Обсуждая новые технологии и школьные проекты, мы каждый раз обращаемся к теме будущего. Писатели-фантасты, художники и кинорежиссеры часто выступают в качестве провидцев — открывают нам картины будущего, лежащие перед человечеством вызовы и перспективы. Но не менее интересно обратиться к работам философов. Именно философы дают нам правильные слова для обсуждения наступающего будущего. В этой серии интервью мы будем говорить с философами, визионерами и исследователями, которые изучают взгляды на науку, инженерию и технологии, помогая нам разобраться с ключевыми концепциями, историей технологий и наступающим будущим.
Наш первый разговор — с Дмитрием Холкиным, исследователем истории и философии инженерии, генеральным директором АНО «Центр энергетических систем будущего “Энерджинет”» и автором канала “МетаФизик”.
О СВЯЗИ ПРОШЛОГО И БУДУЩЕГО
Дмитрий, по-вашему, вообще история и будущее связаны?
Говорят, чтобы двигаться вперед, прошлое нужно отбросить. Но для тех, кто всерьез им занимается, история — это то, на что мы опираемся при проектировании, на чем мы учимся и от чего мы отталкиваемся. И здесь очень полезно использовать разные методологии анализа, связанные с циклами технологического развития, с промышленными революциями.
Например, изучение истории энергетики в контексте промышленных революций и смены технологических укладов позволяет лучше понимать, каким образом энергетика изменялась и какой ее следующий шаг развития. Далеко в будущее заглянуть этот подход не позволяет, но спрогнозировать ближайший переход к новому укладу в энергетике на его основе вполне можно. Так, сначала у нас была энергетика, построенная на энергии воды, и это совпадало с механическим этапом развития техники — это была нулевая промышленная революция и первый технологический уклад. А потом человечество начало осваивать технологии второго уклада — машины, одновременно с этим и в связи с этим началась эпоха энергии пара, а это запустило первую промышленную революцию.
На этом переходе — от энергии воды к энергии пара — можно увидеть очень важный момент. Раньше промышленное производство было привязано к месту получения (присвоения) природной энергии, то есть энергии воды, поэтому производство развивалось на реках. Это было связано с тем, что механическая передача энергии, единственно возможная на технологическом уровне того времени, возможна только на небольшом расстоянии. Однако по мере того, как люди стали переходить на энергию пара, они смогли получить новую степень свободы, так как добываемая в шахтах первичная энергия (уголь) может быть доставлена в места, где мы хотим осуществлять промышленное производство, и уже там она может быть преобразована в энергию пара, удобную для применения.
Третий технологический уклад сделал возможным переход к эре электричества, обеспечившей новую промышленную революцию и определившей облик всего XX века. В настоящее время, как считается, мир находится в процессе перехода к цифровому технологическому укладу. И, конечно, интрига в том, какая энергетика будет ