ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Огни римского военного лагеря были столь многочисленны, что их казалось намного больше, чем звёзд на ночном небе.
Траян вышел из шатра, чтобы подышать свежим воздухом. Его сейчас одолевали тревожные мысли.
«Что с Лонгином? Почему от него нет никаких вестей до сих пор? Быть может, что-то случилось с ним?» - размышлял принцепс, и при этом он смотрел куда-то вдаль, туда, где находились Сармизегетуса, и собиравший вокруг неё отряды даков непримиримый и дерзкий Децебал.
Размышления Траяна прервал центурион преторианцев. Это был Гай Зеферинус:
- Божественный, - произнёс центурион, - прибыл командир паннонских разведчиков. Он просит его принять.
Траян отвлёкся от тревожных мыслей и жестом дал понять, что готов выслушать Тиберия Клавдия Максима. Командир римских конных разведчиков появлялся как всегда бесшумно и неожиданно. Он вынырнул из темноты и, сняв шлём, приветствовал принцепса.
- Что-то новое у тебя? – спросил Максима император.
- Да, Божественный. Срочное!
- Тогда говори.
- От Децебала пришло послание…
- Хм-м… - император оторвался от своих размышлений. - Что в нём?
- Царь даков взял в заложники Гая Кассия Лонгина, который прибыл для переговоров в Сармизегетусу по поводу капитуляции нашего противника, и пригрозил, что обезглавит Лонгина, если не будут приостановлены военные действия, и, если ты, Божественный… е-если ты не отведёшь свои легионы на правый берег Данувия.
Траян, услышав это, резко обернулся к Тиберию Клавдию Максиму.
Лицо у принцепса перекосилось. Его исказила гримаса гнева. И император даже в сердцах схватил префекта за грудки и сорвался на крик:
- Что-о-о?! Э-э-этот варвар… О-о-он что, он совсем спятил?! О-о, боги, он мне ответит за своё вероломство! Клянусь Юпитером Громовержцем! Он поплатится за это своей головой! Такие шуточки со мной не проходят!
Максим терпеливо ждал дальнейших распоряжений.
Траян, наконец-то, немного успокоился и опустил руки.
Понять несдержанность и гнев Траяна сейчас можно было. Персона того, кто посылался для переговоров, защищалась по всем писанным и не писанным законом, и официально назначенного посла не дозволялось брать в плен и тем более угрожать его жизни.
Однако сейчас Децебал умудрился переступить через все мыслимые законы.
Но и это не всё…
Помимо всего прочего, отец Лонгина был не простым римским гражданином. Он был старым другом Траяна. И, к тому же, ещё был и одним из самых влиятельных членов римского Сената.
Вот почему поначалу Траян пришёл даже в смятение и крепко задумался над тем, что же случилось.
***
Разумеется, что ни о каком прекращении военной кампании, развёрнутой против Дакии, не могло быть и речи, но Гая Кассия Лонгина необходимо было как-то вызволять из ловушки, которую ему устроил вероломный дак. Вызволять причём любой ценой и немедленно.
Иначе Децебал действительно мог любимого ординарца императора обезглавить.
Почему-то Траяну казалось, что угроза дака вряд ли ограничится только словами. И что всё обстоит очень серьёзно.
А уже буквально через два дня командир паннонских разведчиков Тиберий Клавдий Максим вновь встретился с принцепсом и сообщил, что узнал от нескольких перебежчиков, что Лонгин, при неудачной попытке бегства, покончил с жизнью.
Траян пришёл в ещё большую ярость от этого сообщения и приказал готовиться к решающему штурму дакийских позиций.
***
С Лонгином у Децебала ничего не получилось, и теперь была одна надежда: всё-таки удержать ущелье Бауты хотя бы до первого снега. Ну а когда он выпадет в горах, то это значительно затруднит ведение военных действий, и тогда Траян быть может перенесёт продолжение своей кампании на следующий год.
На это теперь только и рассчитывал царь даков.
Получив приказ от Децебала, Муцитис сразу же покинул Сармизегетусу и с подкреплением направился на Юго-Запад.
По всему чувствовалось приближение осени. Лето лишь только ещё недавно перевалило за свой пик, но ночи в горах уже стали прохладными. Особенно это чувствовалось в высокогорье. Там под утро иногда появлялся даже иней, и пару раз правда совсем ненадолго выпадал снег.
