В статье "Джон - это байронический герой. Часть 1" писала о том, что Джон Сноу — персонаж, который очень хорошо соответствует образу байронического героя, и даже лучше, чем кто-либо другой в серии. Однако поразительно то, насколько он похож на Манфреда Байрона — «байронического героя par excellence» — не только по характеру, но и по обстоятельствам…
Теперь, если есть желание и возможность, можно провести сравнение любых двух текстов или персонажей и утверждать, что между ними существует преднамеренная связь/отсылка. Тем не менее, я думаю, что это сравнение заслуживает некоторого подтверждения благодаря необъяснимому количеству Манфредов/Манфридов и Байронов, которые появляются на протяжении всей серии, как это было рассмотрено во второй части. Почему? Почему? Почему?
С самого начала, как в повествовании Джона (особенно в «Буре мечей», «Джон VI»), так и в «Манфреде» , травма, по всей видимости, проявляется в форме воспоминаний, истинный смысл или значение которых остаются неизвестными или «наполовину необъясненными», как выразился сам Байрон (как указано во второй части). Действительно, как отметила Лара Ассаад, «поскольку людям трудно распознать или признать травмирующие события, с которыми они столкнулись в прошлом, одним из путей к разгадке их прошлого являются воспоминания, которые преследуют их в настоящем» .
В случае с Манфредом его воспоминания настолько сильны, что полностью отрывают его от настоящего и вместо этого заставляют сосредоточиться на травмирующем прошлом. В сравнении с этим, вмешательство основного сюжета, очевидно, предотвращает подобное с Джоном, однако, тем не менее, значение воспоминаний и «пробуждения» воспоминаний играет важную роль в главах, посвященных Джону, и особенно в «Буре мечей» :
В последнее время, однако, он стал замечать и другие вещи. Когда она улыбалась, кривые зубы, казалось , не имели значения. И, возможно, её глаза были расположены слишком далеко друг от друга, но они были красивого сине -серогоцвета и такими же живыми, как любые глаза, которые он знал. Иногда она пела низким хриплым голосом,который его волновал . А иногда у костра, когда она сидела, обнимая колени, а пламя пробуждало эхо в её рыжих волосах , и смотрела на него, просто улыбаясь… ну, это тоже что-то пробуждало . – ASOS , Джон II
Если рассматривать этот отрывок как ключевой пример значимости воспоминаний в контексте истории Джона, стоит отметить, что Оксфордский словарь английского языка (OED) приводит следующие определения глагола «перемешивать»:
2.1 [без дополнения] Проснуться или проснуться.
Синонимы: взбудоражить, будить и т. д.
3 [с объектом] Вызывать сильные чувства у (кого-либо); тронуть или возбудить.
Синонимы: пробуждать, разжигать, вдохновлять, стимулировать, пробуждать, активизировать и т. д.
3.1 Вызывать или пробуждать (чувство или воспоминание) или вдохновлять (воображение)
Пример предложения: 'Эта история пробудила во мне множество воспоминаний о детстве.
На первый взгляд, использование глагола «перемешивать» кажется отражением пробуждения чувств, а последняя строка «это также кое-что перемешало» скорее всего намекает на буквальное возбуждение со стороны Джона (романтическое и/или сексуальное) или что-то в этом направлении. Однако использование глагола «знать» в прошедшем времени побуждает к размышлению, сравнению и воспоминаниям, таким образом, последующее использование «перемешивать» больше соответствует определению, связанному с пробуждением воспоминаний.
[…] они были красивого сине-серого цвета и такими же живыми, как любые глаза, которые он знал. Иногда она пела низким хриплым голосом, который его волновал . […] который тоже кое-что волновал .
Действительно, хотя акт воспоминания в этом отрывке прямо не упоминается, память снова вызывается с помощью существительного «эхо» в предложении — «пробуждающие отголоски в ее рыжих волосах». Подобно глаголу «шевелить», «эхо» тесно связано с актом воспоминания и с памятью, а также со сравнением:
2. Тесная параллель с идеей, чувством или событием.
Пример предложения: « Его любовь к ней нашла отклик в ее собственных чувствах».
Синонимы: копия, имитация, близкое сходство, точное сходство, зеркальное отражение, двойник и т. д.
2.1 Характеристика, указывающая на что-то другое.
Синонимы: след, призрак, память, пробуждение, воспоминание, память, реминисценция, намек, подсказка, уловка, аллюзия и т. д.
Учитывая приведенные выше определения, это использование слова «эхо» вызывает вопрос… «пробуждающие отголоски» чего именно, или, скорее, кого ? Структура фразы создает впечатление, будто свет огня привлекательно отражается на ее рыжих волосах, и на этом все. И все же, подобно эху, оно, пожалуй, наиболее сильно напоминает определенный отрывок о рыжих волосах Сансы в «Битве королей» , Кейтилин VII, который, что интересно, также повторяется, или отсылает, в «Пире воронов» , Бриенне II… а «Буря мечей» находится где-то посередине:
«[…] У неё были рыжие волосы, светлее моих, такие густые и мягкие… красный цвет в них отражал свет факелов и сиял, как медь». – ACOK , Кейтилин VII
«Санса была маленькой леди, — говорила она, — всегда учтивой и стремящейся угодить. Она любила рассказы о рыцарской доблести. Она вырастет женщиной гораздо красивее меня, ты же видишь. Я часто сама расчесывала ей волосы. У нее были рыжие волосы, густые и мягкие… рыжий цвет в них сиял, как медь, в свете факелов». – «Пир для воронов » , Бриенна II
В тексте в ранних описаниях Игритт явно встречаются сравнения с Арьей, но, что важно, это происходит до того, как между ними начинает возникать влечение. Однако другие поклонники пары Джонс и Санса предполагают, что в этих описаниях, особенно в тех случаях, когда у Джона начинает развиваться влечение, содержатся неявные отсылки к Сансе, глубоко запрятанные в подсознании Джона и поэтому не столь легко различимые при поверхностном прочтении.
Для получения более подробной информации по этой теме см.:
Но чтобы еще глубже разобрать этот отрывок из послания к Джону, мы могли бы также сосредоточиться на использовании глагола «пробуждаться» в связи с воспоминанием:
1.2 [с объектом] Вызвать возбуждение или оживление.
Синонимы: вызывать, пробуждать, вызывать, пробуждать, волновать, оживлять, пробуждать, возрождать, вновь разжигать и т. д.
Таким образом, фраза « пробуждающие воспоминания » кажется вполне синонимичной «отголоскам пробуждения», если мы посмотрим на приведенное выше определение и синонимы в Оксфордском словаре английского языка. Однако, помимо приведенного примера, воспоминания, возникающие во снах, переплетающиеся с его вероятным появлением во сне, играют значительную роль в главах Джона, предшествующих «Буре мечей» , и в той части, на которой я хочу сосредоточиться в частности.
(Фрагмент первого издания «Манфреда» , опубликованного в 1817 году)
Серые стены Винтерфелла, возможно, всё ещё преследовали его во снах, но теперь его жизнью был Чёрный замок, а его братьями были Сэм, Гренн, Халдер, Пип и другие изгнанники, носившие чёрную форму Ночного дозора. – «Игра престолов» , Джон IV
Прошлой ночью ему снова приснился Винтерфелл. – «Игра престолов» , Джон VII
Он по-прежнему видел в своих снах упыря , мертвого Отора с горящими синими глазами и холодными черными руками, но это было последнее, о чем Сэму нужно было напоминать. – ACOK , Джон I
Значит, за Стеной всё-таки существует магия. Он поймал себя на мысли о своих сёстрах, возможно, потому что они снились ему прошлой ночью. – «Битва королей», Джон III
Когда он закрыл глаза, ему приснились лютоволки.
Их было пятеро, хотя должно было быть шестеро, и они были разбросаны, каждый отдельно от других. Он чувствовал глубокую боль пустоты, ощущение неполноты. Лес был огромным и холодным, а они такими маленькими, такими потерянными. Его братья были где-то там, и его сестра тоже , но он потерял их след. Он присел на корточки и поднял голову к темнеющему небу, и его крик эхом разнесся по лесу, долгий, одинокий, скорбный звук. Когда он затих, он насторожил уши, ожидая ответа, но единственным звуком был вздох метели. – ACOK, Джон VII
Интересно, что в последнем примере Джон, кажется, вспоминает воспоминания Призрака о его разлуке с братьями и сестрами и последующем обнаружении. Однако, несмотря на то, что пять щенков, упомянутых в тексте, соответствуют пяти детям Старков, причем Призрак/Джон изначально был шестым изгнанником, упоминается только одна сестра. Санса или Арья здесь не учитываются. Далее следует взаимодействие с Браном через сеть чардревов. Возможно, это опечатка, и должно быть «сестры», но, как и со всем в «Песни льда и пламени » , стоит подумать, не является ли это сделано намеренно.
