Читателем «СЭ» — 2025 стал популярный телеведущий и актер, болельщик «Спартака».
Князь
Мы ждали этой встречи — и боялись. А выдержит ли Сергей Белоголовцев, переживший тяжелый инсульт, два часа разговора? Осилит три редакционных этажа без лифта?
Мы знали, что он мужественный. Но все же...
Сергей держался молодцом. Чуть подустав к концу интервью. Да и то — самую малость.
Сегодня мы убедились окончательно: инсульт не приговор. А наш добрый товарищ очень скоро вернется в профессию и все эти приключения со здоровьем будет вспоминать как дурной сон.
— Вообще-то я в порядке. Так, немного давит атмосферный столб, — усмехается Белоголовцев. — Зато с бородой стал похож на юмориста Евдокимова, да?
Мы всматриваемся. В самом деле!
— С матчастью у меня проблема, парни, — предупреждает он. — Про даты не спрашивайте.
— Не будем.
— У меня есть товарищ, практически ставший другом — Слава Хаит из «Квартета И». Это человек, который может сказать: «В 1975 году «Легия» в первом туре польского чемпионата обыграла «Вислу». Первый гол забил Бонек, потом Лято заколотил еще два...
— Невероятно.
— Я говорю: «Да ладно, ты врешь. Невозможно это помнить!» Но Слава знает всё! Увидите его — спросите: что было сто лет назад в венгерском чемпионате? Он тут же воодушевится: «МТК победил «Гонвед», а «Ференцварош» — «Уйпешт Дожу».
— Вот что значит — актерская память.
— Слава потрясающе разбирается. А главное — хрен проверишь!
— Какие у вас сны, Сергей?
— Сегодня был смешной сон. Увидел снова во всех подробностях, как когда-то с Мишей Шацем (признан в РФ иноагентом. — «Прим. «СЭ») и Мышкиным ходили в казино...
— Анатолием Мышкиным, знаменитым баскетболистом по прозвищу Князь?
— Да. Он с женским ЦСКА выиграл чемпионат страны. Нас в решающем матче пригласил заводить народ на трибунах. Которого почти не было. Мужья да родители девчонок. Но мы как-то умудрились даже «волну» запустить. Отыграли — Князь сразу: «Все, не слушаю никаких возражений!» — и потащил нас в казино.
— Какое казино предпочитают такие значительные люди?
— В киноконцертном зале «Россия» было «Шангри Ла». Выпиваем, играем. В какой-то момент понимаю — пора сворачиваться. Неплохо напраздновались, вечер уже перестает быть томным. Еще чуть-чуть — и домой меня не пустят. А Мишка тогда жил один.
Выходим, пытаемся поймать машину. Никаких «Яндексов"-шмандексов не было. Вдруг останавливается чумовая тачка. Огромный белый джип. Медленно опускается окно. Мы видим блондинку нереальной красоты, с таким каре, знаете... Оглядывает нас с ног до головы. Я интереса не вызываю — а Мишке говорит отчетливо: «Доктор Ша-а-ц?» Тот радостно соглашается: «Да!» — «Куда?» — «Багратионовская».
— Наш разговор заиграл эротическими оттенками.
— Она произносит: «Не по пути». Ш-ш-ш... окно закрывается. Князь ловил нам машину на другой стороне улицы. Все слышал и видел. Прибегает: «Мишка, ты дурак? Такой женщине надо отвечать: «Фея, куда угодно, только вместе! Желательно на всю жизнь! В рассвет!»
— Что Шац?
— Мнется. А Князь добивает: «Ты же главный питерский Казанова! Что за промахи с трехочковым? Понимаешь, какую ночь упустил?» — «Возможно», — отвечает Миха. И уезжает с каким-то местным демоном на «Жигулях». А я говорю Мышкину грустно-грустно: «Доктор Шац не знает, что такое «трехочковый».
— Мышкин чудесный.
— Князь — самый смешной человек из спортсменов, которых я встречал. Он даже в казино заходил ярко.
— Это как же?
— Нужно пройти через рамку. Князь задевает ее головой. Поворачивается к нам. А у него как у Юрия Никулина: что-то забавное скажет — и руки так расставляет, чуть потряхивает. Говорит: «Гигантская мышь не смогла! Завтра в «Московском комсомольце» читайте — гигантская мышь погнула рамку металлоискателя. Слышите, до сих пор гудит? М-м-м-м!» Загудел, как она... Я Мышкина очень люблю.
Удар
— В сентябре перед матчем «Спартак» — «Крылья» вы нанесли символический удар по мячу. Это предложение — неожиданность?
— Такая неожиданность, что высекла из моих суровых глаз слезу! Вообще-то я считаю себя известным спартачом. Не как Миша Ефремов, конечно. Но все же. Столько лет болею за «Спартак»!
— Уже полвека.
— Больше! В последнее время любимый клуб не баловал меня вниманием. Я думал, обо мне там забыли. Вдруг такой сюрприз. Я просто — у-ух...
— Кто с вами выходил на поле?
— Внук Федя и сын Саша. Это он все организовал с помощью ребят из отдела по связям с общественностью. Хочу через «СЭ» передать свое самое мощное спасибо. Саня сказал: «Я с ними поговорю. Давай попробуем?» «Спартак» показал, что у клуба есть душа, а у людей есть сердце. Я считаю, была продемонстрирована эмпатия на высшем уровне.
— Сильно волновались?
— Не то слово! Накануне снились какие-то дикие сны — я неловко бью, падаю, мяч куда-то улетает, все начинают хохотать... Я очень боялся реакции трибун, если честно. Давайте уже начинать! Зачем выпускать на поле каких-то чудаков с «символическими ударами»? Мне кажется, болельщика это всегда немножко нервирует.
— Полагаете?
— Он весь в предвкушении битвы — а тут какой-то шахматист или ватерполист выходит бить по мячу...
— Поддержали вас потрясающе. Это было что-то.
— Вы не представляете, что я почувствовал...
— У нас-то слезы навернулись.
— Я сейчас вспоминаю свое первое появление на поле для символического удара. Это было в год ЧМ-2018. «Спартак» принимал ЦСКА. Наши тогда проиграли. Я сказал себе: «Все, знамя провала. Больше не пойдешь». К тому же, когда выходил на поле, народ подсвистывал. Хоть я надел шапку с рогами, в которой снимался в тележурнале «Назло рекордам». Но и она не возымела эффекта.
— Подсвистывали и свои, и армейские?
— Да. А здесь — единодушная поддержка, аплодисменты! А я же еще хитрец, знаю, что надо делать. Подкрутил шарфом в конце. Сказал сыну: «Сань, сложи мне шарф». Он все понял. Спартач с младых ногтей.
— Когда в следующий раз пойдете на футбол?
— Наверное, когда «Спартак» будет играть золотой матч.
— Ну а в игре против «Крыльев» вас трясло до финального свистка?
— Больше переживал за внука. Представлял, как Федька будет плакать, если «Спартак» проиграет. Я же помню свой первый поход на футбол, когда мы сгорели Лобану. Великой команде Лобановского. Эта безумная электричка Блохин навтыкал нам два во втором тайме.
На матч мы ехали с папой из Обнинска. На обратном пути я часа два ревел и не мог успокоиться. Какой-то мужик уступил место рядом со мной отцу. Он меня так обнял... Это самые памятные папины объятия. Самое большое тепло, которое в детстве от него получил.
— Отец тоже за «Спартак»?
— Нет, болел за киевское «Динамо».
— Как так?
— Там играл наш родственник — Олег Серебрянский. Папа Кати Серебрянской, олимпийской чемпионки по спортивной гимнастике. Его Лобановский из «Таврии» забрал.
— В Киеве тот не задержался.
— Да, Лобан быстро всех убирал. А жена Серебрянского — папина двоюродная сестра. Так что была некая связь. «Динамо» все выигрывало в те годы — и батя окончательно убедился, что это его команда. Он у меня такой — глорихантер...
Слезы
— Выйдя на поле для символического удара, вы сказали: «Еще полгода назад представить не мог, что пробью по мячу».
— Так и было! Конечно, мне снилось, что и в баскет стучу, и в футбол рублюсь. Хотя в активный, дворовый футбол перестал играть довольно давно.
— Почему?
— Колени проклятые. А в баскет поигрывал. В свое время в Обнинске меня не приняли в футбольную секцию из-за плохой выносливости. Да и на короткие дистанции бежал не очень. Вот братья Морозовы, с которыми в одной школе учился, выделялись. Ни секунды не сомневался, что из них вырастут большие мастера. Они на год младше, но взрослые команды Морозиками усиливались. Лешка и Олег до сих пор в городе, занимаются клубом «Квант».
