Есть фразы, после которых отношения никогда не будут прежними.
"Нам нужно поговорить", например. Или "Это не ты, это я". Или классическое "Давай останемся друзьями".
Но Джон Фицджеральд Кеннеди, будущий 35-й президент Соединённых Штатов, икона американской политики и секс-символ целого поколения, выбрал другую формулировку: "У нас договорной брак, детка. Мы просто играем свои роли".
Он говорил это о Джекки. О женщине, которую весь мир считал его любовью. О первой леди, чей стиль копировали миллионы. О жене, которая сидела рядом с ним в том самом кабриолете в Далласе.
А говорил он это Джоан Лундберг. Дочери фермера из Висконсина. Стюардессе, которая жила в трейлере на побережье Калифорнии. Женщине, которую никто никогда не увидит на первых полосах газет рядом с ним.
Это история о том, как будущий президент подбирал девушек в дешёвых барах, называл свой брак сделкой, а когда любовница забеременела он просто перестал звонить.
Это история о цене славы, которую платят не знаменитости, а те, кто имел несчастье в них влюбиться.
И это история о том, что за фасадом "Камелота" идеального брака Джона и Джекки скрывалась правда настолько циничная, что в неё сложно поверить.
Калифорния, маленький бар "Sip and Surf" на побережье. Запах жареной рыбы, рыбацкие сети на потолке, музыкальный автомат в углу. Место, куда приходят местные рыбаки, официантки, люди для которых лобстеры в модных ресторанах это что-то из другой вселенной.
И вот сюда заходит мужчина. Высокий, загорелый, с обаянием, которое чувствуется за километр. Он бросает монетки в автомат. Элвис Пресли. Снова Элвис. И ещё раз Элвис. Он не хочет, чтобы музыка прекращалась.
Джоан Лундберг сидит за столиком. Зелёные глаза, простое платье, усталость после смены. Она стюардесса. Не на международных рейсах, не в первом классе для богачей. Обычные рейсы, обычные пассажиры, зарплата, которой хватает на аренду трейлера и скромную жизнь.
— Как тебя зовут? — Мужчина уже стоит у её столика. Улыбка обезоруживающая.
— Джоан Лундберг.
— А я Джон.
Просто Джон. Не "Джон Кеннеди". Не "сенатор Кеннеди". Не "человек, который через несколько лет станет президентом". Просто Джон, который любит Элвиса, дешёвые бары и девушек, не похожих на его жену.
Они танцуют. Потом заказывают коктейли. Сидят в углу, прячась от остального мира. Разговаривают. Смеются. Для Джоан это обычное знакомство. Симпатичный парень в баре. Может, повезёт, может, нет.
Для Джона это очередная охота. Он коллекционирует женщин, как другие коллекционируют марки. И эта девушка с зелёными глазами следующая в списке.
Несколько встреч. Пляж, закаты, разговоры о жизни. Джоан начинает влюбляться. Этот мужчина так не похож на других. Он слушает, он смеётся, он заставляет её чувствовать себя особенной.
И вот однажды он говорит: "Моя фамилия Кеннеди".
Джоан не сразу понимает. Кеннеди? Знакомая фамилия, но... постойте. Те самые Кеннеди? Семья миллионеров? Политическая династия? Люди, о которых пишут газеты?
Она покупает газету. Фотография. Боже. Это он. Сенатор Джон Кеннеди. Женатый. На Жаклин Ли Буви дочери аристократа, иконе стиля, женщине, которая выглядит так, будто сошла с обложки Vogue.
И вот теперь эта женщина его жена. А Джоан, дочь фермера, живущая в трейлере и его любовница.
Но хуже всего не это. Хуже всего его слова о Джекки.
"У нас договорной брак, детка. Мы просто играем свои роли".
"Это всё формальность. Она из семьи, с которой выгодно породниться".
"Это как породистая лошадь, которая даст наследников. Никакой романтики".
Прочитайте эти слова ещё раз.
Джон Фицджеральд Кеннеди, человек, которого миллионы американцев будут считать символом новой эпохи, романтизировать, боготворить, называет свою жену лошадью. Породистой, да. Но всё равно лошадью.