Исходя из вышеизложенного, я думаю, можно предположить, что «сестра», не упомянутая здесь, — это Санса. Интересно, что эта тема забвения сестры снова встречается в «Танец драконов» :
«У меня нет сестры » . Эти слова были словно ножи. Что ты знаешь о моём сердце, жрица?* Что ты знаешь о моей сестре ? – «Танец драконов», Джон VI
Но вернемся к Байрону. В первой сцене первого акта « Манфреда » главный герой заявляет, что не может перестать думать, поэтому его лишают сна:
Мои дремоты — если я дремлю — это не сон,
а продолжение непрекращающихся мыслей,
которым я не могу противостоять: в моем сердце
бдение, и эти глаза лишь закрыты,
чтобы заглянуть внутрь; и все же я живу и ношу
облик и форму дышащих людей. (I, i, 3–8)
Как и у Джона, сны Манфреда связаны с воспоминаниями, а точнее, с травмой, которая осталась в памяти — «продолжением устойчивых мыслей» (I, i, 3–4). Как отмечает Ассаад, ссылаясь на статью Онно Ван дер Харта и Б.А. Ван дер Колка «Навязчивое прошлое: гибкость памяти и запечатление травмы», «система памяти» Манфреда не может «должным образом интегрировать сильно эмоционально возбуждающие переживания», и результатом является «диссоциация и формирование травматических воспоминаний». Эти переживания «продолжают влиять на [его] нынешнее восприятие» и «воздействуют на [его] поведение». Его прошлое выходит за рамки того, что он может усвоить, и в результате он «неадекватно реагирует на стресс». Это объясняет, почему для охотника на серн слова Манфреда кажутся «странными» (II, i, 31). Затем он замечает, что травма Манфреда влияет на его умственные способности, и называет его «человеком, совершившим […] какой-то полубезумный грех» (II, i, 31).
Больше всего Манфред хочет забыть.
Несмотря на то, что Манфред рассказал Семи Духам о своем желании забыть прошлое, он все же не может избавиться от воспоминаний, которые продолжают его преследовать; «он не может преодолеть свое травмирующее прошлое», — замечает Ассаад. Действительно, подобно тому, как несколько снов Джона заставляют его зацикливаться на своей прошлой жизни в Винтерфелле, воспоминания Манфреда заставляют его зацикливаться на прошлом, которое он отчаянно хочет забыть. В отличие от этого, потребность забыть свою прошлую жизнь в повествовании Джона активно поощряется с самого начала требованиями Ночного Дозора, безбрачного ордена, в который он фактически сам себя сослал:
«С наступлением вечера, когда солнце садится и нас встречает сгущающаяся ночь, вы должны будете дать свои обеты. С этого момента вы станете Присяжным Братом Ночного Дозора. Ваши преступления будут смыты, ваши долги будут прощены . Так же вы должны будете смыть свою прежнюю верность, отбросить обиды, забыть старые обиды и прежнюю любовь. Здесь вы начинаете все заново». – «Игра престолов » , Джон VI
Потребность или желание Джона забыть, вызванные некой нераскрытой травмой, связанной с его бастардом, возможно, замаскированы в повествовании его положением в Ночном Дозоре, которое, как известно, требует от своих членов разрыва всех связей и прежней верности. Эта потребность забыть, чтобы двигаться вперед, также, возможно, отражена в неоднократно повторяемой Дейенерис мантре «если я оглянусь назад, я потеряюсь», которая впервые появляется в предпоследней главе «Игры престолов» , «Дейенерис IX». Однако истинного забвения так и не достигло ни Джон, ни Манфред.
В поэме Байрона, когда Семь Духов сообщают Манфреду о своей готовности предложить ему «царство, власть, силу и долголетие» (I, ii, 170), он отсылает их, заявляя, что его дни «уже слишком долги» (I, ii, 170). Хотя это и не связано с нашим обсуждением забвения, отказ Манфреда от «царства» и т. д. тем не менее поразительно похож на собственный отказ Джона от владения Винтерфеллом — «Винтерфелл принадлежит моей сестре, Сансе» (Танец драконов , Джон IV) — с чувством вины, которое он испытывает из-за своего тайного желания получить его.
Но вернёмся к Байрону. Как уже упоминалось, Манфред же желает забвения, о котором просит, но получает отказ. Он даже «молится о безумии как о благословении», в чём ему также отказывают. Свои беспокойные ночи он описывает Альпийской ведьме следующим образом:
— Взгляните на меня во сне,
или понаблюдайте за моими наблюдениями, — Придите и сядьте рядом со мной!
Мое одиночество больше не одиночество,
но населено фуриями; — Я скрежетал
зубами во тьме до наступления утра,
а затем проклинал себя до заката; (II, ii, 128–33)
Как отмечает Ассаад, «исследования, проведенные среди людей, переживших травму, привели к выводу, что, хотя некоторые из них страдают амнезией (потерей памяти), другие, особенно взрослые, страдают гипермнезией (усилением памяти)». Как и Манфред, мы видим, как Джон изо всех сил пытается забыть, что наиболее ярко проявляется в воспоминаниях, встречающихся ему во снах, или, чаще, в кошмарах . Эти воспоминания усиливаются в его бессознательном состоянии, а также искажаются из-за природы снов, но, безусловно, также способствуют подходу «показывай, а не рассказывай» в повествовании. Более того, «когда событие травматично, оно выходит за рамки символической или лингвистической сферы, что делает людей неспособными упорядочить травматическое воспоминание в повествование», — отмечает Ассаад. Ван дер Харт и Ван дер Колк развивают эту мысль дальше, объясняя, что воспоминание затем «организуется на соматосенсорном или иконическом уровне: как соматические ощущения, поведенческие воспроизведения, кошмары и флешбэки».
Очевидно, бессонные ночи — это байроническая черта, которая явно присутствует как у Манфреда, так и у Джона. Безусловно, если мы посмотрим на привычки сна Джона в целом, что вполне понятно, учитывая все ужасы, с которыми он сталкивается, то часто упоминается, что он страдает от бессонных ночей и/или кошмаров, своего рода «продолжение навязчивых мыслей»:
Когда мертвые короли, спотыкаясь, выбирались из своих холодных черных могил, Джон проснулся в кромешной темноте, его сердце бешено колотилось. Даже когда Призрак прыгнул на кровать, чтобы прижаться к его лицу, он не мог избавиться от глубокого чувства ужаса. Он не смел снова заснуть. Вместо этого он взобрался на Стену и беспокойно шел , пока не увидел свет рассвета на востоке. Это был всего лишь сон. Теперь я брат Ночного Дозора, а не испуганный мальчик. – «Игра престолов» , Джон VII
Однако в своих кошмарах он снова столкнулся с этим… и на этот раз горящий труп имел черты лорда Эддарда. Кожа его отца лопнула и почернела, глаза отца текли по щекам, словно застывшие слезы. Джон не понимал, почему так происходит и что это может означать, но это пугало его больше, чем он мог выразить словами. – «Игра престолов» , Джон VIII
Наконец наступил сон, а вместе с ним и кошмары. Ему снились горящие замки и мертвецы, беспокойно восстающие из могил. – «Битва королей» , Джон VIII
Он заставлял себя есть, голоден он или нет. Мало того, что он не мог спать, так он ещё и без еды жить не мог. – ASOS , Ион XI
В ту ночь Призрак спал у изножья кровати, и на этот раз Джону не приснилось, что он волк. Тем не менее, он спал беспокойно, ворочаясь несколько часов, прежде чем погрузиться в кошмар. В кошмаре была Джилли, она плакала и умоляла его оставить ее детей в покое, но он вырвал детей из ее рук, отрубил им головы, затем поменял головы местами и велел ей пришить их обратно. – «Танец драконов» , Джон II
Если взять другой конкретный пример, на этот раз из «Бури мечей» , глава «Джон VI» (глава, представляющая интерес для этого мета-анализа), мы увидим тесные параллели между поведением Манфреда и собственным «редактированием воспоминаний» и бредом Джона после его побега от одичалых. В этой главе мы видим, как расстроен и сбит с толку Джон, вызванный лихорадкой от ран, которая затем усугубляется маковым молоком, данным ему для облегчения боли. Как и Манфред, Джон становится «человеком странных слов» для окружающих, и в то время как первый становится более диким и пылким в своих заявлениях, Джон в буквальном смысле становится более лихорадочным и бредовым, «пылающим»:
В камине горел огонь, и в комнате было почти душно. От тепла Джону захотелось спать. Как только Ной уложил его на спину, он закрыл глаза, чтобы мир перестал кружиться. […]
[…] Язык его был густым и неуклюжим. Молочко мака затуманивало его разум. «Я нарушил свои обеты перед ней. Я никогда не хотел этого, но…» Это было неправильно. Неправильно любить ее, неправильно оставить ее… «Я был недостаточно силен. Полурукий приказал мне: езжай с ними, смотри, я не должен уклоняться, я…» Голова у него словно была набита мокрой шерстью. – «Буря мечей» , Джон VI
Кэти Карут, видный теоретик травмы, отметила, что травма переживается людьми по-разному и «может переживаться как минимум двумя способами: как воспоминание, которое невозможно интегрировать в собственный опыт, и как катастрофическое знание, которое невозможно передать другим». Возвращаясь к сцене в домике охотника на серн в романе «Манфред» , становится очевидно, что воспоминание Манфреда вызывает бокал вина или воображаемая кровь, которую он видит на его краю:
Охотник на серну
Ну что ж, сэр! Простите за вопрос,
и будьте бодрее – идите, попробуйте мое вино –
оно старинного урожая – много дней
оно растапливало мои жилы среди наших ледников – теперь –
пусть оно сделает то же самое для вас. Идите – честно поручитесь за меня!