Муцитис очень торопился, и к ущелью Бауты он подошёл на восьмой день, уже под самый вечер. И тут же Муцитис отыскал палатку Мукапора и прошёл в неё.
***
Когда командующий дакийской конницы зашёл в палатку вчерашнего сотника, а теперь - из-за непредвиденных обстоятельств - ставшего формально тысячником, и заменившего раненных Редизона и Скорио, то застал того за натачиванием своей изогнутой ромфеи. При этом старый Мукапор, склонив голову, что-то напевал себе под нос. Слова его песни Муцитис с трудом, но всё же разобрал.
Это была печальная песня, посвящённая смелому мужу, бросившему вызов врагам. Муцитис протяжно выводил:
- И не жа-а-алея себя и не бо-о-оясь ни-и-икого, Ко-о-омозий возглавил борьбу!
Э-э-эх, Комозий, Комозий… ты – воин! Исти-инный воин! И ты – не-есра-а-авненный герой!
И даки простые тебя запомнят. И будут помнить… во веки веков.
Эта песня посвящалась древнему воину Комозию, который сражался с врагами даже уже ослепнув. А сражался он ещё с самим Александром Македонским. И сражался несколько лет, пока раненного его не схватили враги и живьём не сожгли.
- Пусть не оставит тебя благосклонность Замолксиса! – произнёс начальник конницы.
Мукапор перестал напевать и отвлёкся от своего неспешного занятия.
- А-а-а, это ты, Муцитис! – хрипло поприветствовал Мукапор.
Муцитис и Мукапор друг друга хорошо знали.
Муцитис подошёл к старому вояке и протянул ему небольшую лощённую дощечку, на которой был прописан указ о его назначении командиром заградительного отряда.
- С сегодняшнего дня я вступаю в должность командующего отрядом, который занимает ущелье Бауты, - произнёс Муцитис.
- По-о-онятно… - протянул равнодушным тоном Мукапор даже не читая приказ и жестом показал, чтобы Муцитис присаживался на соседний топчан. – Ну е-е-если это приказ, да причём ещё и самого Децебала… То, конечно! Нашему царю виднее, чем кому-либо ещё… Принимай, Муцитис, командование… Я не собираюсь возражать.
Мукапор воспринял произошедшее, как само собой разумеющееся. У него не было никакой обиды, и эту новость он воспринял спокойно и как будто давно её ждал.
Мукапор отложил свою ромфею и переспросил:
– Ну а как там дела в Сармизегетусе? Как Редизон?
- Редизон плох, - со вздохом ответил Муцитис.
- Совсем уж пло-о-ох?
- Ничего хорошего не могу сказать. Часто бредит и постоянно теряет сознание.
- Мда-а-а… Помоги ему Замолксис! Ну а Скорио как?
- Надеюсь, что Скорио выкарабкается и пойдёт на поправку… – и тут же Муцитис перешёл к делу и спросил: - А скажи-ка мне, сколько сейчас у тебя осталось воинов, Мукапор?
- Э-э-эх-х-хех-хех… - Мукапор со всех сторон осмотрел своё оружие. - Не-е-е, больше не надо точить. Всё! – убеждённо произнёс он. – О-острое… Даже порезаться можно невзначай…
- Я тебя слушаю… - повторил вопрос Муцитис.
- Мне тебя нечем обрадовать… - произнёс в ответ Мукапор.
- И всё же?
- Всего около пяти тысяч.
- Все-е-его-то?! Я не ослышался?!
- А как ты думал? И ещё пара сотен раненных. Если римляне предпримут решительный штурм, то мы свои позиции не удержим. Нас уже слишком мало для этого на перевале.
- Ну а к вам же подходил и отборный отряд меченосцев, вооружённых ромфеями, и которых сюда направлял Децебал? Где они? Что с этими воинами меченосцами, которые на всех наводят настоящий ужас? И даже наводят его на римлян…
- Так я с ними и посчитал, - ответил Мукапор. – У нас очень большие потери. Мы уже почти месяц удерживаем это ущелье. И против нас вся мощь римской армии! Не забывай, Муцитис, сейчас против нашего отряда бьются по меньшей мере – пятнадцать легионов! Через день, а то и каждый день они пытаются прорваться через это ущелье… Вот только за последние несколько дней они ничего не предпринимали. Пока что временно они перестали нам досаждать. Но эта передышка не на долго, я так чувствую. Римляне что-то готовят…
- Ну, ла-а-адно… Я с собой привёл ещё свыше двух тысяч воинов. Царь передал, что нам следует любой ценой хотя бы до первого снега здесь продержаться, - заметил Муцитис.