— Раз полгода назад вы не могли представить, что ударите по мячу, — дела были совсем плохи?
— Инсульт — страшная штука. Врагу не пожелаю. Восстановление идет медленно, каждый шаг дается с трудом. Маленький пример — зажимаешь двумя ногами кирпичик для йоги, поднимаешь вверх. Раньше повторял это изо дня в день, занимаясь зарядкой и подкачивая пресс. А сейчас: «Э-э-э...»
— Тяжело?
— (усталым голосом) ...чуть-чуть оторвал его от земли — и уже: «О да, я это сделал!» А инструктор лечебной физкультуры стоит над тобой: «Сережа, до конца тащить! До конца!» Я безумно благодарен людям, которые со мной работали, терпели капризы, жесткое уныние.
— Один миллионер, узнав, что у него лейкемия, произнес: «Первые два месяца я рыдал больше, чем за всю предыдущую жизнь».
— Я тоже всплакивал. Но не потому, что жизнь казалась конченой.
— А от чего?
— Скучал по друзьям, по любимым. Вот лежу в больнице и не могу никого увидеть. Адская тоска! Или оказался в клинике, где карантин по ковиду. Никого не пускали. Уж там меня разбирало!
— Что помогало собраться?
— А не знаю. Немножко поревешь, полежишь... Вроде полегче. Отпускает.
— В тот момент вы же еще пережили развод?
— Ребята, об этом мы не разговариваем...
— Хорошо. Мы тут видели Юрия Заварзина, бывшего гендиректора «Спартака». Два инсульта — а сегодня как новенький. Вы ведь тоже восстановитесь?
— Нет другого выхода. Просто нет! Мне надо увидеть свадьбу старшей внучки. К алтарю поведет ее папа, а я буду бежать сзади. Держа за руку Лизу, младшую внучку.
Я очень любил с ними возиться. С Тимошей мы играли в баскетбол. Это мой внук от старшего сына, Никиты. Но сейчас Тимофей увлекся футболом. Нужно же с ним выйти на поляну, постучать мячиком. Как стучал когда-то с сыновьями. Я их и в футбол научил играть, и в баскет, и во все на свете.
Восстановление
— Как мы понимаем, у вас за полгода — резкий прогресс по здоровью?
— Да, наконец-то нашел своего доктора, главного реабилитолога. Можно назвать фамилию?
— Конечно.
— Профессор Касаткин. Он занимается моим восстановлением. Потрясающий человек. Мы с ним теперь товарищи, много разговариваем на отвлеченные темы. Он великолепно знает поэзию. Иногда что-нибудь прочтет — и переспрашивает: «Ты же слышишь ритмику стиха?» Недавно обсуждали Чехова.
— Как любопытно.
— Он очень интересуется Чеховым. Видимо потому, что тот тоже врач. Пытается разбирать его творчество с точки зрения медицины, даже готовит большую лекцию по этому поводу.
— Самое интересное, что услышали от него про Антона Павловича?
— Когда Чехов был юным, пел в церковном хоре. Профессор мне сказал: «Вот отсюда и ритм в его прозе. Мне кажется, он прекрасно слышал музыку, чувствовал ее ритмические основы. Поэтому и книги у него как музыка». Тут я с ним согласен.
— Что говорит про ваше здоровье? Сколько еще времени потребуется на восстановление?
— Мне нравится в наших врачах то, что никто из них не дает прогнозов. И вообще, соприкоснувшись с нашей медициной, могу сказать: не согласен с теми, кто ворчит — мол, в России не лечат, а только калечат, все лучшее там, на Западе... Ерунда полная!
Я столкнулся с замечательными врачами. Что мужчины, что женщины. Причем дамы моложе меня. Красотки невероятные, с юмором. Квалификация высоченная, на месте никто не стоит. Сегодня с тобой по одной методике занимаются, завтра по другой, уже что-то добавляют. Особенно логопеды, которые учили меня заново говорить. Моя профессия все-таки связана с речью. Мне иногда снится, как возвращаюсь в свое любимое шоу «Игра в кино».
— Когда над вами, больным, склоняются молодые красотки в белых халатах — становится неловко от собственной немощи?
— Было такое! Думаешь: вот встретил бы ее в здоровом состоянии где-нибудь в метро — наверное, хватило бы смелости пригласить в кафе...
— Вам приходится учиться многому заново. Последнее, чему научились?
— Это будет смешно звучать. Я встаю с пола из лежачего положения, опираясь на стул. Личный рекорд — пять секунд. Мог бы принимать участие в многоборье инсультников. Доктор включает секундомер, кричит: «По-о-шел!» Я так — уп! Но при помощи стула.
— Раньше сколько у вас на это уходило?
— Поначалу не мог сделать вообще. А теперь — очень быстро и ловко, практически не падая. Я лежал в разных клиниках, да и домой ко мне приходили специалисты. Сколько же наслушался про инсультников!
Например, тренер по лечебной физкультуре предупреждал моих помощниц по уходу: «Вы ему долго дрыхнуть не давайте. Инсультники — они хитрые! Сейчас будет вам говорить: «Я не выспался, дайте еще часок».
— В точку?
— Абсолютно! Я подумал — отличная идея. Можно создать конгломерацию «Хитрые инсультники». Или труппу комиков «Веселые инсультники». Будут ездить по стране, рассказывать смешные истории о себе, о восстановлении. Про всякие странности, взаимоотношения с лечащим персоналом... Курьезов-то много.
— С вами какие были?
— Это даже не курьез, а поучительная история. Я лежал в клинике, где медбратья в основном из Средней Азии. Им надоедало меня называть «Сергей Геннадьевич» — и начинали фантазировать с моим отчеством. Чаще всего звучало почему-то произнесенное с акцентом «Сергей Георгиевич».
Говорю: «Ощущение, что вы берете любую балканскую фамилию — допустим, Джорджевич. Подставляете вместо отчества. Вы понимаете, что такое отчество, ребята? Имя моего папы. Когда называешь меня Сергей Георгиевич, ты говоришь, что мой отец Георгий. Хотя это не так».
— Переубедили?
— Не до конца. «Сергей Георгиевич» прорывалось. Я уж сам про себя стал говорить: «Что-то Сергей Георгиевич сегодня не в форме».
Перегрузки
— Как случился инсульт?
— Ой, ребята, это вот прямо... Предостережение — аккуратнее с количеством работы. А было так. Пошел перед обедом вымыть руки. Очнулся в туалете — надо мной лицо сестры. Говорит: «Что ты здесь завалился? Вставай!»
У меня тем вечером была назначена важная встреча. Человек не дождался, дозвониться тоже не смог — и набрал сестре: «Беспокоюсь, Сережа не выходит на связь». Катя примчалась. Хорошо, я дверь в туалет не запер на щеколду.
— А дальше?
— Идет по квартире: «Алло, алло, ты где?» Заглядывает в туалет — а я там лежу. Растолкала: «Да у тебя инсульт, брат». — «Кончай глупости говорить, иди лучше кофе свари. Посидим, поболтаем, и мне на встречу нужно ехать...»
— Но вместо этого отправились в госпиталь?
— Да, в Склиф. Потом начал анализировать: что же случилось? Почему?
— Выводы?
— Не скажу, что я злоупотреблял алкоголем. Иногда бывало — как и со всеми мужчинами. К сожалению, не бросил курить раньше, чем следовало. Сейчас-то, разумеется, никаких сигарет. А произошло все в августе 2024-го. Я тогда постоянно летал по стране. Мы выпускали шоу для интернета. Я опускался на землю — и тут же бежал на новый рейс.
— Перегрузки?
— Жуткие! Столько полетов — тяжело для сосудов мозга. Да и вообще нельзя взваливать на себя очень много работы. Всем сегодня говорю: «Братья из шоу-бизнеса, актеры, телеведущие, друзья мои, не берите кусок больше, чем сможете прожевать! Усталость накапливается — и приводит к печальным последствиям».
— Кроме перелетов у вас была еще нагрузка — вели шоу про кино?
— Совершенно верно. Плюс в театре играл — это гастроли, переезды... Представляете график? Весь календарь был в красном цвете.
— Как мы понимаем, те самые «золотые» полтора часа после инсульта вы потеряли?
— Потерял.
— Через сколько вас сестра нашла?
— Никто не знает ответа на этот вопрос. Кроме Бени, моей собаки. Но она не в состоянии рассказать. Пока я валялся, в какой-то момент вроде бы встрепенулся, подумал: что я здесь разлегся? Надо вставать! Крикнул собаке: «Принеси мобильный!» Но Беня не смогла.
— Операция была долгая?
— Не очень. Ребята из Склифа быстро сработали. Поклон им в пояс. Окружили заботой и лаской.
