В жизни так бывает… Именно случайность определяет судьбу. Конечно, можно по-другому представить сценарий фильма «Москва слезам не верит», и Гоша мог бы работать на заводе, а не повстречаться в электричке, но… Это был бы совсем другой фильм – без изюминки. Вспомните Катерину: «Меня иногда такой ужас охватывает, когда я подумаю, как тогда могла на другую электричку сесть».
Конечно, друзья. Если обращаться к фильмотеке, то можно было бы вспомнить из «Бриллиантовой руки» слова Никулина: «На его месте должен быть я», но… Именно слова Веры Алентовой полностью соответствуют моему состоянию, когда я подумаю, как тогда в 92 году мог принять новую присягу… Как не странно, но мог, был близок.
Судьба офицера такова, что приходится ездить по разным гарнизонам. Попав с семьёй в начале 80-х лейтенантом на полигон в Казахстан, я мог остаться служить до дембеля. Специфика полигона в том, что испытания новых образцов требует от офицеров отличных знаний предыдущих систем, их доработок, недостатков, а, значит, осёдлости и получения бесценного в таких условиях опыта. Вполне оправдано ходило рассуждение: «До капитана – молодой, а после капитана – незаменимый!» Как там… «Редкая птица долетит до середины…», так и у нас – редкий случай, когда офицер уезжал с полигона, не дождавшись дембеля.
Моя история нетипична. В службу вцепился, как бык, пытаясь за несколько лет «стать стариком» в своём деле. Проявил фантазию и смелость обратить в Московский главк напрямую с просьбой прислать мне в помощь офицера практика, который знал стоящую в войсках систему и её проблемы назубок. Я искал похожего фаната, но не испытателя нового, а эксплуататора. Главк прислал. Я капитан и он подполковник удивили друг друга знаниями и хваткой. В итоге я написал протокол по испытаниям новой системы с указанием кучи проблем и выводом о её несоответствии требованиям ТТЗ. Ходил на Госкомиссию, доказывал. Слава о «моих похождениях» закончилась тем, что меня отстранили от испытаний, чтобы не мешал советской промышленности, а для этого решили перевести на повышение в самую блатную по моим ощущениям часть в городе Харькове. Так я очутился в начале 90 года после пустыни Пак-дола, что в переводе означало голая, чёрная степь в самом центре Харькова на Руднева. Там располагалась база ПВО, где служила дюжина самых блатных офицеров. Остальные сотрудники – бывшие офицеры в отставке и гражданский персонал. В 17-12 заканчивался рабочий день и перед тобой открывались все прелести жизни в городе, созданном для удовольствия и радости. Нескончаемый аромат кофе, речушка, облепленная ивами, трамваи, парки, метро, канатная дорога, базары… И это всё после того, что мы хлебнули на полигоне.
Самое интересное, что в Харькове была академия ПВО и десятки тысяч офицеров с семьями пока учились в Харькове мечтали бы там остаться, но, увы… Ни один не имел никаких шансов и разъезжались они по гарнизонам, а офицеры нашей части, эта дюжина к моему приезду уже получила свои законные квартиры и полностью интегрировалась. Человек 8 из 12 были россиянами. И вот – нате Вам – я с семьёй прикатили стать «Харьковчанами». Встал на очередь на квартиру, ждать пять лет. Дети в садик и в школу, жена пошла работать в Академию. Казалось бы…
2 года пролетело и начался процесс «расставания». Самостийность заставила принимать новую присягу. Летом 92 года все офицеры без обсуждений, с огромным удовольствием, представляя перспективы сытой жизни вдали от нищей России подмахнули, а я… Начал звонить в Москву тем, кто меня сплавил с полигона и проситься в Россию. Три месяца волокитили, сообщали, что нет мест. Жена говорила мне, понимая, что в Москве нас никто не ждёт: «Может останемся? Скоро квартиру получим!» Я бесился от безысходности и ответственности за семью. Командир харьковской части, который приехал за полгода до меня из Москвы на полковничью должность тоже присягу принял и мне сказал: «Я сообщать, что ты не принял присягу пока не буду. Если до приезда нового руководства из Киева не подпишешь – сам понимаешь – собирай чемодан». Я решил всех послать. Отправил семью в Подмосковье к своим родителям и стал заниматься отправкой контейнера. В это время Москва прозрела. На моих проводах командир мне сказал: «Мне очень жаль, что уезжаешь в такой момент, на этапе становления, когда ты мне очень нужен. Нет у тебя на примете того, кто подошёл бы и закрыл твои вопросы?» Я посоветовал, понимая, что это очень сложно, выдернуть с полигона моего друга, который был уже подполковником и мечтал о Харькове, имея жену с Киева. И что Вы думаете? Получилось. Друг, отправляясь в Харьков, добирался через Москву и заехал ко мне поблагодарить. В тот вечер мы так втроём с моей супругой на радостях напились, хотя этим никогда не страдали, что запомнили на всю жизнь. Так мы все были счастливы…
С тех пор мы не виделись и не общались. На днях я случайно увидел его фото с 70-летнего юбилея… Обрадовался, что он не в форме, хотя, понимал, что в 22 году он уже вряд ли мог быть призван. А вот его сын? Далее Вы всё поймёте. Поэтому именно слова Веры Алентовой полностью соответствует моему состоянию ужаса…
И традиционно последнее... Я думаю интересно - Акелу охватывает ужас от того, что он не сделал? Как думаете?