Найти в Дзене
ЖИЗНЬ В ЕДИНЕНИИ

Немец на допросе: "Я элита Рейха, а вы пыль

". Пришлось позвать очкарика и фашист заплакал Иногда самые важные сражения происходят в тишине прокуренных кабинетов, где оружием становится не пистолет, а интеллект, а победа добывается не силой, а словом. Эта история произошла на суровом Севере, где гранитные скалы Кольского полуострова промерзали насквозь, а человеческая жизнь, казалось, стоила меньше патрона. Но именно там советский интеллигент совершил то, что не смогли сделать десятки кулаков. Рыжий великан с приставкой «фон» Зима 1943 года на Севере была беспощадной. Холод сковывал тундру ледяным панцирем, а в каменных норах дрожали от мороза хвалёные австрийские горные егеря генерала Дитля. В один из таких дней наши разведчики вернулись из рейда с богатой добычей. Они выволокли из вражеского тыла здоровенного немецкого майора. Это был настоящий гигант — под два метра ростом, рыжий, мощный, с высокомерным взглядом. Его фамилия начиналась с аристократической приставки «фон», и всем своим видом он демонстрировал полное пренебр

Немец на допросе: "Я элита Рейха, а вы пыль". Пришлось позвать очкарика и фашист заплакал

Иногда самые важные сражения происходят в тишине прокуренных кабинетов, где оружием становится не пистолет, а интеллект, а победа добывается не силой, а словом. Эта история произошла на суровом Севере, где гранитные скалы Кольского полуострова промерзали насквозь, а человеческая жизнь, казалось, стоила меньше патрона. Но именно там советский интеллигент совершил то, что не смогли сделать десятки кулаков.

Рыжий великан с приставкой «фон»

Зима 1943 года на Севере была беспощадной. Холод сковывал тундру ледяным панцирем, а в каменных норах дрожали от мороза хвалёные австрийские горные егеря генерала Дитля. В один из таких дней наши разведчики вернулись из рейда с богатой добычей. Они выволокли из вражеского тыла здоровенного немецкого майора. Это был настоящий гигант — под два метра ростом, рыжий, мощный, с высокомерным взглядом. Его фамилия начиналась с аристократической приставки «фон», и всем своим видом он демонстрировал полное пренебрежение к пленившим его «варварам».

На допросах он молчал. Словно скала. Он смотрел на советских офицеров сверху вниз, и в его глазах читалось только одно: «Что вы можете мне сделать, дикари? Вы и по-немецки-то говорите с ошибками, от вас разит перегаром и махоркой. Троглодиты! Я — элита Рейха, а вы — пыль».

Его допрашивали долго. Пытались разговорить по-хорошему, пытались применить силу. Били. Но всё было бесполезно. Немец лишь сжимал зубы и ухмылялся разбитыми губами. Он был уверен в своём превосходстве. Казалось, ключа к этому человеку не существует.

«Штатский» выход

Когда переводчики и особисты окончательно выбились из сил, кто-то махнул рукой: «А позовите Дьяконова. Пусть этот очкарик попробует. Хуже уже не будет».

Игоря Михайловича Дьяконова в отделе недолюбливали. Слишком умный, слишком интеллигентный, «штатский» до мозга костей. Он резко выделялся на фоне грубоватых, малограмотных политработников, для которых вершиной агитации были примитивные лозунги.

Судьба братьев Дьяконовых — Игоря и Михаила — была уникальной. Сыновья советского торгпреда, они выросли в Норвегии, получили блестящее образование, знали на двоих двадцать семь языков! Михаил, старший брат, до этого попал в самую мясорубку — на Невский Пятачок. Там, где земля была перепахана железом, а жизни сгорали тысячами, он чудом выжил после ранения. Узнав о его знании языков, командование выдернуло его из окопов на Карельский фронт — заниматься разведкой и разложением войск противника. Вслед за ним там оказался и Игорь.

Вместо того чтобы писать глупые агитки, над которыми немцы только смеялись, братья собрали вокруг себя команду таких же интеллектуалов. Они выписали из Сибири Ефима Эткинда — будущего светилу филологии. Вместе они творили чудеса: писали стихи в стиле немецкого фольклора, подделывали солдатские песни так, что немцы принимали их за чистую монету.

Дуэль разумов

И вот, Игорь Михайлович вошел в камеру к «непробиваемому» майору. Он не стал кричать, не стал угрожать пистолетом. Он просто сел напротив, достал портсигар и вежливо, на безупречном, литературном немецком языке, предложил пленному закурить.

Майор вздрогнул. Он ожидал очередного удара или ломаной речи, а услышал берлинское произношение. Он взял сигарету, и Дьяконов, выдержав паузу, тихо спросил:

— Скажите, коллега, а кем вы были до войны?

Это слово — «коллега» — и тонкий, уважительный тон сбили спесь с арийца. Он процедил сквозь зубы, что был филологом. Занимался редчайшей темой — языком времен древних готов. В его голосе звучала издевка: мол, куда тебе, русскому ваньке, понять такие материи. Это удел избранных.

Сердце Дьяконова забилось быстрее. Это было невероятное совпадение, тот самый шанс, который выпадает один на миллион.

— Готы... — задумчиво произнес Игорь Михайлович. — Постойте...