Джекки, женщина с безупречным вкусом, знанием французского, образованием в Вассаре и Сорбонне. Женщина, которая превратит Белый дом в культурный центр, пригласит туда Пабло Касальса и Игоря Стравинского. Женщина, которая переживёт уб*йство мужа на глазах у всей страны и останется иконой достоинства.
Для него она выгодная инвестиция. Правильное решение. Красивая упаковка для политической карьеры.
А Джоан, сидя в своём трейлере на побережье, слушает это и... улыбается. Потому что он выбрал её. Не для прессы, не для семейных фотографий, не для карьеры. Для себя. Для тех редких моментов, когда Джон Кеннеди может быть просто Джоном.
Или ей хочется в это верить.
Кстати у каждого мужчины есть та самая женщина, которую он не смог забыть. У Кеннеди это была не Джекки. И не Джоан.
Инга Арвад. Платиновая блондинка с ледяными голубыми глазами. Датская журналистка. Мисс Дания 1931 года. Женщина, которая в 1935 году взяла интервью у Адольфа Гитлера, была на свадьбе Германа Геринга, посещала Олимпийские игры 1936 года в Берлине и всё это казалось просто яркой карьерой журналистки.
До тех пор, пока не началась война.
К началу 1940-х Инга в США. Она замужем (уже второй раз), работает журналисткой. И встречает Джона Кеннеди. Ему 24 года, он служит в военно-морской разведке. Они влюбляются так, что все вокруг видят это не просто роман, это страсть.
Но есть проблема. ФБР подозревает Ингу в шпионаже в пользу Германии. За ней следят. Прослушивают телефоны. Фиксируют встречи с молодым офицером Кеннеди.
Досье накапливается. Скандал неизбежен.
И тут вмешивается отец Джона Джозеф Кеннеди-старший. Патриарх семьи. Человек, который построил империю. Человек, для которого политика это шахматы, а дети фигуры на доске.
Разговор короткий:
"Ты станешь президентом. У президента не может быть жены, которую подозревают в связях с нацистами. Заканчивай".
Джон закончил. Инга исчезла из его жизни. Но не из его памяти.
И теперь, годы спустя, когда он говорит Джоан о "договорном браке", в этих словах слышится эхо той боли. Он любил Ингу. По-настоящему. Но выбрал карьеру.
С Джекки он сделал правильный выбор. С точки зрения карьеры. С точки зрения семьи. С точки зрения имиджа.
Но сердце не обманешь. И он продолжает искать блондинок, которые напоминают ему о той, единственной.
Гунилла фон Пост. Имя звучит как из романа — и это неслучайно, потому что она действительно была из романа. Шведская аристократка. Голубые глаза. Холодная скандинавская красота.
Они встретились во Французской Ривьере. Джекки в это время была в Англии у сестры. Она только что потеряла ребёнка.Горе, депрессия, физическая слабость.
Логика подсказывала, муж должен быть рядом. Поддерживать. Утешать.
Но Джон Кеннеди всегда жил по своей логике. Джекки справится. У неё есть сестра. А у него отпуск. Французская Ривьера. Тёплое море, хорошее вино. И Гунилла, которая смотрит на него так, будто он единственный мужчина на свете.
Их роман длился несколько недель. Интенсивный, яркий, обречённый. Гунилла была не из тех, кто согласен на роль любовницы. Она хотела большего. Но Джон был честен:
"Я не могу уйти от жены. Моя семья. Моя карьера".
Она уехала. Вышла замуж за другого. Но спустя годы, когда Кеннеди уже был президентом, они переписывались. Письма, полные ностальгии и сожаления о том, что могло бы быть.
Шаблон ясен, Джон Кеннеди обожал блондинок. Высоких, элегантных, часто европейских. Женщин, непохожих на Джекки. Женщин, которые не требовали от него быть "правильным".
И Джоан Лундберг идеально вписывалась в этот шаблон.
Ноябрь 1957 года. Джекки рожает дочь. Кэролайн Кеннеди. Здоровый, красивый ребёнок.
И Джон... меняется. Не полностью, конечно. Не настолько, чтобы перестать встречаться с любовницами. Но что-то сдвигается.
