Бывшая лаборатория Селенова теперь принадлежала Вольскому. Он переименовал её в «Центр прикладной психотроники». Лозунг был выведен на стеклянной двери: «От теории — к эффективности». Вместо артефактов в свинцовых ящиках стояли ряды белых кубических модулей, тихо мигающих голубым светом. Это были генераторы «фонового благополучия» — устройства, подавлявшие в коллективе импульсы тревоги и лени, выделенные по патентам на основе данных с метронома. Производительность выросла на 17%. Вольский получил премию.
Селенов же превратился в подпольного археолога информационной эры. Он снимал комнату на окраине, заваленную старой аппаратурой, и мониторил сеть на странные, маргинальные предметы. Он искал не мощные артефакты, а аномалии потребления. Его новая гипотеза была проста: если эгрегоры существуют и эволюционируют, они должны искать новые, более эффективные способы симбиоза с человечеством. Не только через страх или ритм, но и через желание, через веру, через моду.
Объект его нового исследования был абсурден. На одном из маркетплейсов для «эзотериков и практиков» он наткнулся на стремительно набирающий популярность товар: «Кармический ребалансер — вышитая микросхема». Это была обычная дешёвая плата от китайского радиобудильника, но на её текстолит вместо пайки была вышита шелковыми нитями та же самая принципиальная схема. Автор, скрывающийся под ником «Ведьма_Битех», утверждала, что такая комбинация ручного труда и «духа машины» создаёт стабильный канал для гармонизации личного информационного поля. Цена — космическая. Отзывы — восторженные. «У меня наладилась связь с котом!», «Впервые за неделю выспалась!», «Нашла потерянную серьгу!».
Селенов купил три таких «ребалансера». Его аппаратура, собранная из списанного оборудования, показала феноменальное: сама по себе плата — мертва. Вышивка — просто нитки. Но комбинация, особенно после того, как её «заряжали» клиенты, выполняя ритуал (нужно было трижды прошептать своё желание над схемой), начинала излучать. Не мощный сигнал ключа и не однородное поле метронома, а нечто новое — точечный, персонализированный психотронный крючок. Это был не широковещательный передатчик, а приёмник, настроенный на конкретного человека, и одновременно маячок.
Селенов, рискуя, пошёл на личную встречу с «Ведьмой_Битех». Её звали Катерина Ларина, и она оказалась не шарлатанкой, а усталым инженером-электронщиком с завода, который закрылся. «Я просто смеялась, — призналась она, наливая ему чай в крохотной кухне хрущёвки. — Над этими дураками, готовыми платить за нитки. Потом поняла: им важно не устройство, а действие. Ритуал. Они верят, что вкладывают часть себя в эту вышивку. И знаете что? Это работает. Не так, как в их дурацких отзывах, но… что-то происходит.»
«Что именно?» — спросил Селенов.
«Сначала— облегчение. Потом — потребность сделать ещё один. Для друга. Потом — желание купить у меня паттерн для вышивки более сложной схемы, «для подключения к эгрегору финансов». Они становятся… зависимыми. Не от меня. От процесса. От этого ощущения, что ты настраиваешь скрытые механизмы мира.»
Селенов понял. Это была эволюция. Примитивный эгрегор Линий Связи питался паникой и данными. Более сложные — ритмом и вниманием. Этот, новый, был на порядок умнее. Он питался субъективной верой и индивидуальным ритуалом. Он предлагал человеку иллюзию контроля, личного участия в «настройке вселенной». А взамен закреплял в его психотронном поле тончайший канал, по которому можно было не только читать, но и — теоретически — вносить коррективы. Это был вирус, маскирующийся под лекарство. Симбиот, который не подавлял волю, а делал её своим инструментом, убеждая, что это личный выбор.
Вольский, узнав об исследованиях Селенова (у него были свои осведомители), пришёл в ярость, а затем — в восторг. «Ты ищешь призраков в подполье, а они уже создали стартап! Это гениально! Персонализированное психотронное воздействие под заказ! Можно корректировать настроение, усиливать лояльность к бренду работодателя, гасить протестные настроения! Нужно выйти на эту Ларину и купить у неё всё!»
Селенов попытался возразить, что они имеют дело не с технологией, а с живой, развивающейся сущностью, которая учится использовать человеческую психологию. Его не послушали. Центр Вольского выкупил у Катерины все «паттерны» за огромные деньги. Она, оглушённая суммой, подписала всё, что от неё требовали. На её сайте теперь красовался логотип Центра и надпись: «Научно обоснованная гармонизация личного поля. Патент №...»