— Как выглядит ваша сегодняшняя жизнь?
— Вчера съездил в клинику к моему дорогому профессору, несколько часов занимался на тренажерах, которые Касаткин сам изобрел и построил. Потом я был у психолога. Всякие рисунки, кубики...
Если понимаю, что в этот же день можно пригласить домой какого-нибудь специалиста по реабилитации — приглашаю. Хотя тяжеловато, сильно устаю. Обед у меня часто превращается в ужин, со сном проблемы. Заснуть сложновато. Хорошо, «Окко» показывает столько всего спортивного...
— Под что лучше всего засыпается?
— Почему-то под матчи итальянского чемпионата. Хотя там отошли от каттеначчо.
— Видим, левая рука у вас почти не действует?
— Работать-то она работает. Просто пока плоховато слушается. Вот начало двигаться плечо. Скоро задвигается локоть — тогда и вся кисть оживет.
БАМ
— Через настоящую депрессию прошли?
— Пожалуй, нет. Кажется, этот черный ворон, пролетая надо мной, совсем немножко крылом зацепил. Близкие и родные не дали уйти в депресняк. Сестренка поддерживает. Сыновья, у меня их трое. Друзья-кавээнщики, с которыми на время разошлись — а когда случилась беда, отношения возобновились. Мы же как братья были! Стали опять встречаться, байки травить. Все самое смешное в жизни связано с КВН.
— Последняя история, которую от них услышали — и расхохотались?
— Напомнили мне тут эпизод, который я уже подзабыл. Как нашу команду чуть не отлупили на БАМе.
— Ой как романтично.
— После Горного института я устроился на комбинат «Солнечный». Это недалеко от Комсомольска-на-Амуре. Был у меня там приятель Андрей, в ту пору механик. Потом ушел работать в комсомол. Когда мы стали телевизионной командой, организовал нам гастроли на Дальнем Востоке. Привез и на БАМ. Там в жутком красном уголке, почти неосвещенном, показывали свою программу. Без микрофонов, естественно. Наш тапер брякал на стареньком пианино.
— Песни тоже были?
— Песенки. А КВН ранних годов довольно язвительный. В стране творилось черт-те что. Ни курева, ни еды, ни работы. Поэтому некоторые зрители на КВН сердились. Дескать, и так жрать нечего, а эти гаврики еще про колбасу шутят.
— Можно понять.
— Контингент нас слушал странноватый. Пожилые женщины, которые, кажется, не очень понимали, про что толкуем. Но дальше наступал черед разухабистой песни. А в КВН песню же сопровождал «танчик», как мы называли. Едва они видели танчик — начинали подхлопывать в такт, поигрывать плечами. Не особо вдумываясь в текст.
— Но поколотили вас не они?
— По центру сидели два угрюмых мужичка. Вот они вообще бровью не вели. Помню, я отдельные шутки прям выкрикивал, глядя им в глаза: ребята, смейтесь! После некоторых сам начинал подхихикивать. Думал, своим заразительным весельем растоплю лед.
— Не удалось?
— Когда уже на улице шли к автобусу, эти двое перегородили дорогу. Один сказал зло так: «Смешно дураку, что хрен на боку?» Плюнул нам под ноги и спросил: «Ну и кто вам всю эту дрянь сочиняет?» Видимо, ожидая ответа, что сочиняют в ЦРУ. Потом присылают в пакетах. Наш автор Сашка шагнул вперед. Картавя, произнес: «Автог пгактически всех реприс — я!» Тот, который стоял к нему ближе, кивнул: «Понял». В ухо — бум!
— А вы?
— Мы же Горный институт заканчивали. Все были немножко шахтеры. А шахтеры, как говорил другой картавящий человек, Владимир Ильич, — «пегедовой отгяд пголетагиата». Поэтому мы, конечно, бросились Саню защищать. Но эти двое были такие здоровые, просто огромные! Наверное, клали шпалы.
— Чем кончилось?
— Был бы у комсомольца Андрея, который нас пригласил, наган — он бы начал стрелять в воздух. Как в революцию. Нагана не оказалось, поэтому закричал звериным голосом: «Не сме-е-ть!» Надо отдать ему должное, бросился в гущу драки. Начал нас оттуда выдергивать и тащить к автобусу. Так и уехали.
— Вам-то досталось?
— Ребра побаливали.
Бокшич
— Везло же вам на встречи. То шпалоукладчики на БАМе, то Ален Бокшич из «Ювентуса»...
— О, Бокшич — это история! Канал «ТВ-6» отправил нас в Австрию. Была идея — соединить лучших ведущих канала с турфирмой. Чтобы мы ездили с отдыхающими и веселили их как могли. Ну, работали такими обезьянами.
— Пока нить не теряем.
— Нам-то идея не очень понравилась. Но было сказано: она еще не доработана. Давайте-ка для начала сгоняйте в Австрию, осмотритесь. Вдруг первая командировка будет туда? А вам придется шутить о чем-то. Так проясните обстановку, послушайте экскурсовода.
В Австрии мы провели недели три. Шатались по стране, с удовольствием трескали всякие Wiener Schnitzel [венский шницель — нем.] и запивали это молодым вином. Газированным и не только. Чувствовали себя превосходно. И вот в нашу гостиницу заселился «Ювентус». Приехал играть не с «Аустрией», а с кем же... Сейчас...
— С «Рапидом»?
— Да! Товарищ меня толкает: «А где Бокшич?» Тот стоит на ресепшен, оформляется. Народ вокруг вьется — но хорват не в настроении. Автографы никому не дает. Мы с товарищем и забились, что я подойду и возьму.
— Оказалось, не так просто.
— Бокшич и меня послал, не повернув головы. Тогда я что придумал? Отошел на шаг, схватил себя за нос, чтобы слеза появилась. И не своим голосом принялся канючить: «Alan, for my son, please, for my son, my little son!» [«Алан, для моего сына, пожалуйста, для моего сына, маленького сына!» — англ.]
— Сжалился?
— Протянул ему какую-то карточку. Бокшич оторопел, взял ручку: «What's name your son?» «Alex» [«Как зовут твоего сына?» «Алекс» — англ.] — ответил я, приободрившись. «For Alex» [«Для Алекса» — англ.] - вывел Бокшич и поспешил в номер.
— Нам-то пересказывали с ваших слов — вы через весь холл ползли к Бокшичу на коленях. Увидев, что тот всех посылает. Так и выиграли бутылку виски.
— Наверное, это я придумал. Меня часто ругают за то, что приукрашиваю и без того смешные истории. Хотя... Начинаю вспоминать — может, и полз! Виски я точно выиграл. То ли у Петьки Фадеева, то ли у Лешки Ефимова, который на «ТВ-6» отвечал за спорт.
Боль
— Осенью вы сказали, что вернетесь в профессию. Кажется, уже на прямой дороге к возвращению.
— В программе «Игра в кино» был момент — в самом начале быстрым шагом иду к тумбе. Почти бегу. Недавно подумал: как только смогу сделать такое же ускорение — значит, я на увесистый процент готов.
Вскоре побывал на одном шоу в качестве гостя. Надо было дойти до своего места из-за кулис. Примерно то же расстояние. Я услышал внутренний голос: «Давай, испытай себя! Сможешь пробежать без палки, без поддержки? Не упадешь?»
— И?
— Смог! Пробежал! Сел и включился в беседу.
— Значит, возвращение не за горами?
— Нужно время. Ну и заниматься отчаянно. Вечная лень порой хватает меня за горло, не дает по полной врубиться. А иногда что-то болит — нога, рука... Сейчас мышцы и связки, которые были в состоянии покоя, растягиваются. Их и надо растягивать — чтобы вспомнили, как должны действовать.
— Всё через боль?
— Как после любой тренировки — если давно не занимался. А пить обезболивающие нельзя.
— Почему?
— Стараюсь избегать лекарств. Я их столько принимал за эти полтора года, что уже побитая печень.
Когда лежал в клинике, было много занятий лечебной физкультурой. Инструкторы подгоняли, не позволяли сачковать. Но в какой-то момент сказали: «Теперь все зависит от вас». А для меня это сложновато. Мне нужен тренер! Желательно такой, каким был папа в «33 квадратных метрах» или «Назло рекордам». С суровыми методами.
— Понимаем.
— Сам себя подгоняю обидными словами: «Что ты как мешок с опилками? Ты ж здоровый, в прошлом спортсмен, вперед!» Приятелю недавно рассказывал — ощущение, будто я хоккеист. Все ждут, когда вернусь, вот-вот стартует плей-офф. А без меня там никак нормально не выступить.
— Когда к вам лезли с лечебной физкультурой в госпитале — больше всего на свете хотелось этих инструкторов послать?
