Военный суверенитет и реальная нестабильность: что происходит в Сахеле
События первой половины декабря 2025 года окончательно зафиксировали трансформацию Сахеля в зону хронической нестабильности, где прежняя архитектура безопасности разрушена, а новая так и не сформирована. Регион окончательно вышел из-под управляемого внешнего контроля, но не приобрёл устойчивого суверенитета. Военные режимы Мали, Буркина-Фасо и Нигера, объединившиеся в Alliance of Sahel States, удерживают власть за счёт мобилизационной риторики и силового давления, однако не контролируют стратегическую динамику конфликта.
Формально власти стран AES демонстрируют активность: объявляют операции против джихадистских группировок, подчёркивают разрыв с Западом, акцентируют «антиколониальный выбор». Однако на практике уровень насилия не снижается. Радикальные группировки, связанные с JNIM и «Исламским государством в Сахеле», адаптировались к новой реальности, отказавшись от лобовых столкновений и перейдя к тактике изматывания — ударам по коммуникациям, селам, экономической инфраструктуре. Контроль армий ограничен городами и ключевыми трассами, тогда как обширные сельские районы остаются вне устойчивого управления.
Декабрьские инциденты продемонстрировали и рост межгосударственной напряжённости. Даже формально дружественные страны региона действуют в условиях дефицита доверия. Любое пересечение границ воспринимается как потенциальная угроза, а безопасность всё чаще трактуется в узконациональных, а не региональных категориях. Это подрывает саму идею коллективной стабилизации и превращает Сахель в мозаику локальных военных режимов, неспособных к координации за пределами деклараций.
На внешнем контуре ситуация выглядит не менее противоречиво. Западные государства фактически свернули прямое военное присутствие, но усилили давление через санкции, визовые ограничения и политическую изоляцию режимов AES. Эти меры не меняют баланс сил на местах, но ускоряют разрыв коммуникации и подталкивают военные власти к ещё более жёсткой и замкнутой модели управления. Россия и ряд других внешних акторов используют вакуум влияния, предлагая политическую и силовую поддержку, однако их участие носит точечный характер и не сопровождается экономической или гуманитарной ответственностью. В результате Сахель превращается в пространство конкуренции интересов без стратегического «менеджера» кризиса.
Особое значение приобретает региональный эффект. Сахельская нестабильность всё явственнее давит на прибрежные государства Западной Африки, которые начинают рассматривать происходящее не как локальную проблему, а как экзистенциальную угрозу. Усиление запросов на внешнюю разведывательную и военную помощь со стороны соседних стран свидетельствует о том, что региональные механизмы безопасности фактически не работают, а страх «перетекания» конфликта становится доминирующим фактором политики.
Гуманитарное измерение при этом перестало быть вторичным. Массовые перемещения населения, разрушение аграрной экономики и деградация базовых институтов формируют долгосрочную социальную пустоту. Военные режимы не обладают ни ресурсами, ни инструментами для её заполнения. В таких условиях радикальные группы выступают не только как силовые акторы, но и как альтернативные структуры выживания для части населения, что делает конфликт самовоспроизводящимся.
В целом Сахель к середине декабря 2025 года представляет собой не «зону освобождения от внешнего влияния» и не пример нового суверенного курса, а пространство управляемого, но не контролируемого хаоса.
Ключевой риск заключается в том, что при сохранении текущей траектории Сахель в 2026 году окончательно закрепится как источник экспортируемой нестабильности — в Западную Африку, Средиземноморье и далее. Это делает регион не локальной проблемой, а одним из структурных очагов глобальной безопасности, где отсутствие стратегии опаснее любого внешнего вмешательства.
👤 Антон Михайлов
↗️ Подпишись на 🌐🌐🌐
