Виталий Сергеевич сидел на табуретке, уступив внукам и детям диван и удобные стулья с накидками. Лицо его, изрезанное морщинами, светилось тихой готовностью слушать и вникать. Но вникнуть он никак не мог и не успевал. И не понимал половины, что говорят его дети, и над чем засмеялись внуки.
В просторной гостиной, где сильно пахло жареной курицей, собралась вся семья. Трое взрослых детей, четверо внуков, и их отец - Виталий Сергеевич. Седой старик, в неизменном сером кардигане, синенькой рубашке и затёртых, но официальных брюках. Он брюки на праздники всегда надевал, от костюма. Разговор за столом лился легко и шумно. Говорили о последних ценах на парковочные места, спорили о новом российском сериале, планировали осенний отпуск в Грузии и в Абхазии. Говорили о работе, как она надоела. Смеялись. Ели, пили. Приехали к старику на день рождения.
Он крутил головой. Подслеповато щурился. Подкладывал в тарелки детям, кто рядом сидел, бутерброды со шпротами и со сливочным маслом и колбаской копченой. Вот дождался момента, когда все притихли, даже привстал, чтобы рассказать о своих помидорках, которые сейчас принесет. Но не успел заговорить, сын снова начал что-то рассказывать.
Виталий Сергеевич встал тихонько и сходил, принёс банку открытую, чтобы попробовали новый рецепт с чесноком и травами, и с перцем болгарским вместе.
– Вот, дети! Помидорки целые получились, как у бабушки, царство ей небесное. – Сказал он, не перебивая, в маленькую удивлённую паузу, — Вот вспоминаю, как мы с вами с ней в деревню ездили, за грибами, к брату маминому, вы с ним, бывало как пойдёте на луг, а за лугом, помните, что? А за лугом... речка наша, где мы...
Старшая дочь, Катя, с уставшим, красивым лицом, машинально поправила браслет на худой руке и мягко перебила:
– Пап, ну слышали уже. Помним. Маму вспоминаем. Садись, не суетись. Лучше послушай, что Олег про Тбилиси расскажет.
– Да, пап, послушай! Мы всё помним про детство, и твою юность, и про деревню. – сказала Марина, старшая дочь. Полная, аппетитная, главный бухгалтер на фирме её мужа Василия.
«Действительно, странно напоминать – они же помнят». – Подумал Виталий Сергеевич, смутившись, и поморгал обиженно слегка. Сел, конечно, внимательно прислушался.
Олег, муж Кати, его зять, улыбнулся и только заговорил про старинный ресторан, но тут его перебил внук Лёша.
– Пап, пускай дед расскажет. У него же день рождения, не у тебя. Говори дед! Мы слушаем!
И все посмотрели на него.
Виталий Сергеевич заволновался, ему немного плохо стало. И стыдно стало. Он неуверенно улыбнулся, замолчал. Махнул рукой.
– Пускай, пускай, говорите вы. Вы давно все вместе не собирались. А я послушаю.
Дети конечно приезжали, полные своих важных дел, своих разговоров о контрактах, ипотеках, рабочих моментах, льготах, налогах, занятиях в тренажерных залах. Все вместе собирались только два раза в год. На день рождения отца и деда, и на рождество. Новый год сами праздновали, а на рождество к отцу ехали, вместе. Он встречал их, дождаться не мог. И столько всего хотел рассказать. И про цены, про то, что транспорт общественный долго ждать приходится, и просто вспомнить, что каникулы, рассказать, как дети маленькие были, и он их на санках катал.
Его, конечно, слушали вполуха, но чаще обрывали ласково:
– Пап, не суетись.
– Нужно к пенсии добавить – добавим.
– Не суетись, что ты опять в воспоминания ударился.
Внуки тоже подросли, приклеились к экранам телефонов, сами с собой только и разговаривали. Зачем им слушать про мазь от боли в суставах или о соседях новых, которые заехали и шумят на весь дом.
Конечно, Виталий Сергеевич один только последние шесть лет. Так он с кошкой Фенькой доживал. Она оставалась с ним до шестнадцати лет своего возраста. С ней и говорил о жене, о детстве, юности, о женитьбе и деревне, о детях, которые родились один за другим. О письмах, что писали друг другу, когда работал Виталий Сергеевич на Севере, на квартиру детям зарабатывал. Потом кошка Фенька закрыла свои золотистые, полусонные глаза, и больше не могла открыть. Потом пошел попрощался с Фенькой. Горько было, щемило сердце по ночам. Об этом детям не расскажешь, внукам тем более. А остальное что сказать – не знал.
Одичавший он совсем стал?
