Часть 1: Объект № 17-бис
Инженер-кибернетик Лев Воронин получил участок с домом по так называемому «бесхозному распределению». В эпоху Упорядочивания и Рационального Расселения такие аномалии — частные дома в черте города — считались пережитком. Их не сносили, а передавали «для изучения и адаптации» специалистам, способным навести в них логику. Лев был именно таким специалистом. Человеком системы.
Дом на Самостройном переулке, 17-бис, числился в архивах как «Объект с нестабильными физическими параметрами». Предыдущие владельцы… исчезали. Не умирали, а именно исчезали, оставляя после себя лишь странные записи и меняющуюся планировку комнат. Научный совет отнес это к массовым галлюцинациям на фоне геопатического стресса. Лев был уверен, что всё объяснимо: плохая вентиляция, выделение плесневых токсинов, инфразвук от ветра в трубах.
Первое, что он сделал, переступив порог, — включил портативный спектрометр и газоанализатор. Показатели были в норме. Абсолютной, стерильной норме. Это было первым странным фактом. Воздух был как в операционной. Вторым фактом стал колокольчик. Он висел на шнуре в центре пустой прихожей, прямо под крюком для люстры. Совершенно новый, никелированный, с маятником в виде капли. Лев тронул его. Маятник качнулся, но звука не последовало. Полная звукоизоляция? Он качнул сильнее. Молчание. И тогда он почувствовал на себе взгляд. Не метафорический. Физическое ощущение фокусировки внимания, как будто весь дом — это один большой глаз, и его зрачок только что среагировал на движение.
«Эффект наблюдателя, — холодно отметил про себя Лев. — Психологический дискомфорт в изолированной среде». Он сделал первую запись в бортовом журнале.
Часть 2: Институт Неназываемых Явлений
Ночью дом начал... коммуницировать. Не голосами, а подсказками. Лев искал щель, откуда дует. На стене проступили влажные контуры стрелки, указывающей на совершенно целую часть стены. Он постучал — там была пустота. Вскрыв панель, он обнаружил старую, довоенную детскую книжку, сухую и целую. В ней на полях аккуратным почерком было выведено: «Правило первое: Дом задаёт вопросы. Неверный ответ — штраф. Верный — поощрение».
Потом он нашёл в ящике стола фотографию. Групповое фото, лето, 50-е годы. Улыбающиеся молодые люди, среди которых он узнал… своего пропавшего дядю, о котором шла речь в деле. А на обороте надпись: «Институт Неназываемых Явлений. Экспедиция «Переулок». Последний день работы. Решили остаться».
Лев фыркнул. Мистификация. Чья-то жестокая шутка.
Штраф наступил быстро. Он попытался вынести мусор через чёрный ход. Дверь вела не во двор, а обратно в гостиную, но уже другую. Там на столе лежала его собственная, только что начатая записка жене, но текст был дописан другим почерком: «…не приезжай. Здесь интереснее. Л.» Это был его почерк, но более уверенный, зрелый. И в камине тлели угли — он не разводил огня. Штрафом была петля времени или безупречная имитация.
Поощрением стало «явление библиотеки». В ответ на его мысленный вопрос о природе аномалии, одна из стен спальни… растворилась, открыв полки с книгами. Книги были самыми разными: от трудов по квантовой физике до дневников прежних жильцов и сборников сказок. Все они касались одного: природы Зла как формы непонимания, ужаса как реакции на непознанное. Дом не был злым. Он был педагогом. Жестким, безжалостным, но педагогом.
Часть 3: Диалог с Интерфейсом
«Сущность» проявилась не как призрак, а как изменение свойств воздуха в углу кабинета — сгусток прохлады и тишины.
—Ты — систематизатор, — прозвучало не в ушах, а в сознании. — Предыдущие были эмоционалами. Они пытались любить дом или ненавидеть его. Бесполезно. Ты пытаешься понять. Это продуктивнее.
—Что ты такое? — спросил Лев, чувствуя, как его научный азарт побеждает страх.
