Невестка с сыном обиделись, что я согласилась взять к себе только одну из двух внучек

Я только что написала сообщение. Рука дрожала, когда нажимала «отправить». Но я убедила себя, что это необходимо. Виктории, моей невестке, я написала, что на недельные школьные каникулы готова принять лишь Милану. Старшую. А с младшей, Алисой, у меня просто не хватит сил. Моему сыну Дмитрию тридцать пять. У него прекрасная семья. Девочкам восемь и шесть. Милана — копия моего характера в детстве: вдумчивая, сосредоточенная, обожает тихие занятия. Мы можем часами говорить об искусстве или читать. Алиса же — вихрь. Прекрасный, солнечный, но совершенно выматывающий. Она не ходит, а бегает, её вопросы сыплются, как горох из мешка, а любопытству нет предела. После её прошлого визита у меня три дня болела голова, а на новом диване остались следы от фломастера. Телефон зазвонил. Это Дима. Я беру трубку, стараясь говорить ровно. — Здравствуй, сынок. — Мама, мы получили твоё сообщение. Что происходит? Мы всегда привозили к тебе обеих. — Димочка, пойми, возраст уже не тот. С одной девочкой я смогу уделить ей максимум внимания, сводить в кино, заняться чем-то действительно интересным. С двумя… Это просто присмотр. Я не хочу превращаться в уставшую няньку, которая только и делает, что одёргивает младшую. — Но они сёстры, мама. Они всё делают вместе. Как мы объясним Алисе, что её не взяли? Во мне шевельнулось что-то неприятное, колкое. — Придумаете что-нибудь. Скажете, что у бабушки мало места. Или что это её очередь побыть одной с родителями. В трубке послышался голос Виктории. — Алла Петровна, мы привезём всё необходимое. Вы даже ужин готовить не будете, я всё оставлю. Они будут играть сами. — Вика, милая, дело не в быте. Просто я хочу душевного общения, а не круглосуточной суеты. С Миланой мы понимаем друг друга с полуслова. А ваша Алиса… Она чудесный ребёнок, но для меня она слишком шумная. Мои нервы уже не те. — Значит, вы выбираете только ту внучку, которая вам удобна? — голос невестки стал холодным. Эти слова резанули, как нож. — Я выбираю тот вариант, при котором все будут спокойны и счастливы. Алисе, поверь, будет скучно со мной. А я буду раздражена. — Она уже всё чувствует, Алла Петровна. Спрашивает, почему бабушка чаще звонит сестре. Мы закончили разговор на повышенных тонах. Дима выглядел растерянным, Вика — оскорблённой. А я пыталась заглушить чувство вины рациональными доводами. Я заслужила покой и имею право на комфортную старость. Через день Дима позвонил снова. Говорил жёстко, в его тоне было что-то новое. — Мама, мы всё обсудили. Девочки никуда не поедут по отдельности. Если ты не можешь принять обеих, значит, не приедут обе. Мы найдём другой вариант. Я остолбенела. — Как это? Я же всё подготовила для Миланы! Билеты в планетарий купила! — И что мне теперь сказать Алисе? Что её сестра поедет смотреть звёзды, а она останется? Это жестоко. Мы не позволим, чтобы наши дети чувствовали себя по-разному любимыми. Во мне закипело возмущение. — Да я же не делю любовь! Я просто трезво оцениваю свои силы! — Оцениваешь, мама. И выбираешь ту, с которой тебе проще. Прощай. Они не привезли девочек. Не привезли ни на день. Каникулы прошли тихо. Порядок в квартире оставался нетронутым, ковёр — идеально чистым, а фарфор — сверкающим. И эта тишина стала давить на меня, превращаясь в гулкое, невыносимое эхо. Я приехала к ним сама, с двумя одинаковыми куклами. Сидела за их кухонным столом. Вика была вежлива и холодна. Дима — сдержан. Алиса сначала смотрела на меня с опаской, а потом вдруг подошла и молча положила свою маленькую ладонь мне на руку. И в этот момент что-то во мне, какая-то важная и прочная внутренняя опора, надтреснула. — На зимние праздники, — произнесла я, — если, конечно, захотите… я буду рада видеть их обеих. Мы как-нибудь справимся. Вика лишь пожала плечами. — Посмотрим. Возможно, мы уже составили другие планы. Я уезжала с тяжестью на душе, которую не могли объяснить никакие разумные доводы о сохранении личного комфорта.