— Ты, сын, на нас не серчай, но помочь тебе мы ничем не можем! Надо о будущем Витеньки думать. Сынок младший — наша гарантия безбедной старости. Это пока он молодой, бедокурит… Но скоро совсем он за ум возьмется! Я это точно знаю!
***
Звонок стационарного телефона в тот душный августовский вечер прозвучал как выстрел. Резкий, требовательный, он разрезал тишину кухни. Ира вздрогнула, чуть не уронив ложку. Сергей, её муж, сидел напротив, уткнувшись в планшет. Он даже бровью не повел — привык, что по вечерам звонят редко, обычно это была ошибка номером или соцопрос.
— Сереж, возьми, а? — попросила Ира, вытирая липкие от арбузного сока руки. — У меня руки мокрые.
Сергей нехотя поднялся, шаркая тапочками по линолеуму.
— Да иду, иду. Кому там не спится…
Ира краем уха слушала, как муж снял трубку.
— Алло? Да, пап, привет. Что-то случилось? — голос Сергея мгновенно изменился. Исчезла расслабленность, спина напряглась, стала прямой, как струна.
Пауза. Долгая, тягучая пауза, во время которой Ира слышала только гудение холодильника и далекий шум машин за окном. Она видела, как лицо мужа сереет, теряет краски, словно из него выкачивают жизнь.
— Как съезжать? — тихо переспросил он. — Пап, сейчас август. Тридцатое число. У Вани школа через два дня… Куда? В ипотечную? Там же голые стены, пап. Там даже унитаза нет толком.
Ира замерла. Сердце гулко ухнуло куда-то в желудок.
— Я понимаю, что Вите надо… Но почему сейчас? Пап, мы же договаривались, что до зимы хотя бы… Алло? Пап?
Сергей медленно опустил трубку. Он стоял, глядя на телефонный аппарат, будто тот превратился в ядовитую змею.
— Что? — Ира подошла к нему, коснулась плеча. — Сережа, что он сказал?
Муж повернулся. В его глазах стояла такая растерянность и боль, что Ире захотелось выть. Так смотрят побитые собаки, которые не понимают, за что хозяин ударил сапогом.
— Отец сказал освободить квартиру. Срочно. Витька едет. Ему, видите ли, нужно устраивать личную жизнь и карьеру в городе. Путевка в жизнь, понимаешь?
— В смысле — срочно? — Ира почувствовала, как внутри закипает злость. — Завтра первое сентября! У ребенка линейка! У нас там, в Новом Городке, конь не валялся! Мы же планировали ремонт только начать!
— Ему плевать, Ир, — Сергей опустился на табурет и обхватил голову руками. — Он сказал: «Квартира моя, я решаю. Вите нужнее. А вы… вы справитесь, вы взрослые».
Ира смотрела на мужа и вспоминала последние десять лет. Десять лет они жили в этой «однушке», которая досталась свёкру от бездетного брата. Жили тихо, не отсвечивали. Сделали косметический ремонт, поменяли сантехнику. Платили исправно коммуналку, ни копейки у родителей не брали. Наоборот, тащили всё туда, в родительский дом.
Помнила, как покупали ту стиральную машинку. «Индезит», дорогая, с сушкой. Свекровь тогда охала: «Ой, да зачем такая роскошь!». А Витька, младшенький, любимчик, стоял рядом, грыз яблоко и ухмылялся: «Норм аппарат, чё. Хоть стирать руками не надо будет».
Витька… Этот «Иванушка-дурачок» местного разлива. Тридцать лет мужику, а ума как у хлебушка.
— Так, — Ира глубоко вдохнула. — Не раскисать. Мы не на улице. У нас есть ключи от той квартиры? Есть. Матрас надувной есть? Есть. Прорвемся.
Но прорваться оказалось сложнее, чем сказать.
На следующий день, тридцать первого августа, когда Ира в мыле гладила рубашку сыну и пыталась паковать коробки, в дверь позвонили. На пороге стоял Витя. С одной спортивной сумкой через плечо и наглой ухмылкой на лице.