Нет, всё же у новых соседей произошел окончательный разлад. И появился у Виталия Сергеевича друг - маленький сосед, восьмилетний Сережка. Мальчишка вечно слонялся после школы допоздна, в продленке оставаться не хотел, сбегал. Пока его мать, худая, вечно спешащая Наталья, была на работе - он искал себе приключений, валялся в снегу, сгребал золотые листья, ломал себе веточку и делал вид, что это волшебная палочка. Отца у Сереги больше не было, бабушки тоже не было, деда тем более. С Виталием Сергеевичем познакомился ближе, когда он мусор выносил. Просыпался мусор у старика при выходе из подъезда – Сережа подбежал и помог. Его Виталий Сергеевич позвал к себе руки помыть после того, как донесли.
Сережа был тихим и внимательным с дедом Виталей. С той поры, завидев деда Виталю с сумкой – бежал и помогал донести, а потом, бывало, замирал на пороге, будто ждал приглашения.
– Заходи, Серёнька. Мы с тобой сейчас блины печь будем. Любишь блины? – обычно спрашивал Виталий Сергеевич и приглашал.
Или на компот приглашал из сухофруктов, или пельмени лепить, а потом есть. Приглашал на макароны по флотски, или с сахаром, поджаренные слегка. Давал Сереже свои книжки, которые читал, чтобы Сережа ему почитал детским голосом немного. Иной раз и полы мыли вместе. Подметали щетками, цветы поливали, обрывали подсохшие листья.
И он рассказывал ему про всё. Про то, как в детстве нашел в лесу выводок маленьких ежат. И домой принёс вместе с ежихой в своей куртке. Принёс, чтобы брату показать и сестре, которые были маленькие, в лес не ходили. А сейчас их уже нет. А он пока есть. Про старый автобус, который бросили ржаветь, а дети в него залезали и играли. Про то, как жена его, бабушка Даша пошла покупать коляску для первой внучки Катюши, и так удивилась, что коляски бывают трансформеры. И не надо две коляски покупать. И рассказывал, как его старшую дочь покусали пчелы перед первым сентября, и каждый раз кусали именно перед тем, как в школу идти. Всё лето не трогали, а в школу она с заплывшим глазиком приходила и ругалась на пчёл, и на родителей, что они её в деревню опять повезли.
Сережка слушал, широко раскрыв серые глаза, не перебивая. Потом однажды, набравшись смелости, прошептал: «Хотите, я вам наших с мамой хомячков покажу? Мама разрешит. Пойдёмте ко мне в гости. А то я один дома не люблю, боюсь».
В их скромной, но уютной квартирке пахло свежо, везде были комнатные растения, лежал накрытый салфеткой мясной пирог. Суп на плите, холодные вареники с картошкой. И записка лежала: «Сережа, обязательно поешь! Я в 9 часов приду!»
Виталий Сергеевич, разглядывая забавных маленьких зверьков очень похожих на мышей в аквариуме, на кухне, присел осторожно и вдруг снова разговорился. О деревне, о том, как в лесу каски находил, о том, как учился паять и делал жестяные картины с помощью гвоздика и молоточка. О природе в лесу, как рыбу ловили на удочку из палочки, как сами гнули и точили крючки. Как леску выпрашивали у настоящих рыбаков. Сережа сидел на кухонном уголке, поджав ноги, и ловил каждое слово.
Вошла Наталья, уставшая после двух смен подряд, и от неожиданности замерла, услышав незнакомый голос. Услышала и обрывок рассказа. И как Сережа спросил про то, что в книжке они читали – так это или не так.
Она села, отложив сумки, подумала, что приехал дедушка её бывшего мужа, сама-то сиротой давно осталась, кроме сестры старшей никого не было. Она прямо заслушалась. И так необычно рассказывал, так интересно, что после нервотрёпки беспокойной, будто она попила свежей воды. И потом только вошла на кухню, присела на уголок к сыну.
Виталий Сергеевич сразу вскочил, а она сказала вдруг:
– Вы же наш сосед, да? Сережка мне рассказывал. Послушайте, а вы не могли бы присмотреть иногда за Сережкой? Встретить из школы, домой завести, покормить? А то он один дома страшно не любит, а в продленке не подружился ни с кем. Все его друзья домой идут, и учительница его ругает, говорила, что исключит из продлёнки. Он вот сам себя исключил… Я доплачивать буду, к вашей пенсии. Он вас так слушается… Пусть у нас немного хоть уроки учит, а то я поздно прихожу, он сонный уроки делает.
Так у Виталия Сергеевича появилась не просто жизнь, а очень важная работа. Он старательно стряпал для мальчика котлеты, проверял уроки.
Сережа, делая уроки не с мамой, которая вся на нервах и уставшая, а с дедом Виталей, просил: «Пока я пишу эти слова, расскажи, деда еще про то, как вы в речке с друзьями купались и плот пытались построить! Только смешно расскажи, а то скучно писать!»
