На площадке Северо-Осетинского госуниверситета имени К.Л.Хетагурова прошла Всероссийская научно-практическая конференция с международным участием «Вопросы филологии и лингводидактики в эпоху цифровизации», организованная факультетом международных отношений СОГУ. Ведущие филологи и лингвисты из России и стран ближнего зарубежья собрались, чтобы обсудить актуальные вопросы языкознания в условиях активного внедрения цифровых технологий, в частности искусственного интеллекта.
Это доклад Тамерлана Салбиева «Бараном зовется, но не баран»: осетинская традиционная загадка об альчике (хъул)», который он прочитал на секции "Проблемы современной когнитологии".
В статье проводится ритуально-мифологический подход к изучению наречения именем, признанного В.И. Абаевым основополагающим для постижения связи между языком и сознанием. Выходя с лексико-семантического уровня на уровень текста осетинской традиционной загадки, удается показать общую стратегию преодоления искусственно создаваемой энтропии. Отсылка к эпохе первотворения, как условие обретение имени, становится ключом к пониманию возникающим в рассмотренной загадке «потенциальным» омонимам.
Тамерлан Казбекович Салбиев — кандидат филологических наук, исполняющий обязанности руководителя научно-исследовательского отдела «Центр скифо-аланских исследований» ВНЦ РАН. Тамерлан Казбекович закончил факультет осетинской филологии СОГУ.
В 70-ые годы прошлого века, еще до того, как когнитивная лингвистика оформилась в качестве научной дисциплины, в осетиноведении уже ставилась основополагающая проблема соотношения языка и сознания. Уже тогда один из корифеев осетиноведения, В.И. Абаев, ставил своей целью «установить основные операции сознания в процессе освоения объективной действительности и их отражение в лексико-семантической организации языка». При этом основное внимание он уделял начальным фазам развития сознания и речи, отводя ключевую роль процессу наречения [1, с. 41-42]. Следуя намеченным тогда путем, сегодня оказывается необходимой дополнительная оптика на названную проблему, включающая и взгляд культуры на саму себя, своего рода инклюзия, когда наряду с точкой зрения внешнего наблюдателя, в расчет принимается и самооценка, своего рода самоописание. С точки зрения процесса наречения ключевую роль следует отвести ритуально-мифологическому аспекту, отсылающему к эпохе первотворения, когда происходит становление мира в его привычном нам виде.
Осуществить подобный подход позволяет обращение традиционным загадкам, содержащим не только совокупность наивных знаний народной культуры об окружающем человека мире и на него самого, но и также набор приемов, посредством которых этот мир делается умопостигаемым. Вместе с тем, как показал один из крупнейших культурологов прошлого века, Й. Хёйзинга, в мировой культуре существует неразрывная связь традиционных загадок с ритуалом жертвоприношения [5, с. 110-112], что делает несомненной их связь и с ритуалом, и с мифологической эпохой начальных времен. Для нашей темы первостепенный интерес будет представлять одна из таких загадок, посвященная альчику (хъул): «Фыры ном хæссы – фыр нæу, // цæуы ном хæссы – цæу нæу» («Бараном зовется, но не баран, // козлом зовется, но не козел») [3, с. 84]. Ее выбор обусловлен тем очевидным обстоятельством, что в ее основе лежит противопоставление между именем и предметом. Как следует понимать это противопоставление, является ли оно случайным, носит ли единичный характер или иже отражает некую общую стратегию? Представляется, что для установления этого следует понять механизм, общие принципы и содержание этой стратегии.
Следует полагать, что демонстрируемое в загадке нарушение конвенциональной связи между наречением и содержанием, вкладываемым в него, между именем и его обладателем, в рамках ритуально-мифологических следует рассматривать как проявление хаотизации, энтропии. Подобное допущение исходит из того, что целью загадывания является культурное осмысление предмета или явление, познание его истинной природы и сущности через его происхождение. Правильная отгадка становится средством преодоления энтропии и, тем самым, актом вторичного освоения загадываемого предмета или явления, его включение в пространство, где установлен порядок, космос.
