но поднимает важный исторический и этический вопрос.
«Территория, которая была освобождена от евреев путём геноцида во Вторую мировую войну… теоретически справедливо было бы, чтобы им была дана возможность вернуться на родину предков». Он напоминает, что в Прибалтике и на Украине уничтожение евреев часто осуществляли не немцы, а местные националисты: «Как рапортовали эстонцы: «Мы стали первой территорией рейха, свободной от евреев».
Хазин подчёркивает: «Хазарии как государства не будет. А будет ли Израиль как государство? Очень много сил хотят, чтобы это государство было ликвидировано». Но он делает акцент на справедливости: «В рамках новых моделей возможна справедливая ситуация».
Россия: отсутствие стратегии как системный вызов
Особую тревогу у Хазина вызывает внутреннее состояние России. «У нас вообще нет программы у правительства. Уже больше десяти лет. Просто нету вообще. Что оно делает, для чего делает? Импровизирует».
Он отмечает внутреннюю борьбу между командой премьера Мишустина, стремящейся к экономическому росту и низкой инфляции, и «денежными властями» — ЦБ и Минфином, которые, по его мнению, сознательно подавляют экономику через высокую ключевую ставку. «Экономика России падает. И она не может расти, потому что экономики без инвестиций не бывает, а инвестиций при ставке 16,5% быть не может — это исключено».
На этом фоне он резко критикует демографическую политику: вместо системных решений — популистские жесты. «Выделим в бюджете денег, сделаем льготную ипотеку, чтобы банки получали за каждую квартиру в четыре раза больше из бюджета. Как хорошо. Всех всё устраивает», — иронизирует он.
Вместо этого Хазин предлагает радикальные, но прагматичные меры: трёхкомнатная квартира молодой семье с поэтапным списанием ипотеки за рождение детей или гарантированная пенсия, пропорциональная количеству детей. «Родила пятерых — в 45 лет выходишь на пенсию. Это совсем будет другая… И вообще, это компенсация здоровью».
Суд и справедливость: возвращение к русскому укладу
Отдельное внимание Хазин уделяет кризису правосудия. По его словам, за последние десятилетия в России сложилась «специфическая корпоративная среда», где закон стал инструментом вымогательства, а не защиты. «Наши судьи не только не знают законов — они ещё читать не умеют», — заявляет он, опираясь на личный опыт.
Однако он отмечает первые признаки перемен — например, решения Верховного суда, возвращающего гражданам конфискованное имущество. «Это хорошо. Я жду, что то же самое начнётся и в других местах».
В финале Хазин делает важный вывод: «Справедливость — наша традиционная ценность. И вот это нужно делать». Именно восстановление справедливости, а не формальное «верховенство права», способно вернуть доверие народа к государству.
Михаил Хазин не просто анализирует внешнюю политику Трампа — он ставит зеркало перед российской властью. Если мир действительно вступает в эпоху «пост-Бреттон-Вудса», где старые институты (ВТО, МВФ, даже ООН) теряют смысл, то отсутствие собственной стратегии становится смертельно опасным. Россия стоит перед выбором: либо продолжать импровизировать в умирающей парадигме, либо начать выстраивать новую модель, основанную на справедливости, суверенитете и прагматичном сотрудничестве в новом многополярном мире.
«Любая смена парадигмы — это всегда риски. Но модель, которая умерла, её нельзя оживить. Её нету. Не существует», — напоминает Хазин. И в этом — главный вызов 2026 года.