С начала сентября 2025 года мессенджер МАХ начали предустанавливать на все продаваемые в России смартфоны. Упорно циркулируют домыслы о скором тотальном переходе российских граждан на этот «официальный» мессенджер. Ходят разговоры, что без наличия «Макса» на мобильном устройстве станет невозможным использование портала Госуслуг, запись на прием к врачу и вызов технических специалистов. Попробуем отделить факты от вымысла, обратившись к мнению специалистов.
Прямо с ходу, неизбежно возникает вопрос: почему в открытых информационных каналах (новостях в СМИ, заявлениях представителей власти, официальных пресс-релизах и прочих источниках) мессенджер «MAX» регулярно называют «российским» или «государственным», а также представляют как ключевой сервис, обеспечивающий взаимодействие граждан с государством?
Суть вопроса
Мессенджер MAX сегодня подаётся как ключевой инструмент цифрового взаимодействия граждан с государством. В публичных высказываниях и в СМИ его называют «национальным» и даже «государственным» мессенджером, создавая впечатление, что речь идёт о некоем официальном государственном сервисе, за который напрямую отвечает Российская Федерация. Однако внимательное чтение пользовательского соглашения MAX (на дату редакции 01.11.2025) рисует иную, гораздо более сложную картину.
Юридически сервис принадлежит и администрируется не государственному органу, не казённому учреждению и не государственной информационной системе, а частной компании — ООО «Коммуникационная платформа». Именно с этим юридическим лицом пользователь вступает в договорные отношения, принимая пользовательское соглашение как договор присоединения. Никаких упоминаний о том, что владелец сервиса — органы власти или Российская Федерация, в документе нет. Тем не менее, в публичной риторике сервис маркируется как «национальный»/«государственный», что для непросвещённого пользователя практически неизбежно смешивается с представлением о прямой государственной ответственности.
Особое внимание заслуживает модель ответственности, которую оператор закрепляет за собой в тексте соглашения. Сервис предоставляется на условиях «как есть», без каких-либо гарантий бесперебойности или безошибочности работы. Компания прямо отказывается гарантировать отсутствие вирусов, вредоносного кода, технических сбоев. Более того, она заранее снимает с себя ответственность за потерю данных, ущерб устройствам пользователя, упущенную выгоду, репутационный вред и иные негативные последствия, возникающие в связи с использованием сервиса, включая взломы, утечки и технические инциденты. Это типичная для коммерческого IT‑сектора попытка максимально ограничить риски, но в данном случае она сочетается с иной, куда более чувствительной особенностью — глубокой интеграцией с государственными информационными системами.
MAX не просто платформа для обмена сообщениями. На основании специального федерального закона и правительственных актов через него реализуются функции многофункционального сервиса обмена информацией при взаимодействии с государственными информационными системами. Речь идёт о таких инструментах, как Цифровой ID, передача сведений из ГИС в адрес организаций, подписание документов в электронной форме. В пользовательском соглашении прямо указано, что действия, совершаемые через Цифровой ID, приравниваются к предъявлению документов, а все операции в этом профиле считаются совершёнными лично пользователем. Фактически частный мессенджер становится инфраструктурой для юридически значимых действий: подтверждения статуса, передачи персональных данных, участия в сделках и взаимодействии с организациями, включая тех, кто получает сведения из государственных реестров.
При этом именно на таком узле — в точке соприкосновения гражданина с государственными данными — оператор сервиса оставляет за собой право практически не нести ответственности ни за сбои, ни за утечки, ни за последствия компрометации аккаунта. На практике это означает, что если доступ к устройству, учётной записи или аутентификационным механизмам получит третье лицо и через Цифровой ID будут совершены действия в отношении пользователя, формально они будут трактоваться как действия самого гражданина, тогда как возможность возложить ответственность на оператора платформы оказывается минимальной.
Дополнительный пласт рисков связан с обработкой данных. Соглашение предусматривает возможность доступа к адресной книге на устройстве, сбор имён и номеров контактов для внутреннего использования — от поиска пользователей до различных уведомлений и «иных функций сервиса». Люди, чьи номера оказались в телефоне пользователя, такого договора с оператором не заключали, однако их данные включаются в орбиту мессенджера. Профиль самого пользователя становится объектом поиска по номеру телефона и никнейму; базовая видимость имени, фотографии, ряда иных полей по умолчанию открывает дополнительные возможности для вторичного использования этих данных третьими лицами, за что оператор тоже заранее снимает с себя ответственность.
Таким образом, складывается парадоксальная с точки зрения логики цифрового государства конструкция. С одной стороны, гражданам фактически предлагают воспринимать MAX как государственно значимую инфраструктуру, через которую осуществляется доступ к части сервисов, связанных с государственными информационными системами и юридически значимыми действиями. С другой — в правовом плане они имеют дело с частным продуктом, управляемым коммерческим обществом с ограниченной ответственностью, которое в своём публичном договоре максимально дистанцируется от возможных последствий использования этого продукта.
Вопрос здесь не столько в констатации «хорошо» или «плохо», сколько в прозрачности и честности конструкции. Если значимая часть цифрового взаимодействия «гражданин — государство» концентрируется на частной платформе, логично ожидать особого правового режима: повышенных требований к ответственности оператора, чётких государственных гарантий по защите данных и прав пользователей, ясного распределения рисков между государством и частной компанией. Сегодня, судя по пользовательскому соглашению, этого не видно: в публичной риторике MAX обрамлён государственным статусом, в договорной базе — выстроен как типичный коммерческий сервис с минимумом обязательств.
В такой ситуации у граждан есть не только право, но и смысл задавать государству прямые вопросы. На каком основании мессенджер в официальной коммуникации называется «национальным» или «государственным», если юридически это частный продукт ООО? Какими нормативными актами закреплена концентрация государственных цифровых сервисов и доступа к данным ГИС на платформе, оператор которой de facto почти не несёт ответственности перед пользователем? Какие дополнительные гарантии безопасности и прав граждан предусмотрены именно для этого сервиса по сравнению с любым иным коммерческим мессенджером?
Ответить на эти вопросы уполномочено, прежде всего, Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ как ведомство, курирующее государственную цифровую инфраструктуру. Федеральный закон о порядке рассмотрения обращений граждан даёт каждому право запросить в Минцифры такие разъяснения в письменной форме. Направление аналогичных обращений — не формальность, а инструмент общественного контроля: он заставляет ведомство артикулировать правовые основания принятых решений и, при необходимости, пересматривать архитектуру взаимодействия государства и частных цифровых платформ там, где подменяются понятия и где ожидания граждан о «государственном сервисе» расходятся с реальной юридической конструкцией.
Вот что говорят данные об ООО «Коммуникационная Платформа» с портала https://www.rusprofile.ru/id/1247700595230:
И вот вам вишенка на торте, название MAX, как утверждают инсайдеры, — это не случайность, а откровенный намёк на инициалы министра (MAX-ут (Максут Шадаев). Это не просто аббревиатура, а циничный способ увековечить его имя, пока народ страдает от его провалов! Мессенджер, который должен был стать флагманом цифровой независимости, превратился в посмешище.
Тесты показали, что он не защищает данные пользователей, а сам становится уязвимым для атак.
Делаем выводы… А стоит ли доверять Максу, если нам изначально врут