К царебожнику Егору Холмогорову можно относиться по-разному. Однако мы посчитали весьма любопытными и актуальными его рассуждения о размывании русской идентичности, манипуляциях с миграцией и подлинной основе российской государственности. В Российской Федерации десятилетиями проводилась какая-то очень странная национальная политика, которая вообще в принципе игнорировала Русский народ как таковой. Именно об этом рассуждает публицист и общественный деятель Егор Холмогоров, указывая на тревожную тенденцию: пока одни силы на Западе используют мигрантов в геополитических целях, внутри самой России целенаправленно ослабляются позиции русского этноса — того самого фундамента, на котором исторически держалась российская цивилизация.
Вместо того чтобы укреплять культурное самоопределение большинства, чиновники десятилетиями упорно замалчивали его существование, заменяя подлинную идентичность размытыми конструкциями вроде «россиян» или «многонационального народа», лишенного ясного этнического ядра. Холмогоров подчеркивает: эта политика не просто ошибочна — она ведёт к разрушению самого понятия России как исторического, культурного и духовного пространства, основанного на русском начале.
Как-то так получалось, что национальная политика сводилась исключительно к тому, как бы дать какие-нибудь радости, привилегии и плюшки малым народам, всевозможным мигрантским сообществам, диаспорам и так далее.
Возникла вообще очень тревожная тенденция среди чиновников в последние годы — стимулировать даже такой, я бы сказал, речевой оборот: «народы такой-то области». При этом в этой самой области, скажем, 97–98 % — русские. Но говорится не об этом. Говорится исключительно о том, что там десятки, сотни каких-то народов, очень часто представленных по одному человеку. И при этом проводятся всевозможные конкурсы, всевозможные фестивали — уже это стало таким дурным мемом: фестивали плова и так далее.
То есть, грубо говоря, размывалось представление о культурной идентичности России. А в основе культурной идентичности всё равно не может не лежать этническая идентичность. Потому что, ну сколько бы, скажем, наш великий космополитический композитор Чайковский ни был «всемирным», всё равно огромное количество его мелодий построено на русских народных мелодиях.
Точно так же в любой области русской культуры — помимо общечеловеческого содержания, помимо, скажем так, гражданского содержания, будь то в имперский, советский или нынешний период — всё равно несётся достаточно мощное русско-этническое начало. Мы от этого никуда не денемся. То есть мы и русские как этнос, и мы как гражданское сообщество — как бы не очень люблю тот контекст, в котором слово «россияне» у нас начало употребляться в последние десятилетия, но, тем не менее, вот мы как россияне всё равно стоим на этой этнической основе русской. И её надо знать, и её надо изучать во всём её многообразии.
И на самом деле существует огромный интерес у людей. Я вот где-то полгода назад решил заняться тем, чем мечтал заняться всю жизнь, и завёл себе книжную лавку. И вот знаете, какой у меня там один из самых продаваемых артефактов, что называется? Это великая книга Василия Белова, нашего замечательного писателя, «Лад. Очерки народной эстетики», посвящённая именно русской народной культуре: как жили осенью, как жили зимой, как жили в праздники, как жили в будни, какие были профессии, какие были развлечения и так далее. Книга ещё так вот совершенно роскошно проиллюстрирована была фотографиями. А я этим летом оказался вот в тех местах, где эти фотографии снимались — прямо оказывается, что внутри вот этого пейзажа северного русского, который ты видел только на фото, и вот ты на той же точке находишься. Это удивительное, конечно, переживание — совершенно вот на Каргополе и в Архангельской области.
То есть на самом деле мы хотим знать. И я везде вот во всех местах видел огромное количество туристов, при том, что там инфраструктура туристическая не очень развита. Вот. А люди хотят узнавать какие-то… Как жили прабабушки, прадедушки. Иногда совершенно не могут поверить каким-то вещам. Мы разговаривали там с женщинами, им рассказывает экскурсовод: «Вот в печке готовили, мылись там». — «Как так мылись?» — «Ну вот так вот залезали в устье». — «Ну это же невозможно!» Я и говорю, и вмешиваюсь в разговор: «Ну как же невозможно? Знаете, вот мне было 10 лет, меня мыли в нашей русской печи, и я считаю, что да, это такая отчасти, может быть, была этническая инициация, если так можно выразиться, вполне себе. Можно было там помыться — как бы такая мини-баня, если устроить большую баню возможности нет». Вот так интересно женщины с таким удивлением на всё это реагировали.
То есть, на самом деле, вот это этнографическое изучение русских оно очень важно. Оно очень важно, в частности, например, потому что если заняться этим вопросом всерьёз, мы обнаружим удивительную вещь.
Во-первых, то, что русский народ очень однороден. При том, что у нас есть множество групп: поморы, казаки, есть старожилы в Сибири, там вышивки Орловской губернии отличаются, скажем, от вышивок Пермского края, и всё в том же духе. И, несомненно, вот эти различия — они очень важны, они очень интересны. Но, тем не менее, вот это удивительно — насколько русский народ на всей огромной территории, что называется, от Калининграда до Южно-Сахалинска, однороден по культуре, по языку, по каким-то общим чувствам и так далее.
То есть у нас, ну, удивительно: как на таком огромном пространстве! Скажем, достаточно посмотреть на соседний Китай, где на гораздо меньшем пространстве люди с разных концов страны не понимают устной речи друг друга. То есть они знают общие иероглифы, поэтому они могут объясниться письменно, но на устной речи они просто часто друг друга не понимают.
Меня, знаете, удивляло. Я как-то общаюсь с своим товарищем — ещё до начала специальной военной операции, он с Восточной Украины. Он говорит: «Ты не представляешь, чем ближе ты уже к Западной Украине, тем сложнее понять собеседника, потому что там уже идёт смешение с польским, и в конечном итоге вообще это превращается в такое». С западной, да, потому что там был длительный период пребывания под Польшей, а перед этим ещё под Австрией и так далее.
Но как раз в целом, если посмотреть и на белорусов, и на малороссов — причём на малороссов не только, что называется, с Востока, из так называемой Новороссии, которая вообще чисто русский регион, но и, скажем так, из центральной Украины нынешней — всё равно различия между великороссами, малороссами и белороссами тоже по меркам какой-нибудь европейской страны, где, что называется, живущие в соседних деревнях очень часто совершенно не похожи, тоже исчезающе малы.
И мне представляется, кстати, что это тоже важная тема для изучения русского народа — покончить с вот этим мифом о трёх абсолютно отдельных народах. Потому что я помню, кстати, была очень хорошая, в принципе, книга, посвящённая русским, выпущенная Институтом этнографии в конце 90-х годов, я её зачитывался, там прекрасные были главы про кухню, про быт, про расселение и так далее. Но при этом как бы общая тема — что называется, этногенез великороссов в XIV веке. И вроде как получается, что древнерусская народность она никакого отношения к нам не имеет. А это неправда. Это неправда. Наоборот, если мы проследим прямые связи, мы обнаружим, что именно вот те, кого называли в XIX веке великороссами, вот, а потом большевики переименовали просто в русских, тем самым лишив и малороссов, и белорусов право называться русскими — это была одна из самых, как бы, отвратительных историй всей так называемой ленинской национальной политики.
Так вот, что именно великороссы они связаны с древней русской народностью напрямую, вопреки всяким там тоже русофобским мифам. А нужно проработать эти русофобские мифы. Знаете, всю эту бредятину про «поскреби русского — найдёшь татарина», про то, что там все русские этуграфины и так далее. Это всё совершенно… Сейчас есть прекрасные генетические исследования, которые чётко показывают лживость всех этих утверждений.
То есть запрос человеческий на познание самого себя есть сейчас? Ну, то есть он растёт, по крайней мере. Несомненно. Несомненно, это… Мне кажется, вы помните, да, я прошу прощения, что перебиваю, когда было покушение на митрополита Тихона, и сразу следом взлетел спрос на книжки «Для святой святые», помнится мне. Тут, конечно, такой себе случай-то, но, тем не менее, люди, по крайней мере, интересуются.
Сейчас у нас, очевидно, мы в течение этого года видели огромный запрос именно у молодёжи на русскую идентичность. Временами это приобретало какие-то довольно забавные для более старшего поколения формы, вроде моды на Надежду Кадышеву. Вот, там, с другой стороны, девочки, которые ходят в кокошниках — это прекрасно. Я, для меня лично, большая радость: я много лет, много десятилетий боролся за то, чтобы в наш образ жизни вернулась косоворотка. Потому что это замечательная совершенно русская одежда, и она очень удобная, очень приятная, очень комфортная. Вот я ходил в косоворотках ещё тогда, когда ничего, кроме чего-то вот, что называется, в стиле фольклорный ансамбль «Берёзка», невозможно было достать. И вот сейчас я смотрю, как в течение этого года уже появилось большое количество брендов, большое количество производителей, которые шьют очень удобные, очень практичные косоворотки. Я уже в какой-то момент ползарплаты просто потратил, обзавёлся десятком их штук, вот вроде вот таких вот.
То есть на самом деле очень важно то, что нашим людям хочется быть всё более русскими. Почему? Потому что, на самом деле, это важно и в нашем внешнеполитическом контексте. Потому что вот к чему апеллировали и апеллируют, продолжают эти деятели в Киеве: «Вот у нас украинский народ, вот там в вышиванке всё такое, вот мы знаем, кто мы такие». Хотя на самом деле как раз большая часть вот этого знания она выдуманная. А вы кто? И так вот — и действительно, вот на вопрос «вы кто?» многие у нас теряются, потому что десятилетиями вбивали в подсознание, что вот никаких русских нет, а вот все, кто живёт в России, это все общечеловеки с какой-то вот размытой идентичностью, которые не могут ничего сказать о своих предках, о корнях, о традициях и так далее.
Вот мы знаем процессы, которые проходят в Евросоюзе — мультикультурализм, глобализм, размытие этой самой национальной идентичности. Но возникает вопрос: а где проходит эта самая грань между поиском национальной идентичности и национализмом,
Ну вот, то есть тут где эта тонкая грань вообще сама по себе? Собственно говоря, в самом слове «национализм» тоже ничего плохого нет, и в его формах тоже — задача государства это защита интересов нации. То есть в этом смысле я могу сказать: я всегда говорю, что я русский националист. Я считаю, что важная задача российского государства — это забота о русской нации, о том, чтобы она увеличивалась, чтобы её идентичность развивалась и так далее. Это никак не подавляет там другие этносы, которые живут в России.
Но сейчас у нас нет проблемы, что русские кого-то подавляют. Сейчас есть проблема, что у нас как раз любая попытка выразить идентичность русских тут же вызывает истерику. Вот сколько набрасывается… Да, сколько набрасывается на несчастную русскую общину просто за то, что она иногда заступается за людей, на которых как бы наехали диаспоры. То есть на той стороне огромный клан, на этой стороне ни одного, никого, кроме одного конкретного человека. Вот приходит русская община заступиться за этого одинокого человека — сразу же начинают вопить «нацизм», начинают приписывать им совершенно не совершённые ими преступления.
«Вот когда этот маньяк порезал Воденцова…» — с досадой замечает Холмогоров, явно имея в виду резонансное нападение сентября 2022 года, когда на русского активиста Дмитрия Воденцова было совершено покушение гражданином Таджикистана.. И знаете, мне очень не понравилась вот эта тенденция, как начали раскачивать с разных сторон — фактически аналог американского BLM: якобы тут все ненавидят и среднеазиатов, и кавказцев, причём слили всё в одно целое. Всё это начинает выглядеть просто как копия с американской вот этой модели Black Lives Matter. И это очень нехорошо, потому что американцы, они очень любят, на самом деле, работать по шаблонам. И если этот шаблон внезапно проявляется у нас и начинают пропагандироваться, в том числе среди мигрантов, находящихся на нашей территории — значит, кто-то сюда это завёз.