- Мда-а-а, это разумеется… Ну а-а-а… а что остаётся-то нам? Мы должны продержаться… и зна-а-ачит… продержимся! - согласился со словами Муцитиса немного заторможенный старый вояка.
***
Децебал давно хотел это сделать, но только сейчас он выбрал время и, отложив все остальные дела, поднялся на священную гору Когайонон, которая возвышалась над Сармизегетусой. (Предположительно, это современный пик Гугу в Румынии, высота которого достигает почти 2300 метров.)
Подъём был для него трудным.
Вначале царь со свитой проехал на конях до подножия этой горы. Затем пришлось спешиться и идти до её вершины несколько часов, делая периодически перерывы на отдых. И вот царь и его свита достигли самой вершины Когайонона, и Децебал вошёл в священную пещеру, в которой обитал бессмертный дух покровителя Дакии, могучего и всевидящего бога Замолксиса.
Здесь же находился и Главный жрец.
Это уже был сгорбленный и совершенно седой старик, не знавший своего возраста. Он совсем плохо видел и едва передвигался, и потому опирался на посох.
- Приветствую тебя, святой отец! – Децебал приложился губами к протянутой ему руке Сисаспериса. Рука у того была совсем сухонькой и её всю пронизывали синие прожилки. Да и сам Сисасперис больше походил не на живого человека, а скорее на какую-то пожеотевшую мумию.
По распоряжению Верховного жреца молодые прислужники удалились и Сисасперис обратился к царю:
- Ты хотел поговорить со мной, государь?
- Да, святой отец!
- Я знаю о чём. Ты хочешь от меня узнать своё будущее и чем закончится твоё противостояние с Траяном…
- Ты, как всегда, прозорлив, святой отец! Ты постоянно общаешься с Великим Замолксисом, и через него узнаёшь наше будущее… Сделай милость, поделись сейчас своим знанием и со мной.
Сисасперис тяжело вздохнул.
Верховный жрец закрыл глаза и очень долго молчал. Ему тяжело давались слова. Наконец-то, он очнулся от своего оцепенения, открыл глаза и произнёс:
- Ты же знаешь, государь, что мы, даки, один раз в пять лет должны отправлять вестника на встречу с Замолксисом. (Я уже упоминал об этом изуверском ритуале, бытовавшем у даков. По описанию древних авторов совершался этот ритуал так: бросался жребий среди юношей от семнадцати и до двадцати пяти лет, и на кого этот жребий падал, то на закате, с последними солнечными лучами, этого юношу сбрасывали со скалы на копья стоявших ниже воинов. И если юноша погибал, то значит дакам сулила удача, потому что погибший мог передать все пожелания Великому Замолксису, ну и тот их зачастую исполнял.)
Сисасперис вновь тяжко вздохнул и медленно проговаривая слова продолжил:
- Государь, ещё весной этого года наступило время вновь отправлять вестника к Замолксису, однако ты… с этим ты всё тянешь, тянешь и тянешь. Я тебя предупреждаю: если даки не исполнят этот традиционный обряд, то их участь будет печальна. И ещё… на этот раз никакого жребия не следует бросать.
- Почему?
- Чтобы спасти Дакию и её народ… ты должен согласиться с очень тяжёлым для себя выбором и… Тебе придётся отправить вестником к Замолксису… Котизона.
- Что-о-о?! Ко-о-оти-зона?!
- Да! Твоего сына и наследника.
Услышав последние слова Сисаспериса, Децебал побледнел и, ничего не сказав больше, порывисто встал и вышел из пещеры.
У входа в неё царя дожидались несколько его приближённых. И среди них находился Бикилис. Это был тот самый вождь, который возглавлял северное дакийское племя сагаратов, и который прибыл только что в Сармизегетусу со своим многотысячным отрядом. Сагараты после дайесов были по численности вторым племенем среди даков.
Бикилис пытливо посмотрел на чем-то встревоженного царя и спросил:
- Государь, ну что тебе сказал Верховный жрец Сисасперис?
Децебал покосился на Бикилиса и нехотя ответил:
- Наше спасение – только в решимости биться с римлянами. Если мы настроены будем на это, то тогда… победа будет обязательно за нами!