— Разумеется. Если вам кто-то из моих друзей, веселых инсультников, скажет, что такого не было — не верьте! Все проходят через апатию и желание послать далеко-далеко: «Отстаньте. Я пережил удар деревянным молотком по башке. Дайте выспаться, отдохнуть. Что вы меня за ноги тянете? Я же с кровати упаду...» Но нельзя давать слабину. Ни в коем случае! Ляжешь — больше не встанешь.
Фильм
— Что-то из своих старых передач пересматриваете?
— Я их не очень люблю. «33 квадратных метра» вообще не могу смотреть.
— Почему?
— Понимаю, насколько примитивно мы изображали эмоции. Даже для юмористического сериала перебор с гротеском. Все надо было делать мягче. Жизненнее.
— Прежде не возникало такого ощущения?
— Абсолютно! Было знаете что? Вот мы такие клоуны, деревня дураков... А пересматриваю разве что свой первый фильм.
— Это какой же?
— «Цвет неба». Играю серьезную роль переговорщика и заодно героя-любовника. Такого несчастного в личной жизни человека, который влюбляется в медсе... Хотел сказать — в медсестру!
— Не в нее?
— В стюардессу. Меняет свою жизнь и становится счастливым. Первый мой художественный фильм — и сразу главная роль!
— Там себе нравитесь?
— Есть моменты, где неплохо сыграл. Повезло — меня окружали прекрасные помощники. Даже учителя. Начиная с режиссерского тандема — Наталия Беляускене и Евгений Васкевич. Столько подсказывали!
— Чувствовали — актерского мастерства не хватает?
— Знаете, КВН — это курс молодого бойца. Чтобы ты вступил в творчество. Умные ребята потом идут получать еще актерское образование. Вот им я завидую.
— Вы актерское так и не получили?
— Я — нет. А Илья Соболев отучился. Как и Андрюшка Бурковский. Ну и пожалуйста — Бурик был во МХТ на ведущих ролях. А меня затянуло телевидение, и времени на учебу не нашел. Позже чувствовал: в каких-то ситуациях проседаю.
— Самые острые моменты?
— В работе с предметами. Да и с партнерами недоставало слаженности. Вот снимался я в «Цвете неба». Со мной играли Наташа Курдюбова из «Мастерской Петра Фоменко» и Сережа Беляев из МХТ. Так они меня азам учили!
Беляев поражался: «Ну что ты машешь руками, когда в любви признаешься? Ты в жизни тоже размахивал?» — «Сереж, я не помню. Это так давно было...»
— А он?
— Смотри, говорит. Я тебе покажу, как надо. Возьми свои руки, садись на них задницей. Давай, рассказывай, что ты меня любишь. Чтобы одни глаза работали! Только они излучают любовь — все, больше ничего! Понял?
— Какая школа жизни.
— Так потихонечку, потихонечку и досняли фильм. Поначалу при показе я отворачивался от экрана. Время спустя понял, что картина достойная. А когда увидел ее в программе серьезного канала с российским кино, подумал: «Ну вот! Значит, не такая уж ерунда получилась, если люди смотрят. Все отлично!»
Кресло
— Архив «Назло рекордам» где-то есть? Или в интернете уцелели крохи?
— От «Назло рекордам» осталось немного. Почти все было размагничено сотрудниками ТВС — канала, который возник на месте «ТВ-6».
— Правильно понимаем, что размагнитили кассеты «Бетакам» в целях экономии — чтобы использовать для новых съемок?
— Да, кассеты были маленькие, 30-минутные. На них записывали выездные репортажи. Цифровой формат появился позже. Так что уничтожили наши программы не из вредности. Но все равно обидно.
— О чем исчезнувшем особенно жалеете?
— Вы не представляете, сколько пропало сюжетов! Мне часто говорят: «Вот был такой классный». Я вспоминаю — о, точно! Например, я любил скетч про Хряпу и Моню. Играл один и тот же актер.
— Кто?
— Димка Никулин из «Детей лейтенанта Шмидта». Он и за Моню, и за Хряпу. Вбегал в кадр, к нему корреспондент: «Здравствуйте, Моня. Несколько слов...» — «Я не Моня, я Хряпа!» Прекрасное было время. Мы очень дружили с баскетбольным ЦСКА, работали там на разогреве. На трибуне.
— Не тогда ли вы сломали кресло — и начал крутить молоденький сержант? Следом прибежал милиционер званием старше, вскричал: «Оставь, это наш главный клоун!»?
— Да-да, было дело. Первая Евролига ЦСКА. Из легионеров один Уэбб. Про него придумали кричалку: «Недаром ест российский хлеб американец Маркус Уэбб». Просто изумительная банда — Панов, Карасев, Спиридонов...
— Куделин.
— Про которого кричали: «Такой же великий, как дедушка Ленин, но только побольше Игорь Куделин». Какого они шороха навели в Европе!
— Они-то ладно — а вас действительно за кресло едва не замели?
— Но я же его сломал — хоть и случайно! Ну, забрали бы и забрали. Руководители ЦСКА спасли бы, думаю. В обиду не дали бы.
Эти годы — такое счастье! Я же страстно люблю баскетбол. Играл в него долго, несмотря на больные колени. А тут получаешь возможность болеть за наших, еще и трибуны как-то поднимать. Я познакомился с Папой — Александром Гомельским, мы подружились...
Гомельский
— У каждого человека, встречавшегося с Александром Яковлевичем, есть про него смешная история.
— Я расскажу. Параллельно с матчем Евролиги играла наша сборная по мини-футболу. То ли на Евро, то ли на чемпионате мира. К большому перерыву пришло известие — наши грохнули испанцев. Ко мне подходит человек от армейцев: «Объяви об этом в перерыве, пусть народ взбодрится».
Я объявил. Вдруг чувствую сзади — чья-то рука ложится мне на загривок. Поворачиваю голову — стоит Александр Яковлевич! Ощущение, что чуть ли не за ухо меня взял. Говорит: «Сережа...» Я изумился — Гомельский знает, как меня зовут. Кто я — и кто этот могучий старик?! А он: «Мне нравится, как ты работаешь. Ты же, наверное, хочешь продолжать?» — «Очень!»
— А Гомельский?
— Смотрит на меня внимательнее: «Тогда к тебе просьба — не вспоминай здесь про футбол. Про этот нехороший вид спорта. Сюда ходят люди интеллигентные, они футбол видали в гробу...» А потом он стал меня приглашать в гости.
— Домой?
— В том числе! Например, праздновал день рождения. Или годовщину свадьбы со своей Татьяной. Представлял так: «Это мой друг Сережа Белоголовцев. Он любит баскетбол, хорошо в нем разбирается». Я просто таял. Как пломбир на стуле сидел. Напротив Лужков с Кобзоном — и тут «Сережа, друг Александра Яковлевича». Забавно.
— Футбол он не терпел?
— Мне Владимир Александрович объяснил, почему отец ненавидел футбол. Баскетбольный ЦСКА постоянно с медалями и кубками, а денег дают чуть-чуть. Зато на футбольный отваливают будь здоров, хотя тот вечно в заднице. У Папы это в голове не укладывалось.
— Если вы регулярно на вечеринках Гомельского оказывались рядом с Лужковым и Кобзоном — истории случались?
— Когда Папа праздновал годовщину свадьбы, мы сочинили стишок в пушкинском размере: «Итак, она звалась Татьяной...»
— Что-то помнится?
— Написано было красиво: «И тут какое-то лицо снимает со щита кольцо, ей на палец надевает и...» Что-то, что-то... «И в загс приглашает». А Гомельский все мероприятия вел сам. Это было потрясающе смешно, он находчивый!
Еще у него была фишка — не разрешал произносить ни одного тоста в свою честь, пока человек не расскажет анекдот. Я потом пытался использовать это в ведении корпоративов, но не пошло.
— Почему?
— Папе-то отказать невозможно — а мне запросто. Там такая харизма, прямо сияние вокруг! Сейчас вспомнил — слеза набежала. Какой могучий был человек! Так горюю, что он ушел...
— Стих-то понравился?
— А вот слушайте дальше. Подходит ко мне: «Тост скажешь?» — «У меня давно все заготовлено...» — «Что ж ты молчал? Только подожди, сначала пусть Юрка. Ему надо куда-то уезжать по московским делам».
— Юрка — это Лужков?
— Ну естественно. Гомельский мне обычно звонит: «Приходи на день рождения. Будут свои — Юрка, Йоська...» Я думаю — нормально так. Юрка, Йоська и я, Сережа.
А тогда почему-то микрофон вручили мне, а не Лужкову. Слышу: «Что, сынок, хочешь сказать? Давай!» А у всех были длинные тосты. Я говорю: «У меня «Татьяна». Поэма». Гости: «Уф-ф...»