Манфред
Прочь! Прочь! Кровь на краю!
Неужели она никогда – никогда – не утонет в земле? (II, i, 16–22)
В качестве интересного дополнения, последняя строка Манфреда здесь сильно напоминает леди Макбет (V, i, 48): «Что, неужели эти руки никогда не будут чистыми?» Но я отвлекся!
По словам Ассаада, «этот образ, напоминающий кровь, запускает „воспроизведение“ смерти Астарты». Ван дер Колк и Ван дер Харт объясняют, что «травматическая память порождается механизмом […] называемым restitutio ad integrum […] Когда вызывается один элемент травматического опыта, все остальные элементы следуют автоматически». В данном случае вино возвращает Манфреда к травматическому событию смерти его возлюбленной Астарты, его, вероятно, сводной сестры, о которой не следует забывать, и его предположительно красный цвет заставляет его отождествлять его с ее кровью. Манфред настолько потрясен этим видением, этим воспоминанием, что даже говорит охотнику на серн, что хочет сойти с ума, «ибо тогда то, что [он] видит, / Было бы всего лишь мучительным сном» (II, i, 60–61). Но вернемся к Джону. Это наводит на вопрос: является ли видение богороща, вызванное наркотиками, которое он переживает в «Буре мечей», в шестой книге серии «Джон», просто «болезненным сном» или это нечто большее?
Как упоминалось в заключительной части 2, на мой взгляд, существует довольно поразительная параллель между вышеупомянутым моментом в «Манфреде» и этой конкретной сценой в «Буре мечей» , в которой Джону предлагают маковое молоко, чтобы облегчить его боль после того, как он чудом избежал встречи с одичалыми:
Джон попытался подняться . « Мне не нужно…»
Донал Нойе пересёк комнату и снова уложил Джона на спину. «Стой спокойно, или я тебя свяжу». Даже с одной рукой кузнец обращался с ним , как с ребёнком. Клайдас вернулся с зелёной флягой и округлой каменной чашей. Мейстер Эймон налил её доверху. « Выпей».
Джон прикусил губу во время борьбы. Он чувствовал привкус крови, смешанный с густым, меловым зельем. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не вырвать.
В обоих текстах предлагается напиток, призванный облегчить страдания, и в обоих случаях кровь либо представляется на краю бокала, либо буквально пробуется на вкус. Более того, почти яростно негативные реакции Джона и Манфреда на эти напитки, пожалуй, также можно рассматривать как параллельные друг другу:
- « Выпей это». -> […] попробуй мое вино […] (II, i, 17)
- Он почувствовал вкус крови, смешанной с густым, меловым зельем. -> Прочь! Прочь! Кровь на краю! (II, i, 21)
- Он едва сдерживался, чтобы его не вырвало . -> Прочь! Прочь! (II, i, 21)
(Санса в Богороще, календарь ASOIAF на 2022 год от Аранцы Сестайо)
Интересна тема кровосмешения. Намек на происхождение Джона. Он Таргариен. И намек на запретные чувства к сестре, которая окажется кузиной.
Пожалуй, наиболее поразительным в образах, использованных в главе Джона, наряду с этой, admittedly, весьма малоизвестной отсылкой к «Манфреду» Байрона , является тонкое воссоздание образа чардрева через красную «кровь» и «меловое» белое «зелье». Вероятно, мы видим похожие образы в «Танец драконов» , когда Бран пьет «белую пасту, густую и тяжелую, с темно-красными прожилками», которая, предположительно, сделана из «семян чардрева» ( «Танец драконов» , Бран III). Более того, можно утверждать, что оба зелья, напоминающие чардрев, оказывают схожий эффект — они заставляют Брана и Джона вспоминать или заглядывать в прошлое:
« Это были тени минувших дней, которые ты видел , Бран. Ты смотрел глазами древа сердца в своей богороще. Время для дерева и для человека — это нечто иное. Солнце, земля и вода — вот что понимает чардрево, а не дни, годы и столетия. Для людей время — это река. Мы заперты в её потоке, несёмся из прошлого в настоящее , всегда в одном направлении. Жизнь деревьев иная. Они пускают корни, растут и умирают в одном месте, и эта река не двигает их. Дуб — это жёлудь, жёлудь — это дуб. А чардрево… тысяча человеческих лет — это мгновение для чардрева, и через такие врата мы с тобой можем заглянуть в прошлое ». — «Танец драконов » , Бран III
Возвращаясь к «Буре мечей» , до этого момента в «Джоне VI», как это видно на протяжении всего сериала, красный и белый цвета, а также кровь, были тесно связаны с чардревами:
Кора чардрева была белой, как кость, листья — тёмно-красными, словно тысячи окровавленных рук. На стволе огромного дерева было вырезано лицо, черты его были длинными и меланхоличными, глубоко вырезанные глаза — красными от засохшего сока и странно настороженными. — «Игра престолов» , Кейтилин I. Даже в волчьем лесу никогда не находилось больше двух-трёх белых деревьев, растущих вместе […] Засохший сок, застывший в глазах, был красным и твёрдым , как рубин. — «Игра престолов» , Джон VI. Лунный свет окрашивал ветви чардрева в серебристо- белый цвет , когда она приближалась к нему, но пятиконечные красные листья к ночи чернели. — «Битва королей» , Арья IX . Осторожно, он обходил гладкий белый ствол, пока не дошёл до лица. На него смотрели красные глаза. – «Битва королей» , Джон VIII. « Мои клятвы», — подумал он, вспоминая рощу чардрева, где он их произнес, девять больших белых деревьев, растущих по кругу, и вырезанные красные лица, наблюдающие и слушающие. – «Буря мечей» , Джон III. Он слышал, как шелестят темно-красные листья чардрева, шепчущие друг другу на незнакомом языке […] костяно -белые ветви […] – «Буря мечей» , Сэмвелл III. Красные глаза плакали кровью […] Сумерки сгущались, листья чардрева тихо шелестели, взмахивая, словно тысяча окровавленных рук. – «Буря мечей» , Сэмвелл III
Кроме того, сочетание красного и белого цветов в целом также используется для того, чтобы вызвать ассоциации с чардревом в контексте образа Призрака:
И вдруг Призрак вернулся, тихо крадучись между двумя чардревами . Белый мех и красные глаза , встревоженно заметил Джон. – «Игра престолов» , Джон VI
Красные глаза, понял Джон, но не такие, как у Мелисандры. У него были глаза чардрева. Красные глаза, красный рот, белый мех. Кровь и кости, как у дерева-сердца. – «Буря мечей», Джон XII
Для меня красная «кровь, смешанная» с белым телом «мелового зелья», упомянутого в «Буре мечей », явно предвещает появление «огромного белого чардрева с лицом его отца», которое мы позже видим во сне, вызванном маком, в той же главе. Кроме того, если провести параллель между кровавым обезболивающим Джоном и пастой из семян чардрева с красными прожилками Брана, то связь с чардревами и их ассоциация с памятью становятся еще более очевидной… Точно так же можно утверждать, что само имя Призрака, в связи с чардревами, в некоторой степени вызывает ассоциации с памятью:
Призрак, существительное
1.1 Незначительный след или остаток чего-либо
Пример предложения: «Он все еще чувствовал призрак ее прикосновения». Синонимы: намек, предположение, впечатление, едва уловимое проявление.
Наряду с предлагаемым напитком, который в случае Джона буквально превращается в кровь, мы также наблюдаем очень интересный образ подъема и последующего спада. На первый взгляд, это отражает душевное смятение и физическую борьбу Джона, но на более глубоком уровне, я думаю, это первый намек на душевные терзания, с которыми Джону предстоит столкнуться: определенное воспоминание всплывает на поверхность, кульминируя в его сне о богороще, но, что особенно важно, этому кровавому напитку в духе Манфреда.
Действительно, тот же самый образ используется и у Манфреда , где он сетует на то, что память о смерти Астарты, вместе с его тайным грехом, «никогда – никогда – не исчезнет в земле? » (II, i, 22). Вскоре после этого Манфред продолжает:
Я говорю, это кровь – моя кровь – чистый теплый поток , который текал в жилах моих отцов и в наших, когда мы были молоды , и у нас было одно сердце, и мы любили друг друга так, как не должны любить: и эта кровь была пролита – но она все еще поднимается, окрашивая облака, которые отделяют меня от небес, где тебя нет – и где меня никогда не будет. – (II, i, 24–30)
В сносках к изданию « Манфреда» , которым я пользуюсь, в отношении строк 29–30 — «небеса, / Где тебя нет, и меня никогда не будет» — отмечается следующее:
Адресатом явно является не Охотник на серн; Манфред, возможно, обращается к отсутствующей Астарте, которая, по мнению своего брата, не принадлежит к числу блаженных. Однако Сэмюэл Чью ( из «Драм лорда Байрона» , с. 70) задается вопросом, не образуют ли эти и другие строки загадку, указывающую на то, что Астарта не умерла; в таком случае, возможно, следует понимать подразумеваемое «еще» между «не » и « и ». Либо же душа Астарты, благодаря ее союзу с Манфредом, погасла в «более прочной и глубокой смерти», которая, как утверждает Томас Тейлор, постигнет «души в состоянии нечистоты».