Он проводит больше времени дома. Играет с дочерью. Фотографируется с ней не для прессы, а для себя. В его голосе, когда он говорит о Кэролайн, появляется что-то новое. Нежность? Гордость? Что-то, чего Джоан никогда в нём не слышала.
Она понимает: дочь сделала то, что не смогла сделать Джекки. Связала Джона с семьёй. Дала ему причину быть не только политиком и ловеласом, но и отцом.
И для Джоан в этой новой реальности места нет.
Есть вопросы, на которые лучше не знать ответа. "Ты любишь меня?" — один из них.
Джоан задаёт этот вопрос. Может, она надеется услышать ложь. "Конечно, люблю". Даже если это неправда хотя бы красивая ложь, которая позволит ей спать спокойно.
Но Джон Кеннеди никогда не был мастером красивой лжи в личных отношениях. Он лгал избирателям, прессе, жене. Но с любовницами был на удивление честен.
"Не знаю, люблю ли я вообще что-нибудь".
Представьте, что вы слышите это от человека, с которым провели год. С которым делились мечтами, смехом, телом. Человека, ради которого вы мирились с ролью тайной любовницы.
И он говорит вам: я не знаю, способен ли я вообще любить.
Это не отказ. Это диагноз. Это признание человека, который прожил жизнь, где любовь всегда была сделкой, инструментом, средством достижения цели.
Где отец говорил: "Ты женишься не на той, кого любишь, а на той, кто поможет твоей карьере".
Где первую настоящую любовь отняли во имя политических амбиций.
Джон Кеннеди был сломан. Не внешне , внешне он был идеален. Но внутри, там, где должно биться сердце, была пустота. Или шрамы настолько глубокие, что он перестал чувствовать.
Джоан это поняла. В тот момент она поняла: их история закончится плохо. Вопрос только как плохо.
Беременность меняет всё. Для женщины это землетрясение физическое, эмоциональное, экзистенциальное.
Тошнота по утрам, усталость, страх перед будущим. И если рядом нет мужчины, который скажет "мы справимся" это землетрясение в одиночку.
Джоан беременна. Апрель 1958 года.
Она пытается связаться с Джоном. Звонит. Один раз. Второй. Десятый. Телефон не отвечает.
Или отвечает секретарь: "Сенатор Кеннеди на встрече". "Сенатор Кеннеди в разъездах". "Сенатор Кеннеди перезвонит".
Он не перезванивает.
Классический сценарий. Мужчина исчезает, когда всё становится слишком серьёзно. Когда появляются обязательства, ответственность, последствия.
Джоан сидит в своём трейлере на побережье. Тот самый трейлер, где они проводили ночи, когда он прилетал в Калифорнию. Где он говорил ей, что она "глоток свежего воздуха". Где он признавался, что его брак сделка.
И теперь она здесь одна. Беременная. От будущего президента Соединённых Штатов. Который перестал отвечать на звонки.
Июль. Три месяца молчания. И наконец звонок.
Голос Джона. Такой же обаятельный. Но холодный. Деловой. Это не разговор любовников. Это разговор человека, который закрывает сделку.
"Я полностью сосредоточен на политике. Моя карьера это всё, что у меня есть сейчас".
Ни слова о ребёнке. Ни вопроса "как ты?". Ни намёка на сожаление или вину.
Просто: моя карьера важнее.
И Джоан понимает. Она никогда не была для него реальностью. Она была отдыхом от реальности. Эскапизмом.
Когда реальность стала требовать от него выбора он выбрал то, что выбирал всегда. Политику. Амбиции. Путь к президентскому креслу.
Что случилось с ребёнком? История умалчивает. Может, она сделала аб*рт в 1950-х это было опасно, нелегально, травматично. Может, родила и отдала на усыновление тысячи женщин делали это, чтобы избежать позора "незаконнорождённых" детей. Может, случился в*кидыш от стресса, от отчаяния, от того, что тело не выдержало эмоциональной бури.
Мы не знаем. Потому что Джоан Лундберг исчезла из истории. Её имя не всплывало в биографиях Кеннеди. Не было книг-разоблачений. Не было интервью через сорок лет с заголовком "Я родила ребёнка от президента".
Она просто растворилась. Одна из многих женщин, через жизнь которых прошёл Джон Кеннеди, оставив шрамы, о которых никто никогда не узнает.