Децебал не захотел говорить, что Сисасперис посоветовал для спасения Дакии отправить вестником к Замолксису единственного царского сына.
Ни он, ни его супруга Андрада, с этим бы никогда не согласились, и поэтому это заявление Верховного жреца он не стал разглашать.
***
Траян всё понимал.
А ещё его и переполнял гнев.
Прежде всего за вероломство Децебала. И за то, что он, Траян, пошёл у него на поводу, и поверил царю даков, что тот готов был уже сложить оружие и сдать Дакию без какого-либо серьёзного сопротивления.
«Как он мог на эту приманку клюнуть?! Его же Децебал, как какого-то сопливого и недалёкого мальчишку обвёл вокруг пальца! Ведь это оказалась всего лишь уловка, военная хитрость со стороны варвара. И о-о-он… он – Траян, мог на такое неправдоподобное предложение Децебала повесьтись?! Ведь ему же давно известно, что варварам подобные хитрости присущи.»
Когда все высшие офицеры римской армии собрались в шатре Траяна, то после этого принцепс обратился к ним:
- Завтра, с рассветом, - произнёс Траян, - мы идём на штурм дакийских позиций в ущелье. И будем их брать приступом… Беспрерывно. Пока их, наконец-то, не прорвём! Больше топтаться в этом ущелье я не намерен! Терпение моё лопнуло окончательно! Тому свидетели все Олимпийцы! И Юпитер Громовержец тоже!
Штабное совещание было коротким и вскоре все легаты, трибуны-латиклавии и прочие офицеры римской армии разошлись по своим палаткам, чтобы отдохнуть перед решающим штурмом ущелья Бауты.
***
Муцитис, в сопровождении Мукапора, обошёл все посты в самом ущелье и по склонам вершин, которые сжимали его, и, отпустив старого вояку, прилёг на топчан, чтобы вздремнуть. Но в этот раз Муцитис так и не выспался.
Ещё только забрезжил рассвет, а в римском лагере началось какое-то подозрительное движение, а вскоре зазвучали тубы и буцины, подававшие легионерам команду «подъём».
В палатку начальника конницы ворвался Мукапор:
- Ко-омандир, - воскликнул старый вояка: - по всему римляне собираются напасть на наши позиции! Слышишь, как их буцины проснулись и заголосили?! Ревут как оглашенные… и прямо не переставая!
Муцитис тут же вскочил и протёр глаза. И сразу же отреагировал:
- Мукапор, поднимай всех наших! Не-е-емедленно! К оружию! Всем без промедления занять свои позиции!
***
На этот раз Траян решил не привлекать пельтастов, то есть лёгкую пехоту, состоявшую из лучников и пращников, а бросить в атаку самых опытных своих бойцов - триариев. И, действительно, уже вскоре несколько римских когорт из легионов VI Железного, V Македонского и XXX Победоносного Ульпиева вышли из лагеря, выстроились в «черепахи», и по всему ущелью разнеслось громоподобное:
- Ба-ар-р-ра-а!!!
- Ба-а-ар-ра-а-а!!!
- Ба-а-ар-ра-а-а!!!
Римские легионеры ринулись на позиции даков.
Они накатывались на них волнами. Одна волна следовала за другой.
Эти волны повторялись беспрерывно. А ещё римские легионеры начали прорываться через те тропы, которые протянулись по склонам нависавших над ущельем вершин.
Римляне кажется были уже повсюду.
И везде они проявляли бешенное упорство. А всё потому, что сейчас их действиями лично руководил уже сам император.
К полудню позиции даков начали проседать, и тогда отчаянную атаку меченосцев возглавил тысячник Мукапор.
***
Дакийские воины, голые по пояс, размахивая грозными ромфеями, набросились на сомкнутые ряды легионеров и стали вклиниваться в них и разрубать щиты-скутумы и сами головы римских вояк, которые даже не спасали бронзовые шлёмы, да ещё и с гребнями из конских волос. Некоторых легионеров даки этими страшными кривыми и обоюдоострыми мечами разрубали пополам. Но вот примерно через час пал под ударом римского гладиуса Мукапор, и римляне прорвали позиции даков.
А вскоре римляне прорвались и через боковые тропинки и затопили всё пространство, которое так долго удерживалось заградительным отрядом даков.