Я просто подумал, что это стоит упомянуть, хотя обычно я интерпретирую эти строки как смерть Астарты , а грех её инцеста с Манфредом мешает ей попасть на небеса. Но, как и во всех моих рассуждениях в этой метасерии, эта связь с Байроном может быть всего лишь мимолетным совпадением! Тем не менее, я думаю, здесь можно увидеть потенциальную параллель между использованием Джорджем Р. Р. Мартином и Байроном образов восхождения и нисхождения, которые представляют собой в конечном итоге неудачную попытку подавления:
- 1) Джон пытался подняться , 2) Он изо всех сил старался не вырвать это обратно -> […] но оно все равно поднимается (II, i, 28) *
- · 1) […] толкнул Джона обратно вниз , 2) «Я тебя свяжу » . -> […] никогда не — провалиться в землю (II, i, 22)
* Стоит также отметить, что эта же формулировка — «выплевывание обратно» — используется снова в «Танец драконов» , когда Бран принимает пасту из чардрева:
У него был горьковатый вкус, хотя и не такой горький, как у желудевой пасты. Первую ложку было труднее всего проглотить. Его чуть не вырвало. Вторая была вкуснее. Третья была почти сладкой. Остальное он жадно доел ложкой. Почему ему показалось, что она горькая? На вкус она напоминала мед, свежевыпавший снег, перец и корицу, а также последний поцелуй, который ему когда-либо дала мать. Пустая миска выскользнула из его пальцев и с грохотом упала на пол пещеры. «Я ничего не чувствую. Что будет дальше?»
Лиф коснулся его руки. «Деревья научат тебя. Деревья помнят». Он поднял руку, и другие певцы начали перемещаться по пещере, гася факелы один за другим. Тьма сгущалась и подкрадывалась к ним. – «Танец драконов» , Бран III
Однако для Джона и Манфреда в обоих отрывках присутствует борьба с чем-то , что они пытаются преодолеть , будь то переживание травмирующих воспоминаний или менее явное сопротивление медицинскому вмешательству. Аналогично, между двумя текстами можно обнаружить и другие примечательные и соответствующие друг другу детали:
- […] как будто он был ребёнком -> Когда мы были молоды (II, i, 26)
Особое внимание уделяется детству, и в случае Манфреда, предположительно, именно тогда его инцестуозные чувства к Астарте достигли апогея: они «любили друг друга так, как не следовало» (II, i, 27). Однако для Джона, в сочетании с кровавым напитком Манфреда, я думаю, эта тонкая отсылка к детству прокладывает путь к тому, чтобы на первый план вышло определенное воспоминание того времени. Эта идея кровавого напитка/зелья (несущего сильную отсылку к чардреву), выступающего катализатором воспоминаний, в частности, трудной истины (для Брана это то, что он никогда не сможет снова ходить), еще больше усиливается повторением этого мотива в «Танец драконов», в эпизоде «Бран III».
Показательно, пожалуй, что видение Брана начинается еще в детстве, в Винтерфелле, а точнее, в богороще…
Бран закрыл глаза и выскользнул из-под своей кожи. В корни, подумал он. В чардрево. Стать деревом. На мгновение он увидел пещеру в её чёрном покрове, услышал шум реки внизу. И вдруг он снова оказался дома.
Лорд Эддард Старк сидел на скале у глубокого чёрного пруда в богороще , бледные корни дерева сердца обвивались вокруг него, словно узловатые руки старика. Большой меч Лёд лежал на коленях лорда Эддарда, и тот протирал лезвие клеёнкой. – «Танец драконов» , Бран III
«Это были тени минувших дней , которые ты видел, Бран», — говорит ему Кровавый Ворон.
( Манфред на Юнгфрау , Джон Мартин, 1837)
Однако в видении в богороще в «Буре мечей» Джон купается в горячих источниках с Игритт и, подобно Брану, видит Неда — его лик в чардреве, словно одно из его высеченных лиц. Я считаю, что этот сон предваряется образами теплой/горячей воды, что эффективно погружает нас в мир сновидений. Наряду с кровавым напитком, этой тонкой отсылкой к Манфреду , ощущение теплой воды также служит триггером для воспоминания о конкретном и частично травматическом событии, а не просто о странном сне.
Клайдас принес таз с теплой водой , и мейстер Эймон смыл гной и кровь с его раны. Несмотря на его мягкость, даже легкое прикосновение заставляло Джона кричать. «Люди Магнара дисциплинированы, и у них бронзовые доспехи», — сказал он им. Разговоры помогали отвлечься от боли в ноге.
Упоминание «чаши с теплой водой» на первый взгляд кажется безобидным, но примечательно, что мы находим отсылку к теплой воде и у Манфреда , в том же отрывке, где говорится о запретной и инцестуозной любви в детстве: «[…] чистый теплый поток, / Который тек в венах моих отцов и в наших» (II, i, 24–25). Эта связь крови с конкретной горячей водой, предложенная Байроном, также заметно присутствует в «Песни льда и пламени» еще со времен «Игры престолов» , где горячие источники Винтерфелла сравниваются с кровью:
Замок был построен над природными горячими источниками, и обжигающая вода бурлила сквозь его стены и покои, словно кровь в теле человека , прогоняя холод из каменных залов, наполняя стеклянные сады влажным теплом и не давая земле замерзнуть. – «Игра престолов» , Кейтлин II
Как же холодно, подумал он, вспоминая тёплые залы Винтерфелла, где горячая вода текла по стенам, словно кровь по телу человека. – «Игра престолов» , Джон III
«[…] чистый теплый поток , / Который тек в жилах моих отцов и в наших » – Манфред, II, i, 24–25
Я не буду слишком подробно останавливаться на этом, но это интересная параллельная образность, которая, возможно, указывает на осведомленность Джорджа Р. Р. Мартина об этой строке в «Манфреде» и его последующие намерения сослаться на этот текст в «Буре мечей» . Действительно, как отмечалось во второй части, первое «явное» упоминание Байрона и Манфреда (я имею в виду… явное для меня, если смотреть на это задним числом, лол) относится к сиру Манфреду Свонну, упомянутому в «Буре мечей» , Джейме VIII. Но тем не менее поразительно, что горячие источники Винтерфелла и кровь, а именно кровь Старков, так тесно связаны даже с первой книги, и чтобы мы не забыли, каких двух персонажей называют «кровью Винтерфелла»?
«Тогда ты должен сделать то, что необходимо», — сказал Кхорин Полурукий. «Ты — потомок Винтерфелла и человек Ночного Дозора». — «Битва королей » , Джон VI
Игритт ответила за него: «Его зовут Джон Сноу. Он — потомок Эддарда Старка, из Винтерфелла ». — «Битва королей » , Джон VIII
« Я не твоя дочь, — подумала она. — Я Санса Старк, дочь лорда Эддарда и леди Кейтилин, кровь Винтерфелла». Однако она не произнесла этого вслух. – «Пир для воронов» , Санса I
Но также, что, пожалуй, весьма важно, в этой самой главе (Джон VI) « Бури мечей » Джон называет себя «кровью Винтерфелла» , и это видно в том жутком сне, к которому я постепенно подвожу…
Когда его захлестнули сны, он снова оказался дома, плескаясь в горячих источниках под огромным белым чардревом с лицом его отца. Игритт была с ним, смеялась над ним, сбрасывая с себя кожу, пока не стала голой, как в день своих именин, пытаясь поцеловать его, но он не мог, не под взглядом отца. Он был потомком Винтерфелла , человеком Ночного Дозора. « Я не стану отцом бастарда», — сказал он ей. «Не стану. Не стану». «Ты ничего не знаешь, Джон Сноу», — прошептала она, ее кожа растворялась в горячей воде, плоть отслаивалась от костей, пока не остались только череп и скелет, а вода в источнике густо бурлила красным. — «Буря мечей» , Джон VI
Возвращаясь к мейстеру Эймону и его нежному прикладыванию воды к ранам Джона, отмечается, что «даже от легкого прикосновения Джону хотелось кричать». Эта почти что реакция напоминает как взволнованные крики Манфреда: «Прочь! Прочь! Кровь на краю!» (II, i, 16), так и его утверждение: «Разве я не терплю этого? – посмотрите на меня – я жив!» (II, i, 42) в ответ на нежелательный совет охотника на серн обратиться «за помощью к святым людям и небесному терпению» (II, i, 34), чтобы облегчить «страх и страдания» Манфреда (II, i, 33).
Кроме того, на избегание и подавление снова намекает признание Джона в том, что «разговоры помогали ему отвлечься от своей ноги». Следует подчеркнуть, что то, что мы воспринимаем как явное в тексте, действует на сознательном уровне, тогда как это постепенное и тонкое предзнаменование действует на подсознательном уровне, а также в рамках того, что известно автору , и того, что известно нам, читателям, и, возможно, в какой-то степени Джону, не известно.
В продолжение вышеприведенного отрывка, между Джоном и его черными братьями происходит обсуждение Теннов, Морозных Клыков и поиска Рога Зимы. Далее, как мне кажется, следуют более однозначные, хотя и тонко значимые отсылки к воде, теплу и мытью — элементам, которые позже появляются в сне Джона:
Мейстер Эймон замолчал, держа в руке мочалку. « Рог Зимы — это древняя легенда. Неужели Король за Стеной действительно верит в его существование?»