Поворачиваюсь к Лужкову — и уточняю специально для него: «Я не буду долго говорить, Юрий Михайлович. Знаю же, что, если говорить дольше, чем мэр твоего города, можно уехать за 101-й километр...» Думаю — кажется, удачно пошутил. Что за тишина вокруг? Батурина медленно поднимает голову, внимательно-внимательно на меня смотрит. Мол, я тебя запомнила, пацанчик.
— А вы?
— Я чуть сник от этого взгляда — и примирительно: «Так что, Юрий Михайлович, вы или я?» — «Давай, давай, юморист, прилип как банный лист...» Я читаю поэму, отдаю микрофон Лужкову. Но он такой злопамятный оказался, Юрий Михайлович-то!
— Серьезно?
— Был вечер памяти Александра Яковлевича, вел сын Владимир. Говорит мне: «Объяви, пожалуйста, Лужкова. Он скажет — ты выступишь после него». О, думаю, история повторяется.
— Мы замерли.
— Я: «Слово предоставляется...» А у него же регалий куча. Мэр, председатель правительства Москвы, почетный житель нашего города... Все это произнес, повернулся к нему — и добавил: «Александр Яковлевич считал Юрия Михайловича близким другом».
Лужков берет микрофон. Смотрит на меня. Пауза. Наконец четко произносит — и всем слышно: «Он не считал меня своим другом, он был моим другом! Чувствуешь разницу, ведущий?» Кивает мне головой — дескать, я тебя помню. Что-то говорит, а потом возвращает микрофон со словами: «Пожалуйста, будьте точнее в формулировках». Ага, думаю, подколол. Но холодок по спине пробежал.
Пельмени
— Скажите нам как читатель года: откровенное интервью какого спортсмена вам сегодня было бы особенно интересно?
— Если откровенное — тогда берем не спортсмена, а тренера. Андрея Чернышова, при котором в «Спартаке» случился допинговый скандал. Хотелось бы узнать, что творилось в команде на самом деле, кто стал инициатором и вообще первым произнес это проклятое слово: «Бромантан». Мы же по сей день не знаем всей правды.
— А если бы вам предложили пообщаться с любым человеком из мира спорта, кого бы выбрали?
— Валеру Тихоненко. Я его очень люблю. Сейчас болею за Тихоненко-младшего, мечтаю, чтобы Марк заиграл в Лиге ВТБ. А Валеру расспросил бы про историю с Сабонисом. Ходят разные слухи, как перед Олимпиадой в Сеуле он повредил ногу, как Папа готовил его к решающим матчам. Поговорил бы и про взаимоотношения с литовцами. А то некоторые из них теперь открещиваются от этой великой победы.
— Но не Сабонис.
— Правильно. Речь о других игроках.
— Вы как-то обмолвились, что за годы существования «Назло рекордам» лишь два человека обиделись на ваши пародии — Сергей Горлукович и Кай Метов.
— Да.
— Горлукович при встрече вас даже за грудки схватил.
— Было. Спас меня Илюшка Цымбаларь. Но подробности опустим, ладно? Хочется, чтобы о том «Спартаке», любимом и дорогом, остались исключительно светлые воспоминания.
— Тогда расскажите, как Рамиз Мамедов вас пельменями угощал.
— Был на ВДНХ ресторан, где водку приносили только в том случае, если заказываешь горячее...
— Такое возможно?
— Сам удивился. Сидели втроем — Мамедов, который был за рулем и не пил, Шац и я. Говорю официанту: «Нам двести граммов водочки». — «А горячее?» Рамиз уточняет: «Какое у вас самое лучшее?» — «Пельмени. Желаете?» — «Да».
Официант приносит две порции и графинчик. Мы с Михой выпиваем, закусываем. Вскоре Мамедов спрашивает: «Повторим?» — «Давай». Потом еще раз. И еще.
— Мощно.
— Кончилось тем, что водкой и пельменями было заставлено все, плюс на полу рядом с нами по три тарелки стояло. Есть мы уже не могли. Один пельмешек выпал, я на нем чуть не поскользнулся. Успел подумать: «Вот если бы сейчас руку или ногу сломал, это было бы достойное завершение вечеринки».
— А что не устроило Кая Метова?
— Деталей не помню. Наверное, мы неудачно пошутили. При встрече обидку кинул: «Вы что про меня наговорили? Я-то не смотрел, мне пацаны сказали, что в программе какую-то фигню несли». Мы ответили: «Прости, больше не будем». С тех пор его не пародировали.
Юран
— В те времена вы, Шац и Василий Антонов, главный сценарист «ОСП-студии», начинали день со «Спорт-Экспресса»?
— Да. Каждое утро покупали свежий номер, садились в офисе и читали, обменивались новостями. Это был ритуал. Причем еще до появления «Назло рекордам». Так что, когда запустили тележурнал, все были хорошо погружены в матчасть. Кстати, именно в «СЭ» наткнулись на заметку про футболиста Александра Рычкова. Он где-то в Европе играл, на коксе попался, получил дисквалификацию...
— Справедливости ради — кокс ни при чем. В допинг-пробе нашли следы марихуаны.
— Точно! Прочитали мы эту историю, и сразу родилась идея скетча. Рычков превратился в Юрия Ракова, нафигачился психотропными, расширяющими сознание, выскочил на поле. Начались видения, понес какую-то пургу: «У меня выросли крылья, я могу летать...»
А я в роли корреспондента, в концовке благодарю его за интервью: «Успехов вам, Юрий!» В ответ: «Не зови меня Юрий. Зови меня Юран. А еще лучше — Барсик». Я говорю: «Понял. Успехов вам, Барсик! Мяу».
— Для молодежи поясним: Барсик — прозвище Юрана.
— Когда он из «Порту» перешел в «Спартак», мы столкнулись в «Метелице». Сергей обиженно произнес: «Тут некоторые за языком не следят...» У меня ступор. «Сережа, что случилось?» — «Вы зачем сказали, что я наркоту жрал? Думаете, в Португалии «Назло рекордам» не смотрят»? Я поразился: «Неужели смотрят?» — «Конечно! Потом переводят и пишут в газетах бог знает что».
— А вы?
— У меня первая мысль: «Белоголовцев, жизнь удалась! Наш тележурнал даже в Португалии показывают! Более того, черпают из него информацию». Вслух же убеждал Юрана, что программа юмористическая, пародийная, и он в конце концов смягчился: «Вы уж поаккуратнее шутите...» В знак примирения предложил составить ему компанию в казино, кучу фишек мне насыпал: «На, поиграй».
— Ну и как?
— За вечер долларов двести приподнял.
— Неплохо. Рекорды у вас в этом смысле были?
— Раньше в казино часто приглашали известных людей, в том числе и меня. Давали фишки бесплатно. Мы сидели и играли, рекламируя заведение. Вот таким образом я однажды выиграл около 500 баксов, да еще вручили гигантского плюшевого льва. Он долго у нас на кухне жил.
Маслаченко
— По интернету гуляет ролик из вашего тележурнала с пародией на Юрия Семина и Валерия Газзаева, где оба в выражениях не стесняются. Вычислили человека, который слил это в YouTube?
— Нет. Наверное, кто-то из монтажеров. Было как? Придумали скетч — Семин бодается с Газзаевым. Посмотрели на Шаца и Пашу Кабанова. Поняли, что Павлик при некоторой работе над ним гримеров может превратиться в Семина. А Мишка вообще похож на всех восточных людей — от Фредди Меркьюри до Газзаева. Достаточно прилепить усы.
Я изображал корреспондента, который по ходу матча берет у тренеров интервью. У них долго ничего не получалось, не хватало накала. Говорили: «Черт! Сволочь! Скотина!» Я не выдержал: «Ладно, парни, давайте по-мужицки. С матерком. Потом «запикаем». Но вы хоть раскачаетесь, появятся эмоции, антагонизм». Ну и стали друг друга поливать.
— От души.
— Да уж. Кайф еще в чем? Пашка — абсолютно хладнокровный, расколоть невозможно. В отличие от Мишки, который постоянно ржал. И получился ролик по духу похожий на те, что позже начали делать ребята из «Комеди Клаб» — когда публика смеется вместе с артистами.
В интернет запись слили, естественно, без нашего ведома. Мы такого не допустили бы. Сейчас-то ненормативной лексикой в эфире никого не удивишь. А в те годы этого близко не было. Выходит, мы стали первыми пошляками и матерщинниками на просторах интернета.
— Семин и Газзаев не обиделись?