Эхо подхватило и разнесло по всему ущелью победный клич римлян:
- Ба-а-ар-р-ра-а!!!
- Ба-а-ар-р-ра-а!!!
- Славься, цезарь Траян!!!
- Сла-а-ава грозному Марсу!!!
- Принцепсу сла-ава-а!!!
- Сла-а-ава-а!!! Сла-а-ава-а!!!
Остатки дакийского отряда выстроились в круг и до самого вечера отчаянно отбивались от наседавших римлян.
Под вечер, в числе последних защитников ущелья, пал и Муцитис (отрубленную голову его, в качестве военного трофея, преподнесли Траяну), и римская армия, наконец-то, через месяц с небольшим, овладела этим проходом, и перед ней открылась прямая дорога на Орэштийское плато и на столицу Дакии Сармизегетусу.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В ту эпоху праславянские племена широко распространились по Европе и уже заняли обширную территорию: от Альбиса (нынешняя Эльба) на западе и до Борисфена (нынешний Днепр) на востоке. И нигде праславяне не соприкасались напрямую с Римской империей.
Наиболее развитыми среди них были венеды на западе и карпы на востоке. Но карпы, по большому счёту, являлись смешанным народом, потому что в них перемешалась кровь праславян с восточными кельтами и даками, и даже с более древними киммерийцами, когда-то владевшими всем Северным Причерноморьем.
Впрочем, следует заметить, что в начале новой эры карпы уже мало чем отличались от прочих праславянских племён. Они не только в поте лица зарабатывали себе на хлеб насущный, занимаясь хлебопашеством и различными ремёслами, но и им присуще были любовь к танцам и особенно к пению. Так вот, в одной из карпских тогдашних песен пелось: «Любимый покинул меня и увёз с собой моё сердце». Так и у младшей дочери Драговита происходило.
После отъезда Скорио её уже было не узнать.
Всего за какие-то считанные дни Беляна повзрослела. Она перестала ходить по девичьи с неприбранными волосами, забыла про своих многочисленных кукол и игры с подружками, совсем перестал под сводами княжеских палат раздаваться её беззаботный смех, и теперь эта рано повзрослевшая девочка с жадностью ловила каждую весточку, которая приходила из Дакии.
А новостей оттуда приходило не так уж и много. И пока что ничего не было обнадёживающего.
***
Война даков с могучей Южной империей разгоралась всё сильнее.
И искры от этого пожара могли в любой миг перелететь и через Карпский хребет. Об этом, и ещё о многом другом, уже рассказывали беженцы, которые прибывали с Юга и Юго-Запада, из-за так называемой Горы (так по-своему между собой карпы называли нынешние Карпаты).
Вирута часто теперь проводила вечера со своими детьми, но больше всего она уделяла внимание всё же младшей дочери. Супруга князя Драговита её постоянно успокаивала. Она убеждала Беляну, что с её женихом ничего не должно приключится и что он обязательно к ней вернётся целым и невредимым.
Воислав появился во второй половине липеня (это нынешний месяц июль). Он вернулся с северных территорий. Там ему пришлось разбираться в междоусобице, возникшей между местными родами дреговичей (позднейшие древляне), рассорившихся из-за охотничьих угодий, и проехал затем к только что отколовшимся от них полянам, занявшим область в среднем течении Борисфена, и когда вернулся, то рассердился, узнав, что Савлея в его отсутствии покинула Тамасидаву и направилась в становище к отцу.
Воислав уже не знал, что ему делать, то ли кого-то отправлять за ней, то ли чего-то ещё ждать, но тут молодая супруга сама заявилась. При этом Савлея появилась так же внезапно, как и перед этим пропала.
***
- Почему меня ни о чём не предупредила? Что случилось? – спросил Воислав супругу, встречая её у ворот княжеского терема. Он ухватил под уздцы её гнедого коня, успокаивая этого красавца похлопал его по шеи и провёл вместе с наездницей во двор.
Там, во дворе уже, Савлея без чьей-либо помощи ловко спрыгнула со своего Борея и, обняв мужа, расцеловала его смело и горячо, и произнесла, перемешивая сарматские и карпские слова:
- Прости, любимый! Ну-у, не сердись же. Я только отчасти виновата… Да и то, скорее всего только потому, что тебя не предупредила.
- Так что-то случилось?
- … Ну как сказать?
- Говори!
- Я обеспокоилась состоянием отца…
- Ну и как у него? С ним надеюсь всё в порядке? – спросил княжич. – Он жив?