«Они все так делают», — сказал Джон. «Игритт говорила, что они вскрыли сотню могил… могил королей и героев по всей долине Молочной Воды , но они никогда…»
Очевидно, что здесь мочалка используется для обработки ран Джона, но на чувственном уровне, насколько это далеко от купания? Особенно если разум уже затуманен болью и ароматом мака… Итак, если этот образ в какой-то степени предвещает то, что произойдет позже во сне Джона, то сейчас мы находимся в горячих источниках, поскольку Джон чувствует:
- «[…] теплая вода» на его коже, ощущение «мытья» или купания.
Что же происходит дальше с Джоном? Чувство обвинения, стыда, растерянности и осознание того, что он совершил, возможно, непоправимую ошибку:
«Кто такая Игритт?» — многозначительно спросил Донал Нойе.
«Женщина из свободного народа». Как он мог им объяснить, кто такая Игритт? Она добрая, умная, забавная, она может поцеловать мужчину или перерезать ему горло. «Она со Стиром, но она не… она молода, всего лишь девушка , по правде говоря, дикая, но она…» Она убила человека за то, что он развел костер. Его язык затуманился от волнения. Молочко мака затуманивало его разум. «Я нарушил свои обеты с ней. Я никогда не хотел этого, но…» Это было неправильно. Неправильно любить ее, неправильно оставить ее… « Я был недостаточно силен. Полурукий приказал мне: езжай с ними, смотри, я не должен уклоняться, я…» Голова у него словно была набита мокрой шерстью.
Этот небольшой отрывок особенно ярко передает атмосферу взаимодействия между Манфредом и охотником на серн, по крайней мере, с точки зрения эмоциональных и чувственных переживаний:
Задавать вопрос, окрашенный обвинением:
- 1) Донал Ной многозначительно спросил : 2) Как он мог им объяснить ? -> Что ты имеешь в виду? […] (II, i, 23)
Напоминание о молодости, неопытности, невинности и т. д.:
- […] она молода, всего лишь девушка -> Когда мы были молоды (II, i, 26)
Нарастающая растерянность и блуждание чувств -> Препятствие для воспоминаний о травме:
- Его язык казался толстым и неуклюжим -> 1) Твои чувства блуждают от тебя! (II, i, 23), 2) Человек странных слов (II, i, 31)
Облачные изображения как средство затемнения/предотвращения чего-либо:
- Молочко мака затуманивало его разум -> […] но оно все еще поднимается / Раскрашивая облака , которые не пускают меня на небеса (II, i, 29–30)
Непреднамеренная любовь, таящая в себе скрытую злобу:
- «Я нарушил свои клятвы, данные ей. Я никогда не хотел этого , но…» Это было неправильно. Неправильно любить её, неправильно бросить её…-> И мы любили друг друга так, как не должны были бы любить ; (II, i, 27)
Самоосуждение и совершенный грех:
- Неправильно любить её, неправильно оставлять её… « Я был недостаточно силён […]» -> Раскрашивая облака, которые отделяют меня от небес , / Где тебя нет – и где меня никогда не будет. (II, i, 29–30)
Но, быстро переходя к следующему моменту, мы переходим к довольно интересному эпизоду, когда рану Джона прижигают, что сопровождается визуальными эффектами, которые, по крайней мере для меня, воспринимаются… ну, для Джона это, скорее всего, похоже на нападение, хотя это медицинское изобретение, призванное ему помочь. Тем не менее, этот момент выглядит довольно тревожным:
Мейстер Эймон снова обнюхал рану Джона. Затем он положил окровавленную тряпку обратно в таз и сказал: «Донал, пожалуйста, раскаленный нож. Мне нужно, чтобы ты его крепко держал».
«Я не буду кричать» ,— сказал себе Джон, увидев раскалённый докрасна клинок. Но он нарушил и эту клятву. Донал Ной удерживал его , пока Клайдас помогал мейстеру. Джон не двигался, лишь снова и снова колотил кулаком по столу. Боль была настолько сильной, что он чувствовал себя маленьким, слабым и беспомощным внутри неё, словно ребёнок, всхлипывающий в темноте. Игритт, подумал он, когда в носу у него разлился запах горящей плоти , а в ушах эхом отдавался его собственный крик. Но затем железо снова коснулось его, и он потерял сознание.
Если внимательнее присмотреться к этой сцене, в чем смысл этих болезненных описаний? Я бы сказал, что в довольно интуитивном смысле вышесказанное затрагивает ранее затронутые темы крови, воды и жара (как отмечалось в части 3), температура теперь нарастает — не просто «тепло», а «очень жарко», сенсорные триггеры Джона накапливаются и усиливаются.
Более того, мы наблюдаем повторное проявление неспособности подавить эмоции, выраженное в криках Джона и его стучании по столу. Также снова упоминается детство, что вновь закладывает основу для последующего сна, в который он погружается, и который также связан с упомянутой выше Игритт, и который, таким образом, тоже происходит в этом конкретном прошлом. Таким образом, эта обстановка сна тонко намекает на намеренно завуалированное воспоминание из этого детства… или, по крайней мере, так мне кажется!
Как и боль Джона, это воспоминание «настолько велико», что оно отнюдь не пустяк, и хотя он «снова и снова и снова» стучит кулаками, чтобы заглушить боль, это действие с таким же успехом могло бы стучать в некогда плотно закрытые двери его памяти…
Этот отрывок в конечном итоге заканчивается тем, что Джон теряет сознание, а когда приходит в себя, боль от его подавления, его сопротивления, проходит. Этот переход из одного состояния в другое, пожалуй, отражен в последующих образах:
Когда его веки приоткрылись, он оказался завернут в толстую шерсть и парил в воздухе. Казалось, он не мог пошевелиться, но это не имело значения. Какое-то время ему снилось , что рядом с ним Игритт, нежно заботящаяся о нем. Наконец он закрыл глаза и уснул.
Однако чувство тревоги исчезло, образ воды остался, особенно заметно это в слове «плавающий». И снова появляется Игритт, по-видимому, чтобы утешить. И все же эта характеристика Игритт, эта ассоциация между ней и нежным прикосновением, несколько противоречит ее поведению, продемонстрированному в предыдущей главе с Джоном:
Игритт выглядела такой сердитой, что он подумал, будто она вот-вот ударит его. «Все мы, — сказала она. — И ты тоже. Ты теперь не ворон, Джон Сноу. Я клялась, что ты им не являешься, так что тебе лучше им и не быть». Она прижала его к стволу дерева и поцеловала прямо в губы, посреди обрубленной колонны. – ASOS , Джон V
Ранее в этом посте я приводила ссылки на несколько мета-анализов, в которых обсуждалось, как определённые описания Игритт создают совершенно иной образ, нежели та нежная, утешающая фигура, которую, кажется, ищет и о которой мечтает Джон в приведённых выше отрывках. Действительно, изменение восприятия Джона смещается в сторону чего-то гораздо более романтичного, когда он активно, хотя и бессознательно, решает искать определённые черты, которые он находит привлекательными… черты, которые тесно связаны с… его сводной сестрой (хотя на самом деле кузиной) Сансой:
В последнее время, однако, он стал замечать и другие вещи. Когда она улыбалась, кривые зубы, казалось , не имели значения. И, возможно, её глаза были расположены слишком далеко друг от друга, но они были красивого сине -серогоцвета и такими же живыми, как любые глаза, которые он знал. Иногда она пела низким хриплым голосом,который его волновал . А иногда у костра, когда она сидела, обнимая колени, а пламя пробуждало эхо в её рыжих волосах , и смотрела на него, просто улыбаясь… ну, это тоже что-то пробуждало . – ASOS , Джон II
Игритт, как показано в повествовании от лица Джона до событий «Бури мечей » , Джон VI, не отличается особой мягкостью, и она отнюдь не «молода, всего лишь девушка». Да, она молода, но по вестеросским меркам она уже «взрослая женщина», и Джон (и читатель) это прекрасно понимают:
Игритт приподнялась на локте. « Мне девятнадцать , я жена копейщика и охвачена огнём. Как же я могу быть девицей? » – «Буря мечей» , Джон II
(« В траве», Артур Хьюз, 1865)
Джону не нравятся такие черты Игритт, как её суровость и жестокость, что отражается в его странных попытках изменить её, превратив в нечто, чем она не является… в кого-то «молодого, всего лишь девочку», а значит, невинного, незакалённого, с «нежными руками» и т. д. Интересно, что единственный случай, когда её описывают как нежную, — это упомянутый выше момент, когда её физически нет рядом! По сути, я хочу сказать… он может сознательно говорить «Игритт», но подсознательно… ну, в общем…
Леди оскалила зубы и начала рычать, низким, полным угрозы рычанием, но на этот раз Санса заставила волка замолчать, нежно прикоснувшись к его голове. – «Игра престолов» , Санса I.
Какой-то инстинкт заставил ее поднять руку и обхватить его щеку пальцами. – «Битва королей» , Санса VII.
Мать, сжалься над ней. У нее добрая душа. – «Буря мечей », Кейтилин VII.