— Здарова, родственнички! — он шагнул в прихожую, не дожидаясь приглашения. — Ну чё, как оно? Сидите на чемоданах?
Сергей вышел в коридор. Он был бледен, под глазами залегли тени — ночь не спал.
— Витя… Ты мог бы хоть предупредить заранее? Хоть за неделю?
— Да ладно тебе, Серый, не гуди, — Витька бросил сумку прямо на свежевымытый пол. — Батя сказал — ехай. Я и поехал. Я, короче, давно мечтал в этом городе пожить. Тут движуха, перспективы. А в нашей дыре только спиваться.
Ира вышла из комнаты, держа в руках стопку книг.
— Перспективы, значит? — она посмотрела на деверя в упор. — А работать ты тут где собираешься? Опять на диване, как пять лет назад?
Витя скривился, словно лимон съел.
— Ой, Ирка, вечно ты начинаешь. Я только приехал, дай осмотреться. Может, бизнес замучу. У меня идей — вагон.
— Ага, — кивнула Ира. — Идей вагон, а на проезд у мамы берешь.
— Не твое дело, — огрызнулся он. — Хата отцовская. Имею право. Вы тут десять лет жировали, теперь моя очередь.
Сергей молча взял коробку с посудой.
— Не надо, Ир. Пошли. Не будем устраивать цирк.
Они грузились в «Газель» под моросящим дождем. Витя даже не вышел помочь. Он уже включил телевизор на кухне и, судя по звукам, открыл банку «ппенного». Ира слышала этот характерный пшик.
— Мам, а почему мы уезжаем? — восьмилетний Ваня смотрел на родителей испуганными глазами, прижимая к груди плюшевого медведя. — Я же тут с Мишкой договорился в школу идти…
— Ничего, сынок, — Ира погладила его по голове, сдерживая слезы. — У нас будет новое приключение. В новой квартире. Там… там просторнее.
Денег на ремонт пока не было — всё уходило на ипотеку и текущие расходы. Стены серые, пол — стяжка. Из мебели — только то, что успели привезти.
***
Первую ночь спали на полу, на матрасах. Сергей лежал, отвернувшись к стене, и молчал. Ира знала это молчание. Это было не просто расстройство. Это было крушение мира. Его предали. Самые близкие люди вышвырнули его, как ненужного щенка, ради прихоти младшего брата.
— Сереж, — шепнула она в темноту. — Ты как?
— Нормально, — голос был глухим, деревянным. — Просто… я не понимаю, Ир. За что? Мы же всё для них… Стенку эту дурацкую в зал купили, плиту… Я же отцу крышу перекрывал в прошлом году, весь отпуск убил. А Витька в это время на речке загорал. А теперь он — «путевка в жизнь», а мы — «справитесь».
— Потому что ты сильный, — Ира прижалась к его спине. — А он — паразит. Паразитов берегут, а на лошадях пашут. Но знаешь что? Мы выживем. Мы сделаем тут конфетку. И ни от кого зависеть не будем. Ни от чьих звонков и настроений.
Сентябрь превратился в ад. Школа была далеко, приходилось вставать в шесть утра, чтобы отвезти Ваню, потом мчаться на работу. Вечером — обратно по пробкам. Дома — пыль, грязь, готовка на маленькой электрической плитке, потому что кухню еще не купили.
Но злость — хорошее топливо. Ира работала как проклятая. Сергей брал подработки, таксовал по ночам. Они, как два муравья, тащили в свою бетонную нору всё, что могли. Поклеили обои — самые простые, бумажные, но светлые. Постелили ламинат — сами, в выходные, ползая на коленях до боли в суставах.
От родителей мужа — ни слуху ни духу. Тишина. Будто их вычеркнули из списков живых.
Октябрь сменился ноябрем. Первый снег лег на подоконники их новой квартиры. К тому времени у них уже стояла кухня — недорогая, модульная, но своя. И диван. Нормальный, мягкий диван, на котором можно было вытянуть ноги.