- По счастью, у него уже всё образумилось и ему ничего не угрожает… Я за него теперь спокойна…
Тень легла на лицо Савлеи. Она не захотела рассказывать мужу, что её хитростью выманили из Тамасидавы, и попытались свести с римлянином, чьи настойчивые домогательства она с гневом отвергла.
Воислав и Савлея прошли в княжеский терем и поднялись на свою половину.
- Ты, наверное, хочешь с дороги отдохнуть? – спросил молодую жену наследник князя Драговита.
- Я бы, конечно же, сейчас не отказалась от отдыха… Дорога меня утомила… - откликнулась на это Савлея.
Она уже не только понимала по карпски, но и более-менее сносно на карпском языке стала изъясняться. (У Савлеи неожиданно проявились неплохие способности к языкам, что многих среди карпов поразило).
Воислав вновь поцеловал жену и покинул опочивальню.
***
Воислав вышел в коридор и осторожно за собой прикрыл дверь.
На верхнем ярусе княжеского терема коридор был длинным предлинным, и в нём царила темнота, да такая, что почти не зги. Там было ну точно, как в пещере. Однако кто-то в этом коридоре сейчас находился. Кажется, княжича поджидали.
Из-за ограниченного количества факелов внутри терема даже в полден в нём казалось, что уже ничего не видно, и Воислав не сразу понял, кто же его ожидал. Наследник Драговита приблизился к этому человеку и присмотрелся.
Оказывается, его дожидался один из пятерых роксоланов, которые по-прежнему служили Савлеи и повсюду её сопровождали.
Роксолан этот нервничал и изредко оглядывался по сторонам. Он обратился к Воиславу, причём это сделал не громко и с явно заговорщицким голосом:
- Коняже, мы можем с тобой… э-э, э-э… поговорити?
- Говори… - кивнул головой Воислав.
- Но я хочу, коняже, один на один… Так у вас говорится?
Вид у роксолана был очень серьёзный и откровенно озабоченный, и чувствовалось, что он на этот шаг долго решался, и что ему необходимо было срочно что-то важное Воиславу сообщить. Причём это сделать необходимо было без каких-либо свидетелей.
Воислав сказал верному слуге Савлеи, чтобы тот проследовал за ним.
***
Они прошли в другую палату, где никого не было, и Воислав уже там обратился к роксолану:
- Здесь нас точно никто не услышит! Так что говори… Говори смело! Я тебя слушаю. Что ты хочешь мне сообщить?
- Коняже…
- Я княжич, - поправил роксолана Воислав.
- Ну, да. Коняжич, я хочу тебя пре… при-и… я хо-о-очу сказати…
- Ну-у!
- Фарзону римляне предло… как э-это у вас? А-а! Они ему хотят дать золото, о-оч-чень много е-е-его, и чтобы он за него напал на карпов… Ну то есть, на вас. И потому… по-отому Фарзон за… захотел выманить дочь отсюда…
- Хм-м-м… А что, моя жена об этом не знала? – Воислав испытующе посмотрел на роксолана.
Тот, не отводя взгляда, ответил:
- Мой госпожа… ей ни всё ещё известно. А мне об этом сказали…
- Кто?!
- Мой старший брат. О-он… есть телохранитель наследника Фарзона.
С трудом подбирая слова, но всё-таки этот роксолан рассказал Воиславу всё, что знал. В том числе и про частые и подозрительные посещения римским разведчиком Эмилием Павлом становища роксоланов в устье Борисфена, и о его переговорах с Фарзоном. Впрочем, и того, что рассказал слуга Савлеи, оказалось достаточно, чтобы Воислав встревожился. И уже вечером того же дня он Савлею прямо спросил:
- Расскажи мне, что с тобой произошло в вашем становище?.. Только ничего от меня уже не утаивая.
И Савлеи пришлось рассказать мужу на этот раз всё без утайки. И про её разговор с Фарзоном, и про домогательства римского купца Эмилия Павла.
И уже после этого Воислав спросил Савлею:
- Ну и как ты думаешь, Фарзон всё-таки может разорвать с нами союзнические отношения и напасть на Тамасидаву?