Леди Кейтилин говорила, что Санса – добрая душа , которая любит лимонные пирожные, шелковые платья и рыцарские песни, однако девушка видела, как отрубили голову ее отцу, и была вынуждена выйти замуж за одного из его убийц. – «Пир воронов» , Бриенна I
Этот аргумент — что черты характера Игритт, особенно привлекающие Джона, косвенно отсылают к Сансе — кажется довольно трудноприемлемым для некоторых читателей, предпочитающих более явные сравнения между ней и Арьей. И все же, если учесть подход Джорджа Р. Р. Мартина как писателя, этот метод явных и неявных отсылок не кажется совсем уж невозможным:
В этих книгах есть несколько загадок. Есть некоторые вещи, которые я раскрою позже, но для которых я оставляю подсказки. Есть несколько сюжетных поворотов, которые я предвосхищаю. Есть события, которые произойдут в 5-й, 6-й и 7-й книгах, для которых я заложила зерно ещё в 1-й книге. Но я не обязательно хочу раскрывать все карты. Так что же я делаю, когда сажаю зерно? Ну, я сажаю зерно, но пытаюсь использовать небольшой литературный трюк, и пока я сажаю зерно, моя другая рука машет вверху и отвлекает вас какой-нибудь эффектной игрой слов или чем-то подобным, что происходит на переднем плане, пока зерно сажается на заднем плане. Так что, надеюсь, зерно есть, предзнаменование есть, но, возможно, вы его не заметите, потому что оно окружено множеством других вещей.
В отличие от Игритт, Санса — «нежная душа» с «нежными руками», но, что еще важнее, как и Джон, она также ценит нежность, несмотря на ее ошибочное утверждение в первой книге о том, что «ей нужен не храбрый и нежный, а Джоффри» (Игра престолов , Санса III). Действительно, ценность нежности, храбрости, силы — тех ключевых качеств, которые Нед предписывает ей для будущего мужа, — это черты, которые Санса начинает ценить, к которым стремится, но, что более важно, воплощает на протяжении всей своей сюжетной линии. Мы видим, какое значение Санса придает нежности, особенно в том, как она относится к другим, иногда, в своей невинности/наивности, ошибочно приписывая им это качество:
Она обещала себе стать леди, нежной, как королева , и сильной, как её мать, леди Кейтилин, но вдруг ей снова стало страшно. – «Игра престолов» , Санса IV
Он не настоящий рыцарь, но всё равно спас меня, — сказала она Матери. — Спаси его, если сможешь, и успокой ярость в нём. — «Битва королей» , Санса V
Маргери, однако, была другой. Милая и нежная , но в ней все же было что-то от ее бабушки. – «Буря мечей» , Санса II
Санса насторожилась. «Не сломай это. Будь…»
«…нежный?» — улыбнулся он. — «Буря мечей» , Санса VII
Он был Петиром, её защитником, добрым, весёлым и нежным … но он также был Мизинцем, лордом, которого она знала в Королевской Гавани, лукаво улыбающимся и поглаживающим бороду, шепчущим что-то на ухо королеве Серсее. – «Пир для воронов» , Санса I
Небольшое замечание по поводу последней цитаты… Я думаю, не случайно это описание двойственности Мизинца, его двуличия, очень перекликается с мыслями Джона об Игритт: «Она добрая, умная, забавная, и она может поцеловать мужчину или перерезать ему горло», « Буря мечей » , Джон VI. Можно заметить сходство между Игритт и Мизинцем.
Для Сансы, беглянки от короны, Мизинец, похоже, единственный человек, на которого она может сейчас положиться, и это не в смысле уверенности. Она буквально видела, как он хладнокровно убил её тётю, а затем без малейшего колебания искусно солгал об этом. Это ужасающий человек, который может как погубить, так и спасти её. Сансе 13 лет, и она просто пытается справиться с этой травмирующей беспомощностью.
«Он спас Алейну, свою дочь» , — прошептал внутренний голос. Но она была еще и Сансой… и иногда ей казалось, что лорд-протектор — это тоже два человека. Он был Петиром, ее защитником, теплым, веселым и нежным… но он также был Мизинцем, лордом, которого она знала в Королевской Гавани, лукаво улыбающимся и поглаживающим бороду, шепчущим на ухо королеве Серсее. И Мизинец не был ее другом . Когда Джофф избил ее, ее защитил карлик, а не Мизинец . Когда толпа попыталась изнасиловать ее, ее спас Пёс, а не Мизинец . Когда Ланнистеры выдали ее замуж за Тириона против ее воли, ее утешил сир Гарлан Галант, а не Мизинец . Мизинец никогда не пошевелил для нее даже мизинцем.
За исключением того, чтобы вытащить меня. Он сделал это для меня. Я думала, это сир Донтос, мой бедный старый пьяница Флориан, но все это время это был Петир. Мизинец был всего лишь маской, которую ему приходилось носить . Только иногда Сансе было трудно понять, где заканчивается человек и начинается маска. Мизинец и лорд Петир были так похожи. Возможно, она бы сбежала от них обоих, но ей некуда было деваться. Винтерфелл был сожжен и опустошен, Бран и Рикон мертвы и холодны. Робб был предан и убит в Близнецах вместе со своей матерью. Тирион был казнен за убийство Джоффри, и если бы она когда-нибудь вернулась в Королевскую Гавань, королева отрубила бы ей голову. Тетя, на которую она надеялась, что та защитит ее, вместо этого попыталась убить ее . Ее дядя Эдмур был пленником Фреев, а ее двоюродный дед Черная Рыба был осажден в Риверране. «У меня нет другого места, кроме этого , — с горечью подумала Санса, — и нет настоящего друга, кроме Петира» . (Пир ворона, Санса I)
Это тот же механизм, который заставляет Джона отрицать существование Игритт, хотя она буквально заманила его в сексуальные отношения, незваным образом встав на место его «защитницы» именно с этой целью. То же самое и с Мизинцем. Он разделяет её на две роли, из которых на самом деле только одна верна.
Как он мог им объяснить, кто такая Игритт? Она добрая, умная, забавная, она может поцеловать мужчину или перерезать ему горло . «Она со Стиром, но это не так… она молода, всего лишь девушка, по правде говоря, дикая, но она…» Она убила старика за то, что он развел костер. (Буря мечей, Джон VI)
Она взрослая женщина, которая хладнокровно убила беззащитного пленника, почти из мести. И точка. Вот кто она такая.
В тот момент Джон психологически не мог осмыслить правду, он всё ещё подавлял её, как и в «Танец драконов», потому что её смерть — и его мимолетное желание убить её — оставили его слишком скованным необоснованным чувством вины.
Разделение Сансой и Мизинцем различных аспектов её жизни — это своего рода защитный механизм. Он позволяет ей не изнурять себя постоянным состоянием абсолютной тревоги и сохранять надежду на то, что он поможет ей вернуться домой.
Я не думаю, что она по-настоящему расслаблена с ним, но она сильно склоняется к отредактированной версии реальности, которая позволяет ей чувствовать себя хоть сколько-нибудь контролирующей свою собственную судьбу.
Теперь поговорим о связи Джона с Сансой.
Хочу начать этот мета-анализ с оговорки : влюбятся ли Джон и Санса друг в друга, зависит не от :
- Широкая аудитория, примет она это или нет («В конце шоу не осталось достаточно времени, чтобы убедить их в том, что это приемлемо»).
- Ваши отношения с собственными братьями и сестрами («Я бы никогда не стал так относиться к своему брату») или ваши собственные убеждения относительно табу на инцест.
- Ваши собственные ценности/мысли, которые вы внушаете Джону и Сансе («Джон никогда бы не увидел свою сестру в таком свете…»).
Вместо этого, влюбятся ли Джон и Санса друг в друга, зависит от автора и его намерений исследовать литературные/мифические темы, которые использовали его предшественники. Он не пишет, исходя из (или для) моральных ценностей зрителей сериала и читателей книг, или их анекдотических надежд на то, как всё «должно быть». Вместо этого давайте рассмотрим, из каких литературных произведений Джордж Р. Р. Мартин заимствует идеи, и, исходя из этого, определим, возможны ли отношения Джона и Сансы.
Цель Сансы в первоначальном варианте плана
В 1993 году Джордж Р. Р. Мартин написал для издателей набросок ( планируемой им) трилогии « Песнь льда и огня» . Этот набросок показывает, что с самого начала он планировал включить в сюжетную линию тему инцеста. Арья Старк поймет,
«…она в ужасе от того, что влюбилась в Джона, который не только ее сводный брат, но и человек Ночного Дозора, приверженец целибата. Их страсть будет продолжать мучить Джона и Арью на протяжении всей трилогии, пока в последней книге наконец не будет раскрыта тайна истинного происхождения Джона».
Примечательно, что в своем письме он сообщает редакторам, что написал первые 13 глав «Игры престолов» (170 страниц) . Поскольку первая глава о Сансе появляется в книге только в 15-й главе (примерно через 198 страниц) , можно предположить, что главы о Сансе он еще не написал, когда составлял это письмо/план. Следовательно, по мере того, как он углублялся в описание Сансы и развивал ее психологию, я считаю, что он изменил Арью на Сансу и дал Арье совершенно другую сюжетную линию.