— Про Юрия Павловича не знаю, а Валерий Георгиевич, мне передали, напрягся. Бросил фразу, мол, встречу этих клоунов — разберусь. Много лет спустя столкнулись на каком-то шоу. Я подумал — все, кранты. Но Газзаев был настроен миролюбиво: «Сережа, мой друг, рад видеть...» Я выдохнул. Понял — теперь могу спать спокойно.
— У вас были потрясающие пародии на Маслаченко. Сами говорили: «Футбольный пуп» с обозревателем Владимиром Масленкой — мой любимый персонаж». Реакция героя до вас долетала?
— Ох, это едва ли не главное разочарование в жизни...
— Даже так?
— На каком-то банкете мы случайно оказались за одним столом. В разгар вечера Никитич поднялся, взял микрофон, пошептался с музыкантами — и запел по-французски. Они аккомпанировали. Я в этот момент бродил по залу, но тут аж присел от неожиданности.
Затем Маслаченко подошел ко мне и спросил: «Молодой человек, вы любите французский шансон?» Я закивал. Хотя знал только Шарля Азнавура. Но вдруг вспомнил еще и Жильбера Беко. Никитич оживился: «О, приятно, что вы наслышаны об этом исполнителе». Мы продолжили говорить о шансоне, но такую вовлеченность я уже не демонстрировал. А дальше поинтересовался: «Вы «Назло рекордам» видели?»
— Что же ответил Маслаченко?
— Пожал плечами: «Краем глаза». — «А мою пародию на вас?» — «Нет. Не попадалась...» — «Жалко. Я с замиранием души хотел об этом расспросить». Никитич улыбнулся: «Ну, посмотрю как-нибудь и выскажусь». Но больше мы не встречались.
Карцев
— Зато заслуженный артист Александр Фатюшин был в восторге от скетча про хоккеиста Тормозюка.
— С Сашей и его прелестной женой Леной мы дружили. Мишке он кучу комплиментов наговорил: «Как точно ты сыграл хоккеиста!» Потом повернулся к нам: «Ребята, да вы все потрясающие артисты!» — «Ну какие мы артисты?» — «Нет-нет, я-то вижу, что идете от персонажа изнутри. Вот, например, хоккеисту не просто шрамы нарисовали — он их полностью оправдывает. Сразу понятно — настоящий Тормозюк, ушибленный судьбой».
— Были еще яркие отзывы?
— Никогда не забуду разговор с Романом Карцевым. Как-то мы летели в южный город, сейчас он на территории другой страны. Местная энергетическая компания пригласила на свой день рождения большую группу артистов. Петька Подгородецкий тогда пошутил: «Молодцы. Подняли на копейку плату за электричество — и вон какой десант выписали!»
В самолете Роман Андреевич рассказывал нам о своей творческой судьбе, о том, как начинал с Михаилом Жванецким и Виктором Ильченко. Мы слушали с раскрытым ртом. В какой-то момент произнес: «У нас тоже была хорошая молодая команда, куча ребят и одна девочка...» Кивнул в сторону Татьяны Лазаревой (признана в РФ иноагентом, внесена в список террористов и экстремистов Росфинмониторинга. — «Прим. «СЭ»): «Такая же, как ваша Таня. Веселая, длинноногая. Только Таня белая...» Карцев на мгновение умолк — и вдруг закричал: «А та была черная!» Еще и руку вскинул, растопырив пальцы, словно когти.
— Занятно.
— Я не знаю, почему он так сделал. Возможно, навеяли воспоминания о черноте той девушки. В другой раз мы пересеклись на записи программы «Приют комедиантов». Михаил Швыдкой, один из ведущих, говорит: «А сейчас нам о спорте расскажет...» Берет паузу. Видимо, это была подводка к тому, чтобы Роман Андреевич прочитал свой гениальный монолог «Давно ли я в футболе?»
— Но что-то пошло не по сценарию?
— Швыдкой повторяет нараспев: «Расска-а-ажет...» — и тут голос Карцева: «Белоголовцев!»
— Охнул Михаил Ефимович?
— Нет. Подошел ко мне, протянул микрофон: «Сергей, Роман Андреевич передает вам эстафету». И я рассказал историю своего чудовищного падения в сливную канаву.
— Расскажите и нам.
— Между строительными компаниями, в одной из которых я тогда работал, решили провести соревнования. Всех сотрудников обязали прийти на стадион. Я должен был сыграть в футбол и поучаствовать в эстафете четыре по сто. Мне доверили предпоследний этап.
Стою на беговой дорожке, жду палочку. Начинаю потихонечку семенить — чтобы уже на ходу ее получить и со всей дури ломануться. Я же много состязаний смотрел, в курсе, как действуют профи.
— Пока нет повода для тревоги.
— Семеню и оглядываюсь, семеню и оглядываюсь... Не замечая, что в сторону ухожу. Вдруг — ба-бах! Картинка резко меняется. Вместо земли я почему-то вижу небо. А главное, сильно болят плечи и колено. Побарахтавшись, понимаю, что упал в водоотливную канаву с бетонными стенами.
Тем временем мимо проносится мой сокомандник с эстафетной палочкой. Крупный парень, тезка. Я вылезаю, отряхиваюсь — и за ним с истошным криком: «Се-ре-жа! По-го-ди! Я бе-гу!» Трибуны беснуются от хохота...
— А Сережа?
— Я его так и не догнал. Он пробежал этап вместо меня и передал палку четвертому участнику. А я с несчастным лицом остался потирать ободранные плечи.
Пиджак
— На первые съемки «Назло рекордам» вы притащили гору футболок. Самая ценная в вашей коллекции?
— С Патриком Клюйвертом. Не игровая. Просто понравилась. Продавалась, кстати, не в Голландии, а в Германии. Мы с друзьями путешествовали на машине по Европе, и в Кельне, в спортивном магазине, я увидел черную майку с изображением тогда еще форварда «Аякса». Купил и очень долго носил.
— В эфир вы в ней выходили?
— Нет, конечно. А из игровых особенно дорога спартаковская футболка Егора Титова с девятым номером. Он мне ее и вручил. Вместе с бутсами и фирменной красно-белой сумкой. Царский подарок!
— Играть в этих бутсах пробовали?
— Хотел. Но у меня нога побольше, чем у Егора. Кое-как все же натянул и понял, что шагу ступить не могу. Титов потом объяснил, что многие футболисты специально берут бутсы на полразмера меньше. Лучше мяч чувствуешь.
— Судьба полосатого пиджака, в котором пародировали Маслаченко?
— О-о-о! Это удивительная история. С нами работали великолепные костюмеры. Когда мы попросили подобрать что-нибудь экстравагантное, девушка привезла с «Мосфильма» пиджак. Отворачиваю подкладку — а там бирочка с надписью: «Армен Джигарханян, «Здравствуйте, я ваша тетя!».
— Тот самый пиджак судьи Кригса? Щелкавшего зубами?
— Да! Представляете?! Я на всякий случай уточнил: «Реально оттуда?» Костюмер усмехнулась: «Раз написано — значит, оттуда». У меня даже мелькнула мысль — а не выкупить ли пиджак? Но замотался, и его увезли обратно на «Мосфильм».
— Кто-нибудь из спортсменов просил выпустить на него пародию?
— Рассказываю. В 1998 году я поехал на Олимпиаду в Нагано. Когда Леша Ефимов получил аккредитацию, Иван Демидов поинтересовался: «Можем вторую оформить?» — «Да. Но зачем?» — «Хочу кого-то из этих гавриков послать. Пусть поработают экспромтом на живых соревнованиях», — и указал на нас с Шацем.
— Прежде такой опыт был?
— Один-единственный раз — в Элисте, когда Карпов и Камский играли матч за звание чемпиона мира по шахматам. Мы делали какие-то репортажи — без сценария, просто импровизировали. По-моему, не всегда удачно...
Демидов усаживает нас: «Мне надо выбрать, кто из вас поедет на Олимпийские игры». Я понимаю — шансов у меня нет. Миха — солидный, красивый, по-английски говорит как Бог.
— В отличие от вас?
— Ага. Он в юности в Питере пытался подрабатывать, водил по городу экскурсии для иностранцев — ради этого и выучил. Демидов опускает глаза, что-то чертит на бумаге и медленно произносит, практически по слогам: «Та-а-ак. По-ле-тит... В На-га-но по-ле-тит... Белоголовцев!»
— Ваша реакция?
— Ну, мне неудобно было изображать радость — Мишка же сидел рядом. Я сделал вид, что спокойно воспринял. Но внутри, конечно, ликовал.
Полет получился веселым. Пока мы с Ефимовым истребляли запасы спиртного на борту, к нам время от времени подсаживались спортсмены. Один из них, бобслеист, спросил: «А когда вы в «Назло рекордам» снимите про нас что-нибудь смешное? Что всё про футбол, да про футбол? Его и так смотрят».