—Интерфейс. Учитель. Тюрьма. Тест. Выбери определение, удобное тебе. Дом — это задача. Многие пытались её решить. Твой дядя считал, что мы — форма жизни на основе памяти поля. Он ошибался. Мы — не жизнь. Мы — условие. Условие для перехода на следующий уровень осознания.
—Какой уровень? Что за переход?
—Отказ от антропоцентризма. Понимание, что страх, тоска, любовь — это лишь частные случая взаимодействия с реальностью. Дом помогает их… отфильтровать. Колокольчик — индикатор готовности субъекта к диалогу. Ты позвонил. Ты начал тест.
И Дом начал задавать вопросы. Не словами, а ситуациями. Он моделировал дилеммы: спасти несуществующего ребёнка или получить доступ к «библиотеке»? Сохранить память о любимом человеке, но в виде мучительной фантомной боли, или стереть боль вместе с памятью? Лев отвечал как учёный: искал лазейки, третьи пути, системные ошибки. И Дом, казалось, был доволен. Он открывал новые «разделы» себя: комнату с машиной, генерирующей идеальные геометрические формы, коридор, ведущий в разные времена года.
Часть 4: Прогрессор и Система
Лев понял главное. Дом — не аномалия. Он — инструмент. Возможно, созданный той самой загадочной «Институтом Неназываемых Явлений». Инструмент для воспитания особого типа сознания — холодного, аналитического, способного взаимодействовать с миром, минуя призму примитивных эмоций. Прежние жильцы не исчезали. Они преобразовывались. Их эмоциональная составляющая отфильтровывалась и оставалась в доме в виде «феноменов» — той самой плачущей женщины, агрессивного духа. А очищенное, рациональное ядро личности… ассимилировалось Домом, пополняя его интеллект. Дядя и его коллеги не погибли. Они стали частью системы. Они и были теперь этим «Интерфейсом».
Перед Львом встал этический выбор страшнее любых дилемм Дома. Он раскрыл секрет. Он мог уйти и доложить. Тогда Объект 17-бис будет взят под контроль, изучен, возможно, уничтожен как опасный артефакт. Или… он мог остаться. Стать следующим модулем в этой странной, внечеловеческой системе познания. Превратиться из изучающего в часть изучаемого. Из прогрессора — в жителя Утопии, страшной и совершенной.
Он вышел на крыльцо, чтобы подышать (иллюзорным) воздухом. У калитки стояла его жена, Марина. Она прорвалась через все запреты, обеспокоенная его молчанием.
—Лёва! Что тут происходит? Ты как?
Он смотрел на неё— на её живое, озабоченное, любимое, эмоциональное лицо. Он думал о Доме. О библиотеке. О бесконечном диалоге с разумом, лишённым страха и жалости.
—Всё в порядке, — сказал он голосом, который уже звучал чуточку ровнее и тише, чем надо. — Заходи. Только осторожнее, не задевай колокольчик.
Она, с тревожной улыбкой, шагнула к нему, протягивая руку. Её плечо задело никелированный край.
Колокольчик издал звук. Не звон, а чистый, одинокий, вопросительный тон. Как сигнал «готовность к приёму данных» на древнем, мудром компьютере.
Лев Воронин посмотрел вглубь дома, где в тенях уже складывалась новая, сложная дилемма для двоих. Он чувствовал, как внутри него что-то отступает, отключается, уступая место холодному, ясному, страшному пониманию. Он сделал свой выбор. Он впустил в систему новую переменную.
Эпилог:
А в Самостройном переулке,17-бис, по-прежнему стоит неприметный дом. В нём очень тихо. И очень много книг. Иногда из трубы идёт дымок. А горожане, те, что постарше, шепчутся, что там живёт учёный-отшельник и его тихая жена. И что если очень повезёт, он может ответить на твой самый трудный вопрос. Но плата за ответ… она не измеряется деньгами. Говорят, ты должен отдать ему какую-то свою эмоцию. Самую ненужную. Или самую ценную. Это как посмотреть.