— Слушай, — сказал как-то Сергей за ужином, макая хлеб в домашнее лечо. — А ведь хорошо сидим. Тихо. Никто не учит жизни, никто не просит денег.
Ира улыбнулась. Она видела, как муж оттаивает. Морщина между бровями разгладилась.
— Я же говорила. Свобода, Сереж. Она стоит дороже любой «однушки».
А потом наступил декабрь.
Звонок раздался в субботу утром. Ира сразу поняла — что-то случилось. Звонила свекровь, Марья Ивановна.
— Ирочка… — голос у неё дрожал, срывался на плач. — Ирочка, дай Сережу. Срочно.
— Что случилось? — холодно спросила Ира. — Сергей занят, он плинтуса прибивает.
— Беда у нас, Ира! Витенька… Ой, горе-то какое! Залили они там всех! И с соседом подрался, полиция была! Отца вызывают, а у отца сердце прихватило!
Ира включила громкую связь. Сергей замер с молотком в руке.
— Что с Витей? — спросил он жестко.
— Ой, Сереженька! Сынок! — запричитала мать. — Этот паразит… Витька… Он же не работал ни дня! Дружков водил! Соседи жаловались, а он их посылал! А вчера они там гуляли, кран сорвали в ванной, уснули… Затопили три этажа вниз! Там ущерба на миллионы! Соседи полицию вызвали, Витька на них с кулаками полез… Его забрали! В обезьяннике сидит!
Сергей медленно положил молоток на пол.
— А я тут при чем, мам?
— Как при чем?! Ты же брат! Старший! Поезжай, разберись! Надо денег заплатить, выкупить его! И с соседями договориться! Отец лежит, встать не может, давление двести!
Ира видела, как в муже борются два чувства: привычка спасать и новая, выстраданная обида.
— Мам, — сказал Сергей очень спокойно. — У меня нет денег. Мы ипотеку платим. И ремонт делаем. Вы же сказали — мы взрослые, мы справимся. Вот и Витя пусть справляется. Он же за «путевкой в жизнь» ехал. Вот, пусть жизнь его и учит.
— Ты что, бросишь брата?! — взвизгнула трубка. — Родная кровь!
— Родная кровь нас выгнала на улицу перед первым сентября, — отрезал Сергей. — Я не поеду. Разбирайтесь сами. Квартира ваша, сын ваш. Я вам больше ничего не должен.
Он нажал «отбой» и сел на пол, прислонившись спиной к стене.
— Жестко? — спросил он, глядя на Иру.
— Справедливо, — она села рядом, обняла его за плечи. — Ты всё правильно сделал. Если сейчас побежишь спасать — это никогда не кончится.
Прошла неделя. Тишина. Потом еще одна.
Перед самым Новым годом, когда Ира наряжала елку (купили новую, пушистую, под потолок), в дверь позвонили.
На пороге стоял свекр. Фёдор Иванович. Постаревший, осунувшийся, с палочкой. Рядом, опустив голову так низко, что подбородком касался груди, стоял Витька. Вид у него был жалкий: под глазом синяк, куртка грязная.
— Можно? — тихо спросил свекр. Голоса не было, один хрип.
Сергей молча отошел в сторону, пропуская гостей.
***
Они прошли в новую кухню. Свекр огляделся. Увидел новые обои, красивую штору, запах пирогов. Ваня выбежал из комнаты:
— Деда! — но остановился, увидев мрачные лица взрослых.
— Садитесь, — Ира поставила чайник. — Раз пришли.
Свекр тяжело опустился на стул. Витька остался стоять у двери, теребя шапку.
— Ну, рассказывайте, — сказал Сергей, скрестив руки на груди.
— Продали мы квартиру, — глухо сказал отец. — Тот, братнину. Чтобы долги раздать за потоп. И штрафы Витькины закрыть. Еле хватило.
Ира ахнула. Квартира. Та самая, из-за которой столько лет они жили надеждами, а потом столько боли хлебнули. Продали. Из-за глупости и пьянства одного великовозрастного идиота.
— А Витя? — спросил Сергей.
