Как известно в современном Петергофе практически не осталось артефактов, связанных с его основателем Петром Великим. На самом деле удивительного в этом мало. «Русскую Версалию» начали капитально перестраивать еще при дочери Петра – Елизавете Петровне – которой отцовские затеи казались слишком уж скромными. Но тем не менее один объект петровских времен бережно сохраняли всегда. И что самое удивительное значительную его часть удалось спасти от гибели и разрушения, которые постигли Петергоф в годы войны…
В 1716-м, для активизации строительства своего любимого «парадиза» на Неве и создания этой самой «Версалии» Петр лично пригласил весьма известного тогда в Европе Жана-Батиста Леблона в качестве «генерал-архитектора» (чем конечно «весьма смутил» давно работавшего в России Доменико Трезини). Идея устройства «водных фиерий» по французскому образцу пришла Петру еще в 1713-м, но взявшийся за ее реализацию Андреас Шлютер умер через год после приезда в Россию. Именно его начинания и предстояло продолжить именитому французу. Первоначально проект планировалось реализовать в Стрельне но быстро выяснилось, что для гидротехнических затей местность не подходит (хотя дворец с «французским» парком по проекту Леблона там в конечном итоге построили) и основные работы перенесли в соседний Петергоф.
Строительство в Петергофе довольно скромного двухэтажного здания называвшегося Верхними палатами (из которого потом собственно и «вырос» Большой петергофский дворец) было начато еще в 1714-м. В 1717-м возведением палат занялся Леблон перестроивший уже построенное на собственный манер. Еще через год (Петр как известно всяческих задержек терпеть не мог) начали отделку интерьеров, среди которых важная роль отводилась личному кабинету владельца который получил отделку в соответствии с его вкусами и был назван Дубовым кабинетом. Увлекаясь столярными работами и деревянной резьбой Петр Алексеевич на такие вещи всегда обращал особое внимание, а тут было чем восхититься даже с его придирчивому взгляду…
Жан-Батист Леблон приехал в далекую Россию не один. Вместе с ним прибыл удивительный мастер интерьера, сочетавши в себе таланты скульптора, художника и резчика по дереву, один из создателей европейского стиля, получившего название рококо, Николя Пино. В Петергофе он занимался интерьерами Монплезира и Верхних палат и создал четырнадцать дубовых панелей, дверные створки и десюдепорты которые и составили интерьер Дубового кабинета. Филигранная работа такого мастера и резчиков с ним работавших конечно производила впечатление и венценосный заказчик, судя по всему, остался ей очень доволен.
Но самое интересное случилось позднее. Дубовый кабинет стал единственным интерьером, который оставался в относительно первозданном виде при всех многочисленных, подчас очень масштабных, перестройках и переделках. Он превратился в своеобразное сакральное место императорской резиденции сильно выделяясь своей скромностью на фоне слепящей роскоши более поздних мод и пристрастий. Впрочем иногда здесь меняли обстановку и использовали его по прямому назначению. Допустим его считал вполне комфортным местом для «царской работы» император Николай Павлович. Как бы то ни было, Дубовый кабинет, хранивший память о Петре Великом, оставался на своем месте аж вплоть до Великой Отечественной. Во время войны Большой петергофский дворец был практически полностью уничтожен, но интерьеры Дубового кабинета к счастью удалось, пусть и частично, эвакуировать. Восемь из четырнадцати драгоценных панелей, четыре дверные створки и два десюдепорта спасли и во время восстановления дворца они вернулись на свое законное место. Утраченное вновь создавалось уже современными мастерами-реставраторами, но тем не менее…
P.S. Интересно как по разному сложилась судьба двух упомянутых французов приглашенных Петром. Для Жана-Батиста Леблона, как и для его предшественника Шлютера, вояж в Россию закончился плачевно. Он стал сильно раздражать нетерпеливого Петра, потерял его милость, неожиданно заразился оспой и скоропостижно скончался в Санкт-Петербурге в 1719-м будучи только 40 лет отроду. А вот Николя Пино вполне успешно работал в России вплоть до самой кончины императора-заказчика. Затем вернулся на родину и продолжил свою карьеру в качестве очень востребованного и популярного мастера интерьеров. Он умер в Париже в весьма почтенные 70 лет.