В главном музее города (и страны!) показывают больше 750 изображений людей разных эпох и форматов. Это как мумии, античные статуи, искусство Японии и Китая, так и работы Франсиско Гойи, Фрэнсиса Бэкона, Валентина Серова и Билла Виолы — словом, все эрмитажные шедевры за почти четыре тысячи лет. Собака.ru рассказывает, как не запутаться в таком великолепии (и возможно ли это!).
Может показаться, что выставка «Искусство портрета. Личность и эпоха» в Эрмитаже показывает портрет самого музея. «А вот извольте-ка посмотреть на этот остров, где все у нас есть» — и маски погребальные, и мрамор римский, и иконы византийские. В экспозиции представлено все, чем богат Эрмитаж: от египетских картонажей до модернистского европейского искусства, от сибирских мумий до арт-фотографии нашего времени. Правда, гипотеза о выставке как полифоничном портрете самой институции ломается, когда появляются вещи не из собственных залов и запасников, а фонда V-A-C и частных коллекций Дениса Химиляйне, Сергея Лимонова и Антона Козлова.
Появляется предположение: это метамодернистское высказывание и выставка — портрет портрета. Поначалу похоже: в аванзале как будто закладываются «анатомические» основы персонажа, в роли которого выступает жанр. Роли, связанные с погребением, репрезентацией власти и демонстрацией эмоционального мира человека — три кита, на которых портрет стоит. Это композиционные «кости», что далее должны покрываться слоями плоти из мазков краски.
И вроде бы при переходе в Николаевский зал этот процесс начинается, но в итоге распадается на отдельные разнонаправленные потоки. Рушится навигация — сначала кажется: вот, справа — Запад, слева — Восток (немного условно и колониально-схематично, но читаемо). И тут где-то между Индией и Ираном на зрителя внезапно выскакивают Сезанн и Ван Гог, расположенные одним блоком с Винтерхальтером с портретом графини Шуваловой (вполне светская работа, не имеющая ничего общего с формальными экспериментами первых двух авторов) и единственным эрмитажным Гойей. Концептуальный ход пугающий: зрителю никак не объясняют, что это такое. Дальше скачки во времени, пространстве, а также стилях становятся уже привычнее, но не объяснимее.
В общем, вся центральная часть экспозиции представляет скорее сумбур вместо музыки, хотя и составлена из прекрасных образцов разных видов искусства — от живописи до резных камей и терракотовых статуэток. Не слишком помогают разобраться и многочисленные вспомогательные тексты, присутствующие на стенах. Читать их интересно и местами познавательно, но мешают обилие материала и отсутствие внятной структуры.
Впрочем, начало и конец выставки удачные. На старте, как уже упоминалось, зрителя знакомят с основными функциями портрета, существовавшими в древности. Портретов в строгом понимании здесь нет, но есть изображения человека трех основных типов.
Во-первых, это разнообразные погребальные маски. Согласно верованиям они использовались для улучшения качества загробной жизни. Задачи точно передать индивидуальные черты перед художниками не стояло — достаточно было при помощи знаков сделать узнаваемыми определенные характеристики покойных. Например, их принадлежность к конкретному коллективу, чтобы другие его члены могли узнать «своих» после смерти. В отдельную подкатегорию здесь можно выделить раскрашенные мумифицированные головы, характерные для народов Сибири — тот случай, когда портретное тождество доведено до совершенства.
Вторая древнейшая функция портрета — репрезентация власти. При изображении правителей портретное сходство тоже играло далеко не первостепенную роль — важнее была символика, связанная с обожествлением государей и показывающая, каким они были: грозными или милостивыми.
Наконец, третья функция связана с отражением эмоциональных типов человека в его лице и теорией Аристотеля о физиогномике — здесь в принципе нет изображений конкретных людей, а присутствуют скорее иллюстрации классификаций.
Все эти предназначения протопортрета подробно показаны на богатейшем материале, рассматривать который — одно удовольствие.
Дальше начинается упомянутое слияние всего и вся, что связано с человеческим лицом: кольца, сосуды, графика, холсты, скульптуры и прочее. Если запастись терпением, можно попытаться отследить развитие жанра в пространственно-временном континууме, но будет не просто. Так что рекомендуем наслаждаться тем, что в большей степени привлечет лично ваш взгляд.
Завершающая часть выставки включает художественные эксперименты с формой из XX–XXI веков и фотографическую версию портретного жанра. Здесь показаны как вещи, которые обычно можно видеть в экспозиции Главного штаба, так и произведения не из коллекции Эрмитажа, включая работы ультрасовременных авторов.
Фрэнсис Бэкон здесь соседствует с Семеном Файбисовичем и Нестором Энгельке, а Влад Мамышев-Монро — с Энди Уорхолом и Биллом Виолой. Тут же представлены Пабло Пикассо, Анри Матисс, Хаим Сутин и прочие классики модернизма.
Завершающий раздел построен скорее в духе остальной экспозиции, где все немного в кучу, но за счет концентрации стилевого разнообразия и приемов на минимальной площади производит громкое впечатление.
Финальным аккордом здесь становится восьмиугольное эрмитажное зеркало XVII века — жест, которым кураторы, видимо, призывают зрителя задуматься о выходе искусства за собственные границы в пространство жизни, где портретом становится сама человеческая личность.
Выставка «Искусство портрета. Личность и эпоха» будет открыта в Эрмитаже до 29 марта, 6+.
Подробнее здесь