Моя семья не была из бедных, средняя, с хорошим достатком. Богдан, когда зашёл в подъезд к моим родителям, он немного сковался и видно было, как ему становится неловко.
- Май, у меня точно пятна на рубашке нет? - шепнул он, косясь на своё отражение в зеркальной стене лифта. - Ты идеален, - я сжала его ладонь. - Они тебя полюбят, ну, или хотя бы сделают вид.
Богдану двадцать девять, он не “успешный успех”, не стартапер и не сын депутата. Инженер-конструктор, обычный парень, который любит свою работу, чинит всё, что ломается, и по выходным возит меня смотреть на самолеты у аэропорта.
У него старенькая, но бодрая “Шкода” и ипотечная однушка, в которой мы клеили обои сами, под пиццу и старый рок.
Дверь открыла мама, на ней был шелковый халат, который стоил как половина зарплаты Богдана, и улыбка, которую она надевала для курьеров и налоговых инспекторов.
- Ох, Майечка! - она чмокнула меня в щеку, обдав облаком тяжелых духов. - А это, значит... Богдан? - Здравствуйте, - Богдан протянул руку. - Рад знакомству.
Мама скользнула взглядом по его ботинкам, они были чистые, но не "итальянские ручной работы". Уголок губ дернулся вниз. - Проходите, только тапочки наденьте, у нас полы с подогревом, но Арнольд Вячеславович не любит пыль.
Папа, Арнольд Вячеславович, сидел в гостиной и протирал очки замшевой тряпочкой. Он даже не встал, просто кивнул на диван напротив. - Садитесь, в ногах правды нет.
Ужин напоминал экзамен, где преподаватель заранее решил тебя завалить. Мама положила на тарелки микроскопические порции салата с рукколой и креветками.
- Так вы, Богдан, инженер-конструктор? - спросил папа, разрезая креветку. - И какой нынче выхлоп с инженерии?
Богдан спокойно отложил вилку. - На жизнь хватает, Арнольд Вячеславович, проектирую вентиляцию.
- Вентиляцию... - папа хмыкнул, будто Богдан сказал, что чистит канализацию. - Ну, каждому свое, кто-то должен и гайки крутить. А машина у вас какая? Я видел в окно что-то серое.
- Шкода, - ответил Богдан. - Надежная машина. - Для такси - безусловно, - папа улыбнулся одними губами.
- Майя привыкла к другому комфорту, но вы же молодые, романтика... Шалаш, рай, все дела.
Я чувствовала, как краснею, не от стыда за Богдана, а за родителей. - Пап, прекрати, мы счастливы, и это главное.
- Счастье, дочка, это когда не думаешь, на что купить зимнюю резину, - отрезал отец. - Ладно, давайте пить чай. Елизавета, неси торт, Богдан, поможете дамам?
Богдан встал, но мама замахала руками: - Сиди-сиди! Не мужское это дело, Арнольд, пойдем, поможешь мне с коробкой, она тугая.
Они вышли и я начала собирать грязные тарелки, стараясь не смотреть на Богдана. Было невыносимо стыдно за этот цирк. - Прости, - шепнула я. - Они просто... сложные. - Всё нормально, Май, - он улыбнулся, но глаза оставались серьезными. - Потерплю, ради тебя.
Я вышла в коридор, чтобы отнести тарелки, но остановилась. Дверь на кухню была приоткрыта, голоса родителей звучали приглушенно, но в пустой квартире слышимость была идеальной.
- ...Ты видела его часы? - голос отца был пропитан ядом. - Китайская дешевка, Арнольд Вячеславович, видите ли! Нищеброд. - Тише ты! - шипела мама. - Ну что поделать, любовь у неё, перебесится.
- Какая любовь? Это деградация! - папа уже не сдерживался. -
Он же пустое место, взгляд как у побитой собаки. Привел её в свою хрущевку, и она там скиснет, надо звонить Эдику. Пусть пристраивает её в филиал в Дубае, срочно. Выдернем девку, пока она не залетела от этого слесаря.
- Думаешь, поедет? - Поедет, мы ей перекроем кислород с деньгами, если взбрыкнет. А этому... сейчас торт скормим и выпроводим. Пусть радуется, что в приличном доме поел.
У меня похолодели руки, тарелки чуть не выскользнули из пальцев. Я обернулась, Богдан стоял прямо за моей спиной. Он не прятался и слышал всё. Каждое слово про "слесаря", "собаку" и "кормежку".
Я думала, он взорвется или ссутулится, как побитый. Но Богдан вдруг расправил плечи и спокойно взял стопку тарелок из моих рук. Поставил их на тумбочку в прихожей. Аккуратно, без звона.
- Майя, - сказал он тихо, в его голосе не было обиды. - Одевайся, торта не будет.
И в этот момент я поняла, что люблю его больше всего на свете. За это спокойствие, за то, что он не стал устраивать скандал, не стал доказывать что-то людям, которые глухи.
Мы молча надели куртки и Богдан открыл дверь.
На пороге кухни появилась мама с огромным тортом "Наполеон". Увидев нас одетыми, она застыла. - Вы куда? Чайник же вскипел!
Следом вышел отец, вытирая руки полотенцем. - Что за демонстрации? Майя, сядь на место.
Я посмотрела на них. На маму с её фальшивым гостеприимством. На отца, который считал мою жизнь своим бизнес-проектом. - Мы слышали, - сказала я просто. - Про Дубай, про слесаря и про то, что мы "скиснем".
Лицо отца налилось краской. - Ну и что? Подслушивать нехорошо! Мы родители, мы добра желаем! Ты жизни не нюхала, дура! Он тебе жизнь сломает своей нищетой!
Богдан взял меня за руку и открыл входную дверь. - Арнольд Вячеславович, - сказал он, глядя отцу в глаза. - Бедность - это не когда часы дешевые, а когда внутри пусто. А у нас с Майей всё будет хорошо, без Дубая.
Дверь захлопнулась, отрезая крик отца.
- Май, - Богдан повернул ключ зажигания. - А есть хочется жутко, поехали за шаурмой? Той самой, на углу. Я посмотрела на него и расхохоталась. - Поехали, с двойным соусом.
Прошло три года, мы не миллионеры, но свою фирму Богдан всё-таки открыл. С родителями я не общаюсь, они считают меня предательницей, которая променяла "перспективы" на "болото".
А я каждый вечер возвращаюсь в наш дом, где пахнет не деньгами и мрамором, а ужином и уютом. И знаю точно: иногда, чтобы обрести семью, нужно просто уйти из родительского дома и не оборачиваться.