Это не было интервью.
Не было камер.
Просто разговор на кухне стационара — между дежурствами, таблетками, историями. — Я не верю в мистику, — сказал психиатр сразу.
— Именно поэтому меня это пугает. За двенадцать лет через него прошли сотни пациентов.
Разные диагнозы.
Разные судьбы.
Разные характеры. Но одна категория людей выбивалась из всей картины. Те, кто пережил клиническую смерть. — Сначала я думал — совпадение, — сказал он.
— Потом — внушение. Потом — культурный шаблон. Но фраза повторялась.
Снова.
И снова. У людей разного возраста.
Разных убеждений.
Атеистов.
Скептиков.
Циников. Фраза была простой. — “Я всё время спешил зря.” Потому что это не про свет.
Не про тоннели.
Не про «увидел себя со стороны». Это — про жизнь. Пациенты говорили: — Там не было суеты.
— Не было “надо”.
— Никто не подгонял.
— И вдруг стало ясно, как много лишнего я тащил. Психиатр сказал тихо: — Это не звучит как галлюцинация.
Галлюцинации всегда яркие.
А это — трезво. Он объяснил проф