И Наталья, возвращаясь, всегда спрашивала: «Как ваш день прошел?»
Она внимательно, за чашкой чая, слушала про визит в поликлинику с самого утра, про очередь, или воспоминание о сирени во дворе, которую охраняли, чтобы влюблённая молодёжь своим невестам всю не подрала. Она слушала и улыбалась или серьёзно сочувствовала. Она отдыхала. И спокойная стала совсем. Хороший дед на дороге не валяется, надо принимать в семью.
Новый год решили встречать вместе. Хорошо встретили, душевно поладили. Наталья, Серёжка, Виталий Сергеевич и две подружки Натальи пришли. Все они слушали истории и хохотали, и жалели, и мечтательно вздыхали. И Виталию Сергеевичу про своё детство рассказали. Они врачами работали все трое, но тему эту постарались избегать, просто хорошо было, просто забыться всем хотелось. И Сережке рано такое слушать.
А вот на рождество Наталья в смену ушла. Обещала вернуться только к девяти вечера. Виталий Сергеевич еду приготовил детям, стол накрыл, и оставил записку на столе: «Не волнуйтесь. Я на работе, буду после девяти. Угощайтесь, дети дорогие и внуки любимые, отдыхайте!»
Дети переполошились. На какой еще работе? Неужели отцу денег не хватало, а они и не спрашивали, не знали, не проверяли? Заволновались дети. Час, другой – нет отца. Пошли соседку спрашивать – та плечами пожимает. Но всё же сказала предположение, что он на третьем этаже, возможно у мальчишки сидит. Или еще где сторожем устроился. Успокоились дети, а внуки и не переживали. Мало ли где их дед работает. Хочет – пусть работает, подарки лучше будет дарить.
В девять тридцать вечера он домой вернулся.
Из комнаты доносился смех и разговоры. Виталий Сергеевич поздоровался, поздравил с наступающим, руки пожал зятьям, сел и принялся за остатки салата.
– Пап, ты хоть расскажи, что за работа? У тебя пенсии что, не хватает? Папа, куда ты устроился в таком возрасте, мы голову сломали, – заговорила ясноглазая Катя и нервно посмотрела на мужа.
– Мы добавим, скажите сколько нужно.
– И мы добавим, если что, — сказал муж Марины, — Что же вы так, Виталий Сергеевич, сразу нельзя было сказать?
– Я свою работу ни на что не променяю. Ни на какие деньги, – просто ответил Виталий Сергеевич, – Меня уважают, слушают. Мне на работе подчиняются и никогда не перечат. Я важным делом занимаюсь.
– Каким это, важным? – спросила удивлённая Катя.
– Важным, — отрезал Виталий Сергеевич, — Еще важнее, чем у вас дела.
Начались уговоры, призывы к разуму, даже скрытые подозрения:
– А не мошенники ли к тебе, папа, прицепились? Рассказывай немедленно.
В голосах детей звучал теперь не только испуг, но и растущее, неприятное сомнение, что у отца может быть важная нормальная работа.
– Мы разберемся! Кто твой работодатель? Где ты работаешь? – волновалась Марина строго.
Он посмотрел на них тем же кротким, но теперь неуязвимым взглядом.
– Я, пожалуй, вас отправлю по домам, и сам разберусь. Для меня это настоящая работа, простая человеческая необходимость быть полезным. Для обеих сторон. Я воспитываю самостоятельного человека, который будет жить и справляться с трудностями сам.
И он повернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Так ничего больше и не сказал. Побоялся, что засмеют, еще и будут соседей беспокоить, не дай Бог, скандалить, разбираться. А Сережка уже спать, небось, лег. Или книжку читает, которую не дочитали с ним.
Дети после полуночи шумно удалились – кто в гостиницу, кто к друзьям, с ночевкой приехали на Рождество. Двух внуков спать уложили на диване, они легли в планшеты уткнулись – смотрели свои сериалы. Взрослые стали внуки, и такие же занятые. Спокойной ночи деду пожелали, занялись своими делами. Дети даже не поняли, не почувствовали, что упустили главное: какое это простое человеческое счастье – послушать отца, пока он еще живой и хочет с ними говорить, рассказывать. Без спешки, с желанием дать понять, что его интерес - это их интерес тоже, даже если истории повторяются. Родители незаменимы. Они уходят. Им нужно просто дать время и внимание, чтобы вспомнить, чтобы рассказать то, что для них важнее всего сейчас. Пусть это лечение или продукты в магазине, или детство с молодостью давно ушедшие...
Скоро праздники, все соберутся вместе. Желаю всем настоящих любящих и внимательных людей, друзей, пушистых зверей и родных рядом! В общем - мира, спокойствия душевного и тепла! Чтобы не было, как в песне «Человек и кошка плачут у окошка...»
Автор: Алиса Елисеева.