— Витя… — отец махнул рукой. — Домой едет. К нам. Будет теперь под присмотром. Мать сказала, если еще раз «пенное» увидит — из дома выгонит.
Витька шмыгнул носом.
— Серега… Ир… Вы это… Простите меня, а? — он наконец поднял глаза. В них впервые за все годы не было наглости. Был страх. — Я дебил. Реально дебил. Думал, в городе всё просто. А тут… Я чуть не сел, Серег. Если б батя не продал хату…
Сергей смотрел на брата. Долго, изучающе.
— Ты не просто дебил, Витя. Ты эгоист. Ты думал, что тебе все должны. А мир так не работает.
— Я знаю, — Витька сглотнул. — Я… я работу найду. У нас там, на пилораме. Батя договорился. Буду долг отрабатывать. Перед родителями.
Фёдор Иванович поднял глаза на старшего сына.
— Сережа, — голос дрогнул. — Прости нас, стариков. Попутали мы. Любили его, жалели… Думали, ты сильный, ты вытянешь. А он слабенький, ему помочь надо. А вышло, что мы тебя наказали, а его развратили. Виноват я. Не надо было вас выгонять. Надо было сразу его на работу гнать.
В кухне повисла тишина. Только чайник начал закипать, шумел, набирая силу.
Ира смотрела на свекра. Ей было жаль его. И квартиру жаль. Но еще она видела, что этот урок, жестокий и дорогой, наконец-то дошел до адресатов.
Сергей вздохнул. Подошел к отцу, положил руку ему на плечо.
— Ладно, пап. Что сделано, то сделано. Квартиру жалко, конечно. Но зато все живы.
— Ты… ты не сердишься? — отец посмотрел на него с надеждой.
— Сержусь, — честно сказал Сергей. — Обида так быстро не проходит, пап. Но вы мои родители. Я не могу вас вычеркнуть.
Он повернулся к Вите.
— А ты, брат, смотри мне. Если узнаю, что ты опять на шею родителям сел — лично приеду и уши оторву. Понял?
— Понял, Серег. Зуб даю. Я на пилораму пойду. Честно.
— Чай будете? — спросила Ира, разливая кипяток. — С пирогом. Капустный, как вы любите, Фёдор Иванович.
Свекр вытер слезу, которая предательски скатилась по морщинистой щеке.
— Буду, дочка. Спасибо тебе. Золотая ты баба. Повезло Сережке.
Они сидели на новой кухне. Было немного тесно, но уютно. Витька, притихший, жевал пирог и боялся лишний раз поднять глаза. Отец рассказывал, как мать там, дома, места себе не находит, ждет звонка.
Ира смотрела на свою семью. На мужа, который смог простить, но при этом перестал быть удобной жертвой. На сына, который уже забыл обиды и показывал деду новый конструктор.
Это не был идеальный хэппи-энд. Квартиру не вернуть. Годы обид не стереть ластиком. Но воздух в комнате стал чище. Словно после грозы.
— Знаешь, — сказал Сергей вечером, когда проводили гостей и мыли посуду. — А ведь если бы они нас тогда не выгнали, мы бы до сих пор там сидели. Ждали бы, пока рак на горе свистнет. А так — смотри. Своё жильё. Свои правила.
— Точно, — Ира поцеловала его в плечо. — Иногда, чтобы построить что-то настоящее, нужно, чтобы тебя хорошенько пнули под зад.
— Но Витьке я всё равно спуску не дам, — усмехнулся Сергей, вытирая тарелку. — Буду звонить на пилораму, проверять табель.
— Звони, — засмеялась Ира. — Пусть работает. Труд, он, говорят, из обезьяны человека сделал. Может, и из Витьки сделает.
За окном падал снег, укрывая город белым одеялом. Впереди был Новый год. Первый Новый год в их собственной, выстраданной, но такой любимой квартире. И Ира знала точно: в этом году под бой курантов она загадает не квартиру и не деньги. Она загадает, чтобы у её мужа всегда хватало сил оставаться собой. Великодушным, но твердым.
И чтобы Витька на пилораме не накосячил. Но это уже, как говорится, совсем другая история.
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.