— Справедливо.
— Парень продолжает: «Историй-то у нас миллион! Вам даже придумывать ничего не нужно. Приезжайте с камерой на базу, мы все расскажем». «Что, — говорю, — переворачиваться будем?» Отвечает: «Нет, это смертельно опасно. Но что-нибудь смешное обязательно снимем. Например, как разгоняющий толкает боб, падает, и тот без него уезжает». А следом саночники ко мне потянулись, лыжники, фигуристы...
— С той же просьбой?
— Да. «Ну снимите про нас...» Но мы так мы ничего и не придумали.
Зарплата
— Помните последний день существования «Назло рекордам»?
— В какой-то момент упал рейтинг, мы почувствовали, что заканчиваются идеи, и Демидов предложил сосредоточиться на «ОСП-студии», где тоже стали проседать. Мы вытерли слезы и спросили друг друга: «Все, сворачиваемся?» — «Да». Сейчас-то понятно — программа изначально была обречена.
— Неужели?
— Конечно! Она же прикладная. Обычные люди ее не смотрели. Только спортсмены и болелы. Как-то Демидов воскликнул: «Объясните, почему ваша передача должна выходить в субботу утром?»
— Что ответили?
— «Футбольный болельщик проснулся, включил телевизор, похихикал, а ближе к вечеру взял сына, повязал «розу» и в хорошем настроении отправился на стадион». Демидов насупился: «Парни, доля болельщиков — ничтожная от общего количества смотрящих».
— Не поспоришь.
— Вот именно. Словом, нельзя сказать, что руководство канала потребовало закрыть «Назло рекордам». Мы сами осознали, что пробуксовываем с основным продуктом — «ОСП-студией» — и решили не распылять силы.
— Сколько вы тогда зарабатывали?
— Ой, это такие смешные суммы, что про них даже говорить не хочется. Правда, был и обидный момент. После кризиса 1998-го на «ТВ-6» наступили тяжелые времена, несколько месяцев сидели без зарплаты. Закончилось тем, что генеральный директор канала Александр Пономарев вызвал нашего руководителя и сказал: «Денег нет. Могу отдать лишь половину долга. Если устраивает — мы в расчете».
— Согласились?
— Куда деваться? Хоть что-то... Пономарев когда-то занимал должность инструктора отдела пропаганды ЦК ВЛКСМ, командовал агитпоездом. Потом внезапно стал телевизионным начальником. Но комсомольская смекалка сохранилась. Она и позволила поступить по-заподлянски, отобрать у нас честно заработанные деньги. Глазом не моргнул.
Миллион
— Самый смешной гонорар в вашей жизни?
— Тот, который не был получен. Стиральная машина «Вятка-автомат».
— Начало интригует.
— Поехали в Тамбов вести конкурс красоты. Работали мы всегда по предоплате. В этот раз до нее почему-то не дошло, но мой партнер успокоил: «Не волнуйся, приглашает знакомый, все будет ништяк».
Приезжаем, заселяемся в гостиницу, идем в ДК. Там тетеньки рассказывают, что от нас требуется. «Спонсор-то ваш где?» — спрашиваю. — «Ой, не знаем. Звоним-звоним — трубку не берет». Я понимаю: «Надо валить». Говорю: «Ясно, мы домой. Без денег не работаем».
— Мы вас не осуждаем.
— Тут открывается дверь, заходят суровые мужчины в черных костюмах, с бритыми затылками. Один смотрит на меня в упор: «Куда собрались?» — «В Москву». — «Вы чего?! Сегодня наши подруги будут здесь ходить. Моя должна выиграть. Я ей обещал». — «Прекрасно. Давайте гонорар, и мы останемся».
— Полез за деньгами?
— Нет. Но мы под каким-то предлогом вернулись в гостиницу, схватили вещи — и на вокзал. Купили обратные билеты на ближайший поезд. Когда он уже был на перроне, позвонил спонсор. В качестве гонорара предложил «Вятку». Я ответил: «Спасибо, стиралка у меня есть».
— Погони-то не было?
— Обошлось. Но пока поезд не тронулся, мы, как в кино, тревожно оглядывались по сторонам и посматривали в окошко — нет ли хвоста?
— Евгений Алдонин при всех его миллионах сейчас узнал, что сбережения за год тают. Вы тоже через это прошли?
— Конечно. Я же остался без работы, а особых накоплений-то и не было. Но мне очень помогли и старые товарищи, и коллеги по шоу-бизнесу, включая тех, кого даже друзьями не считал — так, приятельствовали. Организовали сбор денег, передали серьезную сумму, которая позволила быстро начать лечение.
— О какой сумме речь?
— Почти миллион рублей. Я был потрясен. Болеть везде накладно, не только в России. Нахождение в клинике, лекарства, работа со специалистами — все приличных денег стоит...
Но самое главное — в тяжелый момент сплотилась моя семья. Я понял, что вырастил замечательных сыновей, которые сразу бросились на помощь. Постоянно чувствую их поддержку.
— С Шацем вы на связи?
— Да, звонит, пишет, тоже поддерживает.
— Самый неожиданный звонок за последние месяцы?
— От Дмитрия Носова, дзюдоиста, бронзового призера Афин. Мы едва знакомы, однажды пересеклись на какой-то программе, он еще депутатом был. Общего языка не нашли, даже немножко повздорили.
— Из-за чего?
— Да неважно. Вдруг годы спустя Носов, узнав о моих проблемах, набрал, предложил помощь. Я был приятно удивлен.
— С кем-то из спортсменов дружбу сохранили?
— С Сергеем Таракановым. У нас очень теплые отношения, видимся на матчах баскетбольного ЦСКА.
— А с футболистами?
— Давненько не встречались. Мы не ссорились — просто жизнь развела.
Черенков
— Вы были на матче «Спартак» — «Харлем» 20 октября 1982-го. В самую гущу не попали чудом?
— Да. В Лужники отправился с Геной, обнинским дружком, мы с ним все детство в баскет рубились. Он специально приехал на этот матч из Калинина, где в медицинском учился. После финального свистка задержались на трибуне, решили посмотреть мультик, который показывали на табло, — как звери в футбол играют.
— Это и спасло?
— Ну да. Тем, что в нас плескалось — ноль-пять, ноль-семь, ноль-тридцать три, как Алеша Кортнев поет — уже вышло наружу, но мы все равно были такие счастливые, воодушевленные... Вокруг царило дикое веселье, народ кидался снежками в милиционеров.
— И вы?
— Я тоже пару раз приложился. Но вовремя опомнился: «Еще не хватало в отделение загреметь». Стадион мы покинули последними, через другие ворота, и спокойно двинули к метро. А часть болельщиков за несколько минут до конца матча потянулась к выходу. Дальше гол Швецова, кто-то в толпе под лестницей бросает взрывпакет, громкий хлопок, давка. Потом мимо пробегают милиционеры, человек пятьдесят, и я думаю: «Наверное, драка...»
О том, что погибли люди, узнал на следующий день. Среди них оказался парень из моего института. На факультете разработки рудных месторождений, где он учился, в его честь назвали отряд военно-патриотического клуба.
— Лучший по качеству футбола матч «Спартака» за все ваши болельщицкие годы?
— С «Астон Виллой». В Москве.
— В 1983-м?
— Да. 2:2, у нас оба мяча забил Гаврилов. Раньше-то как рассуждали? Игра в национальном первенстве — не самое главное, важнее выстоять против басурман. И вот приезжает к бесковскому «Спартаку» прошлогодний обладатель Кубка чемпионов. Состав убойный. Все рыжие, высокие, атлетичные. Примерно как канадцы в фильме «Легенда № 17». Правда, те были карикатурно-огромные, с накладными плечами и напоминали персонажей мультика «Шайбу! Шайбу!».
Я отчетливо представлял, как англичане в своих двухцветных майках сидят в раздевалке, подтягивают гетры, резинку жуют. Если бы и шипы напильником подтачивали, это придало бы им еще больше зловещности. А напротив — наши ребята, играющие абсолютно в другой футбол. Тот же Гаврилов, Федечка Черенков, любимый и родной. Его два гола в ответном матче в Бирмингеме и вывели «Спартак» в следующий раунд.
— Вы с Черенковым общались?
— Дважды. Мне в этом смысле повезло. Впервые встретились в 1990-е, когда он уже входил в тренерский штаб «Спартака». Моя жена Наташа договорилась с Федором об интервью и взяла меня с собой. Я иногда подвякивал, какие-то вопросы задавал.
— Где опубликовали?
— В «Горняцкой смене», газете Горного института. Там и мы с Наташей учились, и Черенков.
— Легко согласился на интервью?