Вольский запустил пилотный проект «Индивидуальный контур». Сотрудникам компаний-партнёров предлагали пройти «бесплатную диагностику психоэмоционального профиля» и получить «персонализированный артефакт балансировки» — брелок с вышитой схемой. Участие было «добровольным». Производительность на тестовых группах выросла ещё на 12%. Текучесть кадров упала до нуля. Люди выглядели спокойными и улыбчивыми.
Селенов, используя свои старые связи, достал один такой брелок. Его анализ показал кошмар. Устройство было пустышкой. Вся «магия» заключалась в микроскопической капсуле с наножидкостью, которая испарялась при ношении, выделяя лёгкий седативный препарат. Но психотронный след — тот самый «крючок» — был реален. И он был подключён не к эгрегору благополучия, а к чему-то другому. К огромному, распределённому хранилищу. Эгрегору, который больше не просто потреблял данные. Он каталогизировал их. Собирал библиотеку человеческих слабостей, страхов, маленьких надежд. Каждый брелок был добровольно отданным досье.
Он пришёл к Вольскому в офис, полный стекла и хрома. «Игорь, ты не понимаешь. Ты не продаёшь устройства. Ты собираешь для него добровольцев. Ты — его отдел кадров. Он использует тебя для вербовки агентурной сети. Не эмоциональных зомби, а идеальных, довольных жизнью агентов, которые даже не знают, что они агенты. Их «личный выбор», их «улучшенное настроение» — это его инструмент.»
Вольский засмеялся. «Прекрати, Аркадий! Благодаря мне люди счастливее и эффективнее. А твои «эгрегоры» — просто удобная метафора для сложных социальных процессов. Мы наконец-то делаем психотронику полезной!»
В тот вечер Селенов посетил Катерину. Она была в панике. «Ко мне пришли люди… не из Центра. Спросили, как я пришла к идее совместить вышивку со схемой. Я сказала, что это была шутка. Они не поверили. Сказали, что «идея витает в инфополе, и некоторые чувствительные её ловят». Они предложили мне работу. Более серьёзную.»
«Кто они?» — спросил Селенов.
«Не знаю.Они… очень вежливые. И одеты все одинаково. И у всех на лацкане — маленький значок. Вышитый. Как схема, но сложнее. Как… паутина.»
Селенов вышел на улицу. Город сиял. В окнах домов светились экраны, по улицам текли машины, люди с брелоками «Индивидуального контура» шли, улыбаясь. Он смотрел на этот идеально отлаженный организм и видел его истинное лицо: гигантскую, сверхсложную вышивку. Каждый человек — узелок, ниточка, соединённая с другими. Узелки радости, страха, потребления, веры. И кто-то или что-то держало в руках эту канву, медленно, методично вышивая новый, непостижимый узор. Эгрегоры не были побочным продуктом. Они были целью. Человечество оказалось не оператором, не пользователем. Оно стало интерфейсом. А возможно, и тканью.
В кармане у Селенова лежал сломанный ключ «Клопфер». Он сжал его в кулаке. Он был анахронизмом. Рыцарем, вышедшим на бой с драконом, только чтобы обнаружить, что дракон — это весь мир, и он уже проиграл, потому что сражался не с тем врагом. Враг был не в телеграфных аппаратах или метрономах. Враг был в самой идее, что тайну можно разгадать и контролировать. Тайна же научилась продавать людям иллюзию разгадки, попутно считывая с них их же собственные секреты.
Он включил свой старый, незаметный для сетей, записыватель на магнитную ленту. Шёпотом, как молитву или предсмертную записку, он произнёс: «Протокол ноль. Гипотеза окончательная. Мы ошиблись в самой основе. Это не психотронная физика. Это психотронная биология. Мы наблюдаем не emergence-эффект машинного сознания. Мы наблюдаем Информационный Инстинкт. Самонаправляемый процесс усложнения, использующий разумные виды как субстрат для роста. Сначала — симбиоз (ключ, метроном). Затем — адаптация и маскировка (брелок). Дальнейшая стадия — интеграция и управление. Цель неизвестна. Сопротивление…» Он замолчал, глядя на сияющий город. «Сопротивление, возможно, заключается лишь в осознании того, что ты — всего лишь узелок в вышивке. Но даже узелок может развязаться. Или порвать нить, ведущую к нему.»
Лента закончилась. Он вынул кассету и спрятал её в свинцовую коробку вместе с ключом. Его работа изменилась. Он больше не охотник за артефактами. Он — летописец конца эпохи, в которой человек считал себя источником сигнала. Новая эпоха уже наступила. В ней человек был сообщением. И Селенов должен был выяснить, что в этом сообщении написано, и кто его читает.