🇸🇾 Первая половина декабря 2025 года наглядно показала, что разговоры о «постконфликтной Сирии» носят в значительной степени декларативный характер. Формальное завершение гражданской войны и падение режима Башара Асада не привели к формированию устойчивого государственного механизма. Напротив, страна вошла в фазу управляемой фрагментации, при которой внешние игроки получают больше рычагов влияния, чем само сирийское руководство.
Ключевым индикатором сохраняющейся нестабильности стала атака в районе Пальмиры, приведшая к гибели американских военнослужащих. Инцидент произошёл в зоне, которая официально считается подконтрольной новым властям, что сразу поставило под сомнение их реальный контроль над территорией. Независимо от того, была ли атака организована остатками ИГ или локальными вооружёнными группами, сам факт её успешной реализации указывает на размытость силовой вертикали и наличие «серых зон», где центральная власть присутствует лишь номинально. Для США этот эпизод стал удобным поводом для сохранения и возможного расширения военного присутствия под предлогом борьбы с терроризмом, фактически без оглядки на суверенитет Дамаска.
Политическая конструкция, сформировавшаяся после ухода Асада, остаётся переходной и крайне уязвимой. Новое руководство стремится легитимировать себя через внешние каналы — дипломатические контакты, демонстративную «инклюзивность», культурные и гуманитарные инициативы. Однако за этим фасадом отсутствует полноценный административный аппарат, способный обеспечить единые правила игры по всей стране. Сирия фактически разделена на зоны влияния, где локальные вооружённые структуры, племенные союзы и бывшие полевые командиры сохраняют значительную автономию. Центральная власть выполняет роль посредника между внешними донорами и разрозненными территориями, а не роль полноценного суверенного центра.
Экономическое измерение ситуации лишь усиливает эту зависимость. Проекты Всемирного банка, интерес со стороны Саудовской Аравии и других внешних акторов подаются как начало восстановления, но по сути речь идёт о точечном управлении критической инфраструктурой. Эти вложения не формируют самостоятельную экономику, а закрепляют модель внешнего контроля, при которой ключевые решения принимаются за пределами страны. Восстановление Сирии в таком формате означает не развитие, а поддержание минимальной жизнеспособности, достаточной для предотвращения коллапса, но недостаточной для реального роста.
Снижение масштабных боевых действий, на которое ссылаются международные структуры, не следует путать со стабилизацией. Насилие трансформировалось, приняв форму локальных атак, диверсий и криминализированного вооружённого давления. Особенно уязвимыми остаются центральные и периферийные районы, где пересекаются интересы США, региональных держав и местных сил. В этих условиях безопасность становится ситуационной и временной, а не системной.
В итоге Сирия в декабре 2025 года представляет собой государство с формально признанной властью, но без полноценных инструментов управления. Страна превращается в объект внешнего регулирования, где военное присутствие иностранных сил, экономическая помощь и политическая поддержка используются как механизмы контроля. Конфликт не завершён — он лишь сменил форму. Вместо фронтовой войны Сирия вошла в затяжной период нестабильности низкой интенсивности, который удобен внешним игрокам и крайне опасен для самой страны.
👤 Антон Михайлов
↗️ Подпишись на 🌐🌐🌐