Савлея поправила непослушную чёлку, которая отросла и постоянно теперь спадала ей на глаза, сжала пальцы до хруста в костяшках, вздохнула и вынужденно мужу призналась:
- Я знаю отца. Знаю его, как облупленного… К сожалению, он… он оч-чень падок до золота и не откажется от него. Я в этом уверена. Так что рано или поздно, но уже Тагасий с роксоланской конницей обязательно появится под стенами Тамасидавы… И тебе к этому следует готовиться, любимый.
***
Повсюду были свежие цветы. Их беспорядочно разложили. А кое где их побросали и вовсе целыми охапками. Этих цветов было необычно много, но от них почему-то не исходил аромат, и они совсем не благоухали.
Весь зал заливался ярким светом.
На своих инструментах играли музыканты. Это были не только даки флейтисты, но и карпские тамбуристы и даже три гусляра.
Среди гусляров выделялся слепой сказитель Буян.
Этот сказитель исполнял сейчас не свою очередную былину о стародавних героях и их подвигах, а что-то другое, скорее что-то торжественное, приличествующее моменту.
Вот появилась Беляна.
Она была в праздничном наряде невесты. А ещё девушка одела и подаренные им украшения, перешедшие к нему от мамы. Она уже встала перед ним.
По обычаю, Беляна склоняет голову, и он одевает на её голову венок, и она тоже самое делает, и затем они, с венками на головах и взявшись за руки, поднимаются по ступеням в верхнюю залу, и подходят к его отцу и матери, и те улыбаются им и их тепло поздравляют.
Со всех сторон раздаётся:
- Счастье и изобилие молодым!!!
- Достатка и любви!!!
Затем им желают долгой семейной жизни и родители невесты, которые находятся поблизости.
Драговит и Вирута целуют их по очереди, и князь карпов подаёт ему кубок с медовухой и провозглашает тост «за молодых»!
- Во-о-оды… во-о-оды… - захрипел вдруг Скорио.
Он чуть не захлебнулся в кашле и очнулся.
Всё у него перед глазами расплывалось и было словно поддёрнуто пеленой. Но юноша различил очертания сидевшей возле изголовья его ложа девушки.
- Бе-е-еляна… - позвал её обрадованный Скорио. – Э-это ты, любимая? Ты-ы-ы?
Но это была не Беляна.
***
Девушка заботливо поправила его одеяло и откликнулась:
- Ты обознался, Скорио! Я не Беляна.
- А кто же ты?
- Я - Тиссия…
- Ти-иссия? Ты… ты до-о-очь… царя?!
- Да.
- А где тогда я?
- Ты сейчас в Рамизадаве.
- И давно я здесь?
- Тебя вчера привезли сюда.
- А что с моим отцом? Как он?
- Он тоже в Рамизадаве.
- И что у него? Он по-прежнему не встаёт? Ему хуже не стало?
- Отец твой не очень себя хорошо чувствует… Он надолго впадает в бессознательное состояние. Ну хватит говорить, побереги свои силы, Скорио, - и царская дочь ещё раз поправив одеяло у раненного, вышла из его покоев.
***
Тиссия сразу же прошла к Андраде. Та в это время читала какой-то длинный и уже потемневший от времени папирусный свиток. Скорее всего очередную историю какого-нибудь грека. Или свою любимую «Одиссею» слепого аэда Гомера, которая у неё всегда была под рукой и которую она часто перечитывала перед сном.
- Он пришёл в себя! – произнесла Тиссия, и тут же добавила: - но он звал какую-то Беляну… Ты не знаешь, мама, кто это может быть?
Андрада оторвалась от свитка и произнесла:
- Судя по имени… это не дакийка, а карпка… и-или… какая-нибудь склавинка. Может эта девушка, с которой он познакомился у карпов вовремя посещения Тамасидавы? Он же там уже несколько раз побывал, по заданию царя. А что он ещё говорил?
- Я не стала его сильно расспрашивать. Скорио ещё слаб. Ему нельзя много говорить.
- Ну ничего, врач мне сказал, что Скорио обязательно пойдёт на поправку, а на счёт какой-то Беляны… ты особо и не переживай. Она далеко, ну а ты рядом… - попыталась успокоить дочь Андрада.
***
Стояние на перевале Орлином затягивалось, и это обеспокоило Драговита.
Князю карпов было известно, что Траян не топтался на месте и вот-вот в Дакии должна была наступить уже развязка, а так необходимая побратиму Децебалу помощь в виде многочисленной армии северных племён всё не могла пройти через искусственно созданную преграду. У этой армии не получалось преодолеть когорту, неизвестно откуда взявшуюся и преградившую им путь.