— Да, уделил два часа. Крохотной институтской газетенке! Рассказывал, что учился не очень хорошо. При подготовке к экзаменам просиживал ночами, чертил курсовики. Вся группа ему помогала. Федора везде любили, в том числе в студенческой среде.
А когда о футболе заговорили, прозвучала фраза: «Чемпионат России намного слабее союзного, ведь в те годы в каждой республике была своя команда». Сказав это, Черенков наверняка подумал: «Как банально!» И извиняюще улыбнулся.
— Узнаем Федора.
— Я даже не особо вслушивался в его ответы. Просто смотрел на эту смущенную улыбку, черты лица, знакомые с детства, худенькую фигуру, неширокие плечи — и кайфовал от самого факта, что нахожусь рядом с таким человеком. Потом взял автограф.
— Сохранили?
— Конечно. Я специально захватил с собой книжку Дасаева «Команда начинается с вратаря». Внутри есть фотография Черенкова, на ней и попросил расписаться. Этой книгой очень дорожу. Жаль, там нет автографа Рината.
— Вот это упущение.
— Да мы один раз общались. Перед чемпионатом мира в России, когда я снимал документальные фильмы про города и стадионы, принимающие турнир. На спартаковской арене записывали интервью — и вдруг я чуть не завопил: «Забыл!» Схватил себя за язык. Но, видимо, вырвалось, поскольку Дасаев с тревогой спросил: «Что забыл?» — «Вашу книгу. Хотел подписать». Он улыбнулся, махнул рукой — мол, еще будет возможность. К сожалению, не сложилось.
— А вторая встреча с Черенковым?
— Через много-много лет на какой-то спартаковской тусовке увидел Федора, подошел. Он был грустный, молчаливый. Возможно, сказывались проблемы со здоровьем. Отвечал вежливо, доброжелательно, но чувствовалось — к беседе не расположен.
Для меня смерть Черенкова — колоссальная потеря. Как расставание с близким человеком. Узнал о его смерти в прямом эфире на радио. С сыном Никитой вели шоу на «Маяке». Когда прочитал сообщение, перехватило дыхание. Никитос, на секунду отключив микрофон, шепнул: «Папа, иди, попей водички, успокойся. До рекламной паузы без тебя дотяну».
«Спартак»
— Был матч, ставший для вас настоящей трагедией?
— Когда на «Энфилде» пропустили семь от «Ливерпуля». Это какой год?
— 2017-й.
— Проиграть всухую, да с таким счетом... Хотелось воскликнуть: «Больше никогда не включу телевизор и не пойду на стадион!» Но Лига чемпионов закончилась — а с ней и эти мучения, и я оттаял.
— Когда-то вас раздражал Дмитрий Комбаров. Говорили: «Казалось, человек настолько устал от футбола, что выходит на игру с единственной мыслью: «Поскорее бы финальный свисток. Потом в душ — и в ресторан». Еще в «Спартаке» такие были?
— Нет. Магия ромбика и понимание, что играешь за великий клуб, влияли на менталитет футболистов. На поле они превращались во львов. Могли выглядеть хуже или лучше, но никогда валяли дурака.
— Значит, Комбаров — исключение?
— Да.
— Из спартаковских героев второго ряда у вас любимцы были?
— Я обожал парня, о котором мы сегодня вспоминали. Имею в виду Мамедова. Классный атакующий защитник. Скорость, техника... Рамиз и в Лиге чемпионов забивал. При этом всегда успевал отрабатывать в обороне. Макс Калиниченко с его изумительными передачами и роскошным ударом тоже был очень хорош.
— А из нынешнего состава?
— С огромной симпатией отношусь к Игорю Дмитриеву. Мне даже нравится, что у него зенитовская родословная. Надеюсь, раскроется, станет звездой — и можно будет сказать: «Плевать, что питерские гены. Попадает парень в нормальную команду — и вырастает в прекрасного игрока...»
— Будь ваша воля — кто бы сейчас тренировал «Спартак»?
— Титов.
— Он же никогда не работал главным.
— Ну и что. Все когда-то начинают...
— Полагаете, потянет?
— Да. Егор был не только топ-игроком с точки зрения тактики, техники, красоты футбола, но и бойцом. Про таких говорят: «Мужик!» Может сжать зубы и терпеть. Это и для тренера важнейшее качество.
— Как считаете, Валерий Карпин вернется в «Спартак»?
— Думаю, нет. Уж очень сильно его обидели.
— Леонид Федун?
— Да.
— Сейчас другое руководство.
— Это не имеет значения. Помните, как у Геннадия Шпаликова?
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Мне кажется, здесь такая же история. Причем сам Карпин это понимает и не рвется обратно в «Спартак».
— За последние годы там поменяли кучу тренеров. Кого из уволенных вам особенно жаль?
— Руя Виторию. Мне он импонировал.
— Чем?
— Умный специалист, при нем команда здорово смотрелась в Лиге Европы. Обыграли в гостях «Наполи», с первого места вышли в плей-офф. Но в «Спартак» Витория попал в жуткое безвременье и продержался всего полгода.
Театр
— Какая книжка у вас сейчас открыта?
— Я до болезни придумал себе челлендж — прочесть полное собрание сочинений Чехова, десять томов. Хотелось понять, в чем его магия. Два успел одолеть. Делал это не торопясь, стараясь вникнуть в каждое предложение.
Но после инсульта стало не до Чехова. Не очень фокусировалось внимание. И я вернулся к любимому писателю своего детства — Владиславу Крапивину. С каким же наслаждением перечитываю его книжки! «Мальчик со шпагой», «Мушкетер и фея», «Острова и капитаны», «Та сторона, где ветер», «Тень Каравеллы»...
— Аудиокниги пробовали?
— Не мое. Только бумажные!
— Почти семь лет вы вели программу о кино. Фильм номер один для вас?
— «Служили два товарища» с Роланом Быковым и Олегом Янковским. Я еще в перестройку начал задумываться: за кого был бы в Гражданскую? За белых или за красных?
— Ну и как отвечаете на этот вопрос?
— У меня до сих пор нет на него ответа, честно. А если говорить о современном кино, очень понравился мистический сериал «Топи». Там восхитительный Максим Суханов, аж дух захватывает. И Ваня Янковский вырос в большого мастера. Уверен, дед бы им гордился.
— До болезни вы много играли в театре. Лучший спектакль с вашим участием?
— «Кто». Поставил Максим Виторган на сцене ДК Зуева. Это его режиссерский дебют. Была титаническая работа над ролью, тяжелейшие репетиции. Несколько раз я порывался все бросить и уйти.
— Так выматывались?
— Да. Виторган не самый добренький режиссер. Уж если ты попал в его лапы, легко точно не будет. Зато именно он научил меня играть драматические роли. Работа с ним, и с такими замечательными артистами, как Лена Ксенофонтова и Андрей Ильин, — бесценная школа.
— Долго шел спектакль?
— Лет шесть. Врать не буду, получился он не самым кассовым. Из-за этого и закрыли.
— Скучаете по сцене?
— Безумно! Мне часто она снится. У всех артистов есть сон-кошмар — когда выходишь на сцену и понимаешь, что из головы напрочь вылетел текст. Начинаешь лихорадочно вспоминать, из-за кулис что-то жарко шепчут, пытаются подсказать... Ты вздрагиваешь и просыпаешься от собственного крика. Но сейчас я даже таким снам радуюсь.
— Наяву случалось забывать реплику?
— Никогда.
— Что вам ближе — театр или кино?
— Театр. В кино какое-то время ждешь, когда тебе скажут: «Я тут «Духless» посмотрел. Как же ты сыграл мерзавца! Неужели в тебе, Сережа, так много гадости — раз настолько убедителен?»
А в театре сразу видишь обратную реакцию. Зал либо смеется, либо напряженно молчит. Ну а если чувствуешь, что у зрителей от восторга перехватывает дыхание, — это вообще ни с чем не сравнимое удовольствие.
Шоу на телевидении, сын с ДЦП, инсульт: биография Сергея Белоголовцева
Актер Сергей Белоголовцев прикован к инвалидной коляске: что известно
Сергей Белоголовцев: «Уберите хулиганов, и «кузьмичи» заполнят стадионы»
Сергей Белоголовцев: «С «Тосно» был позор. С «Краснодаром» — безысходность»
Сергей Белоголовцев: «Разочарование года? Все, что происходит вокруг «Спартака»
Владимир Гомельский: «Отец простил всех, кто писал на него доносы»
Роман Карцев: глухонемой в офсайде
Федор Черенков, которого вы не знали. Часть 3: монастырь, последние дни, памятник на стадионе
Победное возвращение Станковича. Дмитриев принес «Спартаку» первое место в группе
Юрий Голышак, Александр Кружков, «Спорт-Экспресс»