Не случайно, парадоксы в целом характерны для загадки и могут быть основаны на различных случаях проявления энтропии. Так, например, в загадке о летучей мыши (хæлынбыттыр) парадокс связан с особыми свойствами, противоречащими обыденному опыту: «Æхсæв уыны, бон нæ» (Ночью видит, а днем нет) [3, с. 46]. Парадокс может носить и пространственный характер, как в загадке о шелковой шали (цыллæ кæлмæрзæн): «Армии цæуй, // Уæрми нæ цæуй» (В горсти умещается, // а в яме нет) [3, с. 99].
Приведу для наглядности еще один пример, где антитеза возникает между наличие (отсутствием) некоего атрибута и связанным с ним способностями. Загадка о сверле (зурнæ): «Саби кафуй, // Æхебæл ба еунæг къах» («Малыш пляшет, // А ног у него только одна») [4, с. 150]. В приведенной загадке можно различать три элемента ее смысловой структуры: субъекта – саби ‘малыш, дитя’, характерной способности – кафуй ‘пляшет’, атрибута с определением – еунæг къах ‘единственная нога’. Контрастная пара образуется характерным свойством кафун ‘плясать’ и атрибутом еунæг къах ‘единственная нога’. Для усиления признака атрибута использовано не числительное еу ‘один’, а прилагательное еунæг ‘единственный’.
В плане ритуально-мифологическом в ее центре оказывается расхождение между именем (ном) и бытием (уæвын), которое носит временный характер и должно быть разрешено в результате отгадывания. Фактически, для усиления смыслового контраста (энтропии) на языковом уровне загадка исходит из лексического расподобления единого слова, ведущего к возникновению «потенциальных» омонимов. Тем самым действительность отражается в языке в еще более сложном виде, когда система связей между предметами и явлениями предстает сложной и текучей, не вполне устойчивой.
Вместе с тем, следует обратить внимание и на игровой аспект загадки, ее состязательный характер, также отмеченный Й. Хёйзингой [5, с. 81]. В случае с загадкой об альчике ее игровой элемент лежит на самой поверхности. Дело в том, что и фыр ‘баран’ и цæу ‘козел’ представляют собой названия двух сторон альчика (см. рис. 1), отражающих особенности их силуэта.
Описывая осетинскую игру в альчики, С.Г. Гагиев отмечает, что фыр и цæу – суть две противоположных его стороны игральной косточки: фыр – это выпуклая сторона, а цæу – вогнутая [2, с. 65-66]. Известно также еще одно название для вогнутой стороны, которая является, вероятно, тюркским заимствованием (см.: [6, с. 162]). С.Г. Гагиев также сообщает одно важное правило, связанное с этой игрой. Юноши и мужчины могли играть в нее только зимой, до прилета ласточек, после чего играть в нее уже возбранялось традицией. У того же, кто нарушал запрет, руки могли потрескаться. С одной стороны, в данном случае, запрет был, по-видимому, оправдан тем, что весной на смену зимнему досугу приходило время весенних сельскохозяйственных работ, которые требовали внимания и сил. С другой стороны, прилет ласточки означал, что более не следует испытывать волю неба, вестницей которой ласточка и выступала. Время неопределенности уступало место устойчивости и стабильности.
Заключение
Ритуально-мифологический аспект процесса наречения предполагает его трактовку как преодоления изначальной энтропии. В результате, обретение имени трактуется культурой как священнодейство, отсылающее к эпохе первотворения. В загадке энтропия создается искусственно и на время, чтобы ее преодоление позволило миру вновь вернуться к уже однажды обретенному порядку.
Литература
1. Абаев В.И. Отражение работы сознания в лексико-семантической системе языка // Избранные труды в 4 т. / Отв. ред. и состав. В.М. Гусалов. Т. 2. Общее и сравнительное языкознание. Владикавказ: Ир, 1995. С. 7-44.
2. Гагиев С.Г. Осетинские национальные игры. Орджоникидзе: Ир, 1980. – 129 с.
3. Осетинские народные загадки. Памятники народного творчества осетин / Сост. Д.Г. Тменова. Владикавказ, 2000. – 205 с.
4. Тауасити Ф. Бацеу-бацеутæ // Ирæф, 1994. №1. С. 150-153.
5. Хёйзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер., сост. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова; Коммент. Д. Э. Харитоновича -М.: Прогресс - Традиция, 1997. – 416 с.
6. Шагапова Г.Р. Альчики и кости: древняя евразийская игра // Томский журнал лингвистических и антропологических исследований. 2020. 4 (30). С. 161-175.