Влияние Золотой Орды на Русь нередко представляют как всеобъемлющее. Будто бы русское государство и его армия были едва ли не прямым продолжением ордынской военной машины во всем. Однако в реальности картина была куда сложнее.
В отличие от политических, общественных и религиозных институтов, русское военное дело средневековой Руси действительно испытало определенное влияние со стороны Орды, но отнюдь не во всем. Например, военная организация Русского государства XV–XVI веков с традиционным делением на полки напрямую наследовала практике Древней Руси, а не ордынской системе.
При этом вооружение и отдельные элементы доспехов русских воинов действительно подверглись ориентализации. Однако делать из этого вывод, будто русское войско стало «ордынским», как это любят утверждать евразийцы, некорректно. Мы ведь не называем современных российских военных «американскими» только потому, что они используют схожую экипировку, наколенники или разгрузочные пояса.
Ориентализация русского войска в XV–XVI веках во многом была продиктована резким увеличением его численности, ресурсов на повсеместное оснащение армии тяжелым европейским вооружением, как в доордынский период, просто не хватало. В то же время образцы легкого снаряжения, заимствованные у ордынцев, были относительно дешевы и доступны. Схожие процессы происходили и в Великом княжестве Литовском, а позднее — в Речи Посполитой. Однако никому не приходит в голову на этом основании называть их «евразийскими государствами» или тем более «наследниками Орды».
Причем уже при Иване Грозном, которого евразийцы нередко изображают чуть ли не «ордынским ханом, восстанавливающим Золотую Орду», Русское государство добилось серьезных успехов в борьбе с Казанским и Астраханским ханствами, а также вернуло Полоцк. Эти победы во многом были обеспечены наличием у русских первоклассной артиллерии — области, в которой Орда заметно отставала. Ордынцы действительно какое-то время превосходили значительную часть стран в военном искусстве, однако в плане технических знаний и культуры они заметно уступали многим народам Европы. И это важно учитывать. Даже созданное царем стрелецкое войско, одетое в унифицированную форму и сражающееся огневым боем, вполне соответствовало именно общеевропейскому тренду.
В этот же период из тюркских языков действительно были заимствованы отдельные термины, связанные с военным делом: «колчан», «тегиляй» (легкий доспех), звание «есаул» в казачьих войсках, а также слово «яртаул», обозначавшее легкого конного разведчика. Однако лексические заимствования сами по себе не означают институционального или структурного наследования.
Отдельного внимания заслуживает и вопрос этнического состава войска Русского государства в XVI–XVII веках. Евразийцы любят распространять миф о том, что централизованное Русское государство якобы было создано «татарскими саблями». Но факты говорят об обратном. Иван III Великий не принимал татар на службу в массовом порядке. Разумеется кроме «касимовских» татар, проживающих компактно в городе Касимове, в так называемом Мещерском юрте. Других татар на русской службе почти не было.
Уже в XVII веке, по подсчетам историков Ю. Г. Алексеева и А. В. Чернова, численность войск Русского государства составляла от 130 до 150 тысяч человек в разные периоды этой эпохи (при среднем соотношении один боевой холоп на одного дворянина). При этом численность служилых татар колебалась от 5 до 8 тысяч человек, а в пиковые периоды не превышала 10 тысяч, то есть составляла всего 3–7% от общего состава армии Русского государства.
Во время похода Михаила Шеина на Смоленск в 1632 году на более чем тридцатитысячное русское войско приходилось около 1500 служилых татар. Даже в русском походе с рекордным участием татар, Полоцкой кампании 1563 года, их численность составляла около 5,5 тысячи человек из 31 тысячи, то есть не более 18%.
Текст специально для «МИ» написал историк Владислав Баскаков