Когда я только начинал учиться играть на саксофоне, мой преподаватель
рассказал мне о «вибрато». Он объяснил, что вместо того, чтобы просто
играть набор нот без изменений, я должен пытаться пульсировать высоту
звука таким образом, чтобы добавить элемент модуляции и выразительности в
композицию. Точное исполнение нот — это одно, но использование вибрато
добавляет музыке индивидуальность и текстуру.
Историческая драма
режиссера Николаса Хайтнера «Хор», рассказывающая о хоровом обществе,
пытающемся исполнить «Сон Геронтия» для своего сообщества на фоне Первой
мировой войны, звучит блестяще. Однако ей не помешало бы более
креативное дополнение, которое добавило бы глубины её стандартному
сюжету. Тем не менее, это песня о бессилии искусства в условиях кризиса,
которую стоит повторить, поскольку мир слишком охотно приносит
искусство в жертву ради производительности и прогресса.
Хотя
уроки «Хоровой музыки» кажутся актуальными и для нашего времени, Хайтнер
тщательно воссоздает атмосферу другой эпохи. Действие разворачивается в
вымышленном городе Рамсден, Йоркшир, в 1916 году, и благодаря
художнику-постановщику Питеру Фрэнсису эпоха оживает с невероятной
детализацией: школьники безрассудно катаются на велосипедах по городу,
аристократы прикрывают свои лысеющие головы цилиндрами, а пар от
расположенных неподалеку промышленных заводов витает над мощеными
улицами.
В происходящем есть некая правдоподобность обыденности,
хотя эта регулярность затрагивает более мрачную правду: город скорбит
по жертвам войны, которая унесла жизни многих его мужчин и оставила
после себя скорбящие семьи. Молодые люди города с замиранием сердца
ждут, получат ли они призыв на военную службу, оставляя остальных
жителей в своего рода неопределенности. Трудно жить обычной жизнью,
когда люди, с которыми ты общаешься, могут погибнуть в любой момент.
Именно
в этом контексте руководители хорового общества, олдермен Даксбери
(Роджер Аллем) и фотограф Джо Флиттон (Марк Эдди), пытаются поставить
«Страсти по Матфею» Баха . Их хормейстер ушел в армию, что заставляет
дуэт нанять доктора Генри Гатри ( Ральф Файнс ). Гатри в некотором роде
является персоной нон грата из-за того, что дирижировал музыкой в
Германии (и, похоже, с теплотой вспоминает свои дни там), а также
из-за своей гомосексуальности (в Англии гомосексуальные акты были
декриминализированы только в 1967 году).
Из-за войны выбор был
скудным, и в радикальном шаге Гутери расширяет состав хора, привлекая к
участию всех желающих из числа горожан, умеющих петь. В хор входят все,
от вернувшихся с войны ветеранов до местной проститутки миссис Бишоп
(Линдси Маршал). На волне иконоборчества хор переключается на исполнение
« Сна Геронтия» Эдварда Элгара , что также является радикальным шагом,
учитывая опасения участников хора по поводу стойких католических
убеждений Элгара.
Файнс может во сне сыграть сурового маэстро с
чутким сердцем, хотя в роли Гатри он демонстрирует гораздо более
сдержанную и реалистичную игру. Гатри компетентен, но постоянно
осознает, что его талант расцветает только в контексте процветающего
ансамбля, и Файнс, кажется, тоже это понимает; он придает фильму
устойчивость и серьезность, позволяя остальным актерам блистать.
Возможно, он самый узнаваемый актер, но приятно познакомиться с такими
талантами, как Белла в исполнении Эмили Фэйрн, разрывающаяся между
ожиданием пропавшего мужа и стремлением к новым отношениям с хористом, а
также Амара Окереке, играющая Мэри, набожную волонтерку Армии спасения,
чей неземной голос является музыкальной изюминкой всякий раз, когда ей
предоставляется возможность выступить сольно.
Если бы «Хор»
сосредоточился на Гатри и сюжетных линиях этих женщин, он мог бы быть
более захватывающим; сценарий Алана Беннета уделяет больше экранного
времени сварливым молодым людям, которые присоединяются к хору, ожидая
решения о том, должны ли они отправиться на войну. Женщины показаны
только в контексте их отношений с мужчинами, независимо от того,
ухаживают ли они за ними или испытывают к ним симпатию. Некоторые
неловкие сексуальные комментарии и ситуации преподносятся как простые
«мужские разговоры», которые, возможно, и соответствуют эпохе, но не
облегчают сочувствие к людям, которых мы должны оплакивать за их
отправку на войну.
С эстетической точки зрения, Хайтнер не
полагается на монотонные сюжетные ходы, чтобы сделать язык скучным. Для
фильма, который в основном состоит из сцен, где люди стоят или сидят и
поют, Хайтнер и оператор Майк Эли находят способы сделать эти сцены
захватывающими. Эли, в частности, предпочитает длинные панорамные кадры,
особенно когда поет хор. Это не только демонстрирует разнообразие
группы, но и говорит о свободе и непринужденности музыки, словно это
дух, движущийся без ограничений.
Один из главных конфликтов
фильма возникает сравнительно поздно, когда Элгар узнает, что Гатри и
хор переработали его произведение, например, изменили главного героя со
старика на солдата, только что вернувшегося с войны. В ответ Гатри
возражает Элгару, утверждая, что искусство, будь то созданное или
адаптированное заново, в какой-то мере отражает эпоху, в которой оно
создается. Это не повод для сожаления, а скорее повод для принятия,
поскольку новый период может раскрыть потенциал текста по-разному.
Действительно, в тени всего, что нас тяготит, может показаться глупым
заниматься музыкой и веселиться, но от этой практики не следует
отказываться.
Нам необходимы новые повествования, чтобы помочь
нам представить себе будущее за пределами нынешних обстоятельств. Хотя в
«Хоровой мелодии» может быть слишком много фальшивых нот, чистота её
песни и послания делает её мелодией, которую трудно игнорировать.