Всего какая-та одна когорта, причём из необычных римлян, каких-то тёмных, почти что чёрных, которую прозвали «чёрными духами», преграждала путь северянам, и пока что эту преграду никак не получалось преодолеть.
Римляне оборонялись стойко и по-прежнему удерживали за собой перевал.
***
Князь Драговит вновь собрал у себя всех предводителей армии, состоявшей из северных племён, и сразу объявил, что ему необходимо обсудить, что же делать дальше. Всё пока складывалось не лучшим образом для северян.
Помимо Драговита здесь были старейшина рода Бужан Градибор и воевода Ратибор от карпов, от склавинов был князь Божен, ну и от бастарнов пришли вожди Клондик и Делдон, а ещё присутствовали вожди от анаратов и других бастарнских племён. Обычно добродушный увалень Клондик, после нескольких неудачных штурмов, был сейчас явно не в духе, но он всё равно взял инициативу на себя и заговорил первым:
- Клянусь Дагдой-Одином, но мы ещё долго будем здесь набивать себе шишки и разбивать в кровь лбы, если продолжим штурмовать укрепления римлян. Надо что-то придумать э-э-этакое… Э-э-э, неожиданное…Того, чего эти чёрные духи от нас совсем и не ждут.
Рыжебородого увальня Клондика поддержал его соотечественник, костобок Делдон:
- А может выждем благоприятный ветер и подожжём на перевале траву и опавшие листья? Давайте выкурим этих духов из норы огнём…
- Э-э, это опасная затея, - возразил карпский старейшина Градибор.
- Почему же? – не захотел соглашаться с Градибором Делдон.
– Да потому, что огонь неизвестно как себя поведёт. Огонь есть огонь. Это - стихия, и она может и на нас перекинуться, так как ветер в этом ущелье сильный и переменчивый, и уж тогда нам тоже будет не сладко, - парировал старейшина рода Бужан. – Повторю ещё раз: в горах наших – и особенно на этом перевале - ветер постоянно дует, и он очень часто меняет своё направление. Это имейте ввиду.
- Ну а что ты тогда можешь предложить? – не собирался сдаваться костобок и продолжил спор.
Градибор немного подумал и высказался:
- А если мы оставим здесь для видимости небольшую часть своих воинов, ну а с большей их частью отступим… и направимся в Дакию через другой перевал? Перевалов же через этот хребет не один, и не два даже, а их больше десяти.
- Да-а-а, но тогда мы потеряем время…- вступил в разговор уже воевода Ратибор.
- А сколько времени это займёт? – переспросил его Градибор, и сам же ответил: – Я думаю, что где-то недели… две… Ну, может, три… Не больше.
- Да, не меньше чем пол месяца, - заметил Драговит. – А это будет непростительно много. Со своей помощью мы тогда можем и запоздать. И Децебалу уже ничем не поможем. Это, други, не выход.
Настал черёд что-то сказать Божену.
Князь склавинов старчески закряхтел и слабым голосом произнёс:
- А может нам действительно поискать обходные пути?
Но после ещё довольно-таки продолжительного обсуждения возможных дальнейших действий, большинство присутствовавших здесь предводителей северной армии сошлись на том, что необходимо ещё раз пойти на штурм занятых римлянами позиций, и любой ценой прорваться через Орлиный.
Однако уже на следующий день перед изумлённым Драговитом предстал дак, который заявил:
- Князь, пусть хранят тебя твои боги! Перун и прочие, какие у вас есть, и какие вас в вашей земле берегут! Приветствую тебя! Я послан от вождя Северных дайесов Пируста, который со своими воинами в ближайшие дни подойдёт с Юга к этому перевалу.
- А как ты прошёл через римские позиции? – удивился Драговит. – Ты что, перелетел по воздуху через них?
Человек, посланный Пирустом, не сдержавшись, благодушно рассмеялся:
- О-о, не-е-ет! Нет-нет! Даки пока что летать не умеют. Мы же – не птицы!
- Так как же ты в нашем лагере-то очутился?!
- Я до вас добрался по обходной тропе. И она совершенно не охраняется. Я полагаю, что римляне о ней даже и не догадываются… Потому что это не их земля… И они здесь – всего лишь пришлые! И поэтому мы их можем перехитрить!
(Продолжение следует)