Из нашей давней ТВ-беседы (видео внизу):
– А про первую роль свою, что вы думаете и знаете?
– Первая моя роль – роль Райны в «Шоколадном солдатике». Это Бернард Шоу с изумительным совершенно юмором и абсолютно прекрасным режиссёром Борисом Равенских. Он был в это время главным режиссёром в нашем театре (Театр им. А.С.Пушкина. – Е.Д.). И он – народник. И Бернард Шоу, надо сказать, с ним мало вяжется.
И это было крайне любопытно именно поэтому. Потому что это вообще не его материал. Совсем не его. И он говорил: так, ну-ка, вот давай-ка сделай вот это так вот. Вот тут текст говори, а сделай такую мизансцену. Так, это нельзя сделать, потому что в следующей сцене… Подожди, когда мы дойдем до следующей сцены, тогда мы поймем, почему нельзя этого сделать. Но если ему нравилось, как он сделал, и мы доходили до следующей сцены, и оказывалось, что так сделать нельзя, он говорил «вымарать».
В результате спектакль получился очень симпатичный, милый, остроумный, безусловно. Замечательные актёры были заняты. Юрий Горобец, мой первый партнёр, прекраснейший актёр. И я всегда стояла за кулисами и смотрела, как он играет. Я была молодой актрисой и ещё не понимала, что это за механизмы такие, специфические, артистические. Но я должна вам сказать, что-то в нём, помимо актёрского, было ещё чисто человеческое, мужское.
– Вы упомянули про мужское начало. Считается, что мы сейчас живём в эпоху промежуточных половых форм. Сейчас мужчины такие… недостаточно брутальные. Вы считаете, что у нас сейчас нет таких мужчин, которые могли бы сыграть, слесаря Гошу, персонажа Алексея Баталова. Есть сейчас у нас такие баталовы или нет?
– Ну, разумеется, есть. Но, во-первых, их немного.
– То есть меньше, чем раньше?
– Я вам так скажу. Если мы ориентируемся на Москву, то меньше. А если мы ориентируемся на Россию, то, я думаю, что так же, как и прежде.
– А, то есть вы считаете, что в Москве вот эти тенденции смешения полов выражены?
– Я думаю, что Москва отличается сильно от всей России.
– Почему?
– Ну, Москва как вы сказали, действительно, отдельное государство. И столица вообще всегда отдельное государство, как мне кажется. Ну, как-то, знаете, люди рвутся в Москву. Наверное, за лучшей жизнью.
– Но Москва слезам не верит. Мы знаем уже это.
– Сейчас звучит по-другому: Москва бьёт с носка. Слезам не верит. Действительно. И чтобы было не так больно, люди приспосабливаются, наверное, каким-то образом. Это модно сейчас, с развитием феминизма модно, когда молодые люди элегантно женственны. Это тоже дань моде. А Москва, она, конечно, в первых рядах.
Моя собеседница, думаю, не совсем была права.
Москва — это Россия, помещённая в акселератор. Здесь все процессы — и роскошь, и нищета, и карьера, и падение, и надежда, и отчаяние — идут в сто раз быстрее и достигают абсурдных, гротескных форм. А Россия за пределами МКАД — это та же самая страна, но замедленная до статики, законсервированная в своих вековых бедах и тихой, безысходной тоске.
Одна страна? Нет. Две нации в одном государстве. И они всё меньше находят общего языка. Потому что Москва уже говорит на языке глобальных трендов, а Россия — на языке выживания. И этот раскол — может быть, самая большая наша болезнь. Болезнь, которую не излечить ни высокоскоростными поездами, ни даже разгоном правительства в Сибирь. Потому что проблема не в географии. Проблема — в голове. В голове у москвича, который забыл, что такое «русская глубинка». И в голове у провинциала, который уже ненавидит Москву за её чужеродное, наглое, непонятное благополучие.
Родилась Алентова на СЕВЕРАХ, а характер при этом АЛТАЙСКИЙ.
Алтай в её жизни был — как отправная точка, как фон юности. Но не как место формирования актёрского дара — тот созревал уже в Москве.
Это мифологический ярлык. Такой же, как «сибирский характер» или «уральская сталь». В массовом сознании Алтай — это не просто точка на карте. Это символ. Символ суровости, первозданной силы, непокорной природы, фундаментальной, почти языческой прочности. Когда говорят «алтайский характер», имеют в виду не географию, а качество материала: несгибаемый, выносливый, грубоватый, с огромным запасом прочности.
И вот здесь — главная уловка. Вера Алентова сама своим талантом, своими ролями, своей биографией «написала» себе этот характер. Она создала на экране и в публичном поле образ женщины с несокрушимой волей, выкованной вдали от столичных салонов. Её героини (не только Катя Тихомирова) — это люди, прошедшие через трудности, закалённые, умеющие выживать и побеждать. Это и есть — в массовом восприятии — «алтайский характер»: не сломается, не согнётся, выстоит в любую бурю.
А так то, да: МОСКВА НЕ РОССИЯ.