Более того, он отдал конфликт между клятвами и любовью новому персонажу — Игритт, которая, кажется, представляет собой смесь Арьи (упрямая, дерзкая воительница), Сансы (рыжеволосая, любит петь и истории о героях) и Дейенерис («вражеская захватчица», угрожающая королевству). Он также сохранил конфликт между клятвами и семейной любовью с Арьей, но превратил Арью в Джейн Пул (лучшую подругу Сансы). В отличие от сценария, где Джон отказывается помочь Арье, в конце «Танцев дракона» он добровольно покидает дозор из-за Арьи. Если судить по сериалу, он, похоже, также сохранил бегство Арьи и Кейтилин к Стене за защитой Джона, потому что Санса занимает их место в 6 сезоне.
Мартин упоминал , что в процессе работы над « Песнью льда и пламени» он перечитывал «Властелина колец ». Он не стесняется отдавать дань уважения Толкину. Похоже, ему нравится в Толкине то, как персонажи сталкиваются с напряжением между мифами и людьми, которые в них живут. В том же духе Джордж Р. Р. Мартин любит исследовать тему противопоставления фэнтези и реальности, отдавая предпочтение фэнтези, которое пытается, а иногда и терпит неудачу, одержать верх. Думаю, не будет преувеличением сказать, что он использует образ Сансы, чтобы выразить свою точку зрения на эту тему. Следовательно, я считаю, что его вдохновение для образа Сансы уходит корнями далеко в его литературную карьеру. В 1977 году Мартин написал:
« Любовь и одиночество, возможно, входят в число моих любимых тем, но абсолютным чемпионом на сегодняшний день, безусловно, является борьба реальности с романтикой — тема, к которой я возвращался снова и снова» — Джордж Р. Р. Мартин, Пролог, «Песни звёзд и теней», 1977.
Фраза «миссия по поиску и уничтожению» вовсе не означает, что автор одобряет наказание Сансы за её веру в романтику. На самом деле, Джордж Р.Р. Мартин не одобряет эту миссию; он сожалеет о ней:
«Лучшие фантастические произведения написаны на языке снов. Они живы, как живы сны, реальнее реальности… хотя бы на мгновение… в тот долгий волшебный миг перед пробуждением».Фантазия — это серебро и алый цвет, индиго и лазурь, обсидиан с прожилками золота и лазурита. Реальность — это фанера и пластик, окрашенные в грязно-коричневый и оливково-зеленый цвета. Фантазия на вкус как хабанеро и мед, корица и гвоздика, редкое красное мясо и вина, сладкие, как лето. Реальность — это бобы и тофу, и пепел в конце. Реальность — это торговые центры Бербанка, дымовые трубы Кливленда, многоуровневая парковка в Ньюарке. Фантазия — это башни Минас-Тирит, древние камни Горменгаста, залы Камелота. Фантазия летит на крыльях Икара, реальность — на самолете Southwest Airlines. Почему наши мечты становятся такими маленькими, когда наконец сбываются?Мы читаем фэнтези, чтобы, как мне кажется, вновь обрести краски. Чтобы ощутить вкус пряностей и услышать песни сирен. В фэнтези есть что-то старое и истинное, что обращается к чему-то глубоко внутри нас, к ребёнку, который мечтал однажды охотиться в ночных лесах, пировать под полыми холмами и найти любовь, которая продлится вечно, где-то к югу от страны Оз и к северу от Шангри-Ла. Пусть оставят себе свой рай. Когда я умру, я скорее отправлюсь в Средиземье ». — Джордж Р. Р. Мартин, «О фэнтези» , 1996
Даже в Средиземье хоббиты слышат об эльфах и драконах лишь вскользь, и большинство предпочитает оставаться в своем собственном мире домашнего уюта. Но этот мир также является иллюзией, как свидетельствует «Очищение Шира». Даже в фэнтези и романтике реальность проникает внутрь. Толкин исследует эти темы о том, как «мечты становятся меньше, когда сбываются», когда Бильбо и Фродо возвращаются в Шир со своим миром и своими личностями, навсегда изменившимися. Действительно, «приключения» никогда не должны быть такими, какими их ожидает персонаж; потому что какой персонаж захочет верить, что его путешествие закончится трудностями, болью, страданиями, мучениями? Квентин, Джон, Бран и Санса — похожие проводники миссии по поиску и уничтожению фэнтези. Они хотят верить, что их мечты будут такими же большими — или даже больше — чем они когда-либо себе представляли. Столкновение их с этим парадоксом, кажется, является тем самым топливом, которое движет сюжетом.
Но — и это очень важное «но» — я не думаю, что автор полностью отказывается от романтической мечты. Он сделал Сансу более осторожной, превратил её мечты в простые молитвы и заставил её пересмотреть свои убеждения, но он не превращает её в Пса, который слишком пессимистичен и фаталистичен как жених. Утверждение Сандора о том, что все рыцари — убийцы, делает фэнтези настолько ничтожным, что оно исчезает. Я думаю, он направляет Сансу по пути, где её мечты умирают , а её жизнь становится такой же романтичной, как та дымовая труба в Кливленде, — пока они не начинают оживать снова, когда она отправляется на север, к Стене. Да, это мрачное место, но там есть и очарование, и Мел говорит, что магия на Стене сильнее.
Эта холодная, суровая реальность по-прежнему присутствует в том, что они брат и сестра, но как только раскроется происхождение Джона, все изменится. Подобно перевернутой Золушке (часы пробивают 12), реальность снова станет фантазией. Так же, как Арагорн жил в дикой местности без статуса и титула, он тоже обретает свой сказочный финал с Арвен. Но даже исполнение мечт Арагорна и Арвен омрачено реальностью. Оба персонажа сталкиваются с горечью от того, что он умрет раньше нее. Поэтому, учитывая это, я считаю, что отношения Джона и Арвен реальны, потому что в серии нет другой пары, с помощью которой Джордж Р.Р. Мартин мог бы исследовать свою увлеченность тем, как фантазия становится «меньше», но не сжимается полностью.
Лорд Байрон = Джон и Санса
Второй момент, который я хотела бы обсудить, — это похвала Джорджа Р. Р. Мартина лорду Байрону и то, как Мартин создает персонажей, вписывающихся в байроновскую традицию романтизма. Байрон известен созданием «байронического героя». Эти герои характеризуются следующими чертами:
…романтическая меланхолия, чувство вины за тайный грех , гордость, непокорность, беспокойство, отчуждение, месть, раскаяние, переменчивость настроения и такие благородные добродетели, как честь, альтруизм, мужество и чистая любовь к нежной женщине. ( Фонд поэзии , лорд Байрон)
На кого это похоже? На Тириона, чьей нежной женщиной была Тиша. На Джейме, чья нежная любовь — Бриенна. Возможно, даже на Дейенерис, чья противоположность — страстная любовь к жестокому мужчине (Дрого, Даарио). Но главный байронический герой Мартина — Джон Сноу, и лучшей парой для нежной женщины для него является Санса Старк. Его чувство вины за тайный грех уже проявилось с Игритт, где он мучился из-за нарушения своих обетов. Я считаю, что вторая половина этой вины из первоначального плана отдана Сансе, потому что это соответствует биографии самого Байрона. Я объясню подробнее чуть позже. Во-первых, я хочу, чтобы читатели поняли, как сильно Джордж Р. Р. Мартин любит Байрона.
На протяжении всей своей писательской карьеры Мартин отдавал дань уважения Байрону и его героям.
В 1982 году Джордж Р. Р. Мартин опубликовал роман «Лихорадочная мечта» (Fevre Dream) в жанре готического романа о вампирах. Действие разворачивается на пароходах, скользящих вверх и вниз по реке Миссисипи. Вампиры упоминают стихи лорда Байрона (« Разрушение Сеннахериба» , «Она ходит в красоте »), которые поразительно похожи на Иных (Белых ходоков) из более поздних произведений автора. В романе подробно цитируется стихотворение Байрона « Тьма» (Darkness) .
В 1987 году Мартин работал сценаристом над телевизионной адаптацией « Красавицы и чудовища» , вдохновлённой оперой Кокто « Красавица и чудовище» . Мартин описывает свою версию чудовища, Винсента (Рон Перлман), как «классического байронического героя». Винсент выступает в роли ангела-хранителя Екатерины и обладает эмпатическими способностями, позволяющими ему понимать, когда Екатерина в опасности. В оригинальной «Красавице и чудовище» розы символизируют кражу и любовь (Лианна), а также показано превращение Чудовища в прекрасного принца после того, как Красавица признаётся ему в любви.
В интервью Джорджа Р. Р. Мартина спросили, каким персонажем из своих романов он хотел бы быть. Он ответил: «Ну, а кто бы не хотел быть Джоном Сноу — угрюмым, байроническим, романтическим героем, которого обожают все девушки?»
Что еще более показательно, я считаю, что Джордж Р.Р. Мартин использует биографию и литературные произведения Байрона, чтобы создать прецедент для истории любви сводного брата/сестры/двоюродного брата. Следует помнить, что этот метаанализ не сосредоточен на «моем мнении» — Байрон действительно написал стихотворение о двух сводных братьях и сестрах, вступивших в запретные отношения, пока они не поняли, что являются двоюродными братьями и сестрами, и исследовал тему инцеста в своих произведениях, потому что биографы отмечают, что сам Байрон был влюблен в свою сводную сестру:
В июне 1813 года Байрон начал роман со своей двадцатидевятилетней сводной сестрой Августой. Замужем с 1807 года за своим расточительным кузеном , полковником Джорджем Ли, она родила трех дочерей и жила в Сикс-Майл-Боттом, недалеко от Кембриджа. После смерти матери в 1811 году Августа стала единственной оставшейся близкой родственницей Байрона, что, несомненно, усилило его чувство общности с ней. Хотя юридических доказательств не существует, косвенные свидетельства в письмах Байрона, датированных августом 1813 года, к его потрясенной доверенной лицу леди Мельбурн, убедительно указывают на инцестуозную связь с Августой. ( Фонд поэзии , лорд Байрон)
Углубляясь в его биографию, понимаешь, как его история перекликается с отношениями Джона и Сансы. У Байрона и Августы был общий отец. Байрон не общался с Августой до 13 лет, впервые встретившись с ней в школе-интернате. Даже тогда они виделись лишь изредка. Они сблизились, в основном благодаря переписке, и она стала его доверенным лицом в его ссорах с матерью. Из страницы Августы в Википедии :
Поскольку они не воспитывались вместе, они были почти чужими друг другу. Но они хорошо ладили и, похоже, полюбили друг друга. Когда брак Байрона распался, и он отплыл из Англии, чтобы никогда не вернуться, слухи об инцесте, очень серьезном и скандальном преступлении, распространились повсюду. Некоторые говорят, что именно из-за страха перед преследованием Байрон покинул свою страну.
Биография Лесли Маршанда подтвердила эту связь, и она разрушила короткий, всего годичный брак Байрона с Аннабеллой Милбанк. Стремясь защитить Августу, которая была более уязвима для скандалов, чем Байрон, и чей четвёртый ребёнок, возможно, был его, он навсегда покинул Англию в 1816 году. Вот что он написал ей в любовном письме, когда уезжал из Англии:
«Моя дорогая любовь,»Я никогда не переставал и не могу перестать ни на мгновение чувствовать ту совершенную и безграничную привязанность, которая связывает меня с тобой, которая делает меня совершенно неспособным к настоящей любви к любому другому человеку — ведь кем они могли бы быть для меня после тебя? Всякий раз, когда я что-то люблю, это происходит потому, что это каким-то образом напоминает мне о тебе.Говорят, что разлука разрушает слабые страсти и укрепляет сильные. Увы, моя любовь к тебе — это единение всех страстей и всех чувств. Тысяча любви от меня к тебе — это очень щедро, ибо я прошу взамен лишь одну.— Всегда ваша дорогая, Б.
По мере сближения с Августой Байрон включал в свои стихи темы инцеста.
«Невеста Абидоса» поразительно похожа на историю любви Джона и Сансы. В этой поэме, одной из «турецких сказок» Байрона, Салим влюбляется в свою сводную сестру Зулейку — пассивную, похожую на Офелию героиню, заточенную в женской башне. Его отец, Джаффир, в этой истории напоминает Мизинца, короля с непоколебимой гордостью, амбициями и чрезмерной привязанностью к своей дочери. Он запрещает Салиму добиваться Зулейки. Позже Салим узнает, что Джаффир на самом деле убил его брата (отца Салима). Джаффир был возмущен тем, что мать Салима была греческой принцессой. Джаффир солгал Салиму, сказав, что он его собственный сын от рабыни. Узнав свою истинную личность — что он и Зулейка на самом деле двоюродные — он присоединяется к пиратской банде и стремится отомстить своему дяде. Встретившись с Зулейкой в пещере, они клянутся друг другу в верности. Желая поцеловать её в последний раз, он медлит с выходом из пещеры и погибает от руки Джаффира на пляже. Поэма заканчивается тем, что Зулейка умирает от разбитого сердца из-за своего кузена Селима, а Джаффир вынужден прожить остаток жизни в одиночестве.
Итак, в этом стихотворении мы видим мужчину, влюбившегося в свою сводную сестру. Мужчина занимает более низкое положение, чем дочь короля, и его мать ему неизвестна. Но на самом деле мужчина знатного происхождения, и его сестра становится его двоюродной сестрой, когда узнает его истинную личность.
Заключение:
Присутствие снов и кошмаров в главах о Джоне, а также тема воспоминаний против подавления, чрезвычайно поразительны. Это взаимодействие между сознательным и подсознательным знанием делает Джона одним из самых захватывающих персонажей в серии, на мой взгляд, но главная загадка его характера часто сводилась к простому вопросу о его истинном происхождении. Действительно, как уже обсуждалось в предыдущих частях этой мета-серии, сны Джона регулярно вызывают предположения и интерес именно к этому вопросу! Но есть ли другая загадка, связанная с его происхождением и осложненная им, которая скрывается под мутными водами горячих источников богороща?
[…] пока я сажаю семя, моя другая рука машет вверху и отвлекает вас какой-нибудь эффектной игрой слов или чем-то подобным, происходящим на переднем плане, в то время как семя сажают на заднем плане.
Я думаю, что жуткий сон/кошмар Джона о богороще — это пример вышеописанного. На поверхности происходит то, что происходит на самом деле, но под поверхностью разворачивается нечто совершенно иное…
Когда его захлестнули сны , он снова оказался дома , плескаясь в горячих источниках под огромным белым чардревом с лицом его отца. Игритт была с ним, смеялась над ним, сбрасывая с себя кожу, пока не стала голой, как в день своих именин, пытаясь поцеловать его , но он не мог, не под взглядом отца. Он был потомком Винтерфелла , человеком Ночного Дозора. « Я не буду иметь бастарда» , — сказал он ей. «Не буду. Не буду». «Ты ничего не знаешь, Джон Сноу», — прошептала она, ее кожа растворялась в горячей воде , плоть отслаивалась от костей, пока не остались только череп и скелет , а в источнике густо бурлило красным.
Действительно, если упоминается одно имя, может ли это означать, что под ним скрывается другая личность? Может ли в этом сне быть заложена какая-то память… но какая именно? Я подробнее расскажу об этом в части 4 (надеюсь, заключительной части)!
Наконец, я уже говорила это раньше, но повторюсь: то, что я выдвигаю теории, вовсе не означает, что я обязательно хочу, чтобы доканоническая влюбленность/поцелуй были правдой на моральном или личном уровне 😅 Я просто кое-что подмечаю, отряхиваю пыль, немного смотрю на это своим критическим взглядом студента-филолога и смотрю, что нахожу. Возможно, я слишком уж преувеличиваю с этими литературными сравнениями, а может, и нет! Но давайте не будем забывать одну ключевую деталь, которая явно связывает «Песнь льда и пламени» с «Манфредом» лорда Байрона … какого черта в тексте так много Манфредов/Манфридов и Байронов?
Прежде чем закончить, я хотел бы вернуться к оговорке. Я считаю, что широкая аудитория перенасыщена медиаконтентом, который бесхребетно отказывается исследовать провокационные сюжеты в интересах безопасного, пресного и банального повествования, чтобы не вызывать споры и не отпугивать зрителей (как это называют в рейтинговой индустрии). Писателям велено сдерживать свои импульсы и создавать произведения искусства, избегающие вызова зрителям, чтобы не нарушать связь между корпоративными интересами и денежным потоком. Джордж Р.Р. Мартин выражал свое негодование по поводу этого капиталистического импульса, который усилился в эпоху сетевого телевидения 80-х и 90-х годов. Он испытал последствия этого, будучи в то время телесценаристом.
Поэтому он решил в знак протеста покинуть Голливуд, чтобы написать «Песнь льда и пламени». Он сказал, что хочет написать историю, которую не разрешалось рассказывать на сетевом телевидении — более масштабную, грандиозную и фантастическую. Но что, если он имел в виду не только бюджет? Что, если он хотел рассказать историю, которую корпоративные цензоры не позволили бы? «Джонса» шокировала бы как зрителей, так и поклонников «Песни льда и пламени». Поэтому я думаю, что эти отношения — прямая пощёчина «безопасным» голливудским историям. «Джонса» — это отказ подчиниться требованиям зрителей, которые «хотят» чего-то, что не слишком бросает вызов их моральным принципам.
Их требования удовлетворялись с помощью множества других средств массовой информации на протяжении десятилетий. Но не в этот раз.
Библиография академических источников:
- Ассаад, Лара, «„Мой сон — если я сплю — это не сон“: посттравматическое стрессовое расстройство байронического героя», The Byron Journal 47, № 2 (2019): 153–163.
- Кэти Карут и Томас Кинан, «„Кризис СПИДа не закончился“: беседа с Греггом Бордовицем, Дугласом Кримпом и Лорой Пински», в книге «Травма: исследования памяти », под редакцией Кэти Карут (Балтимор, Мэриленд: издательство Университета Джона Хопкинса, 1995): 256–72.
- Онно Ван дер Харт и Б.А. Ван дер Колк, «Навязчивое прошлое: гибкость памяти и запечатление травмы», в книге «Травма: исследования памяти », под редакцией Кэти Карут (Балтимор, Мэриленд: издательство Университета Джона Хопкинса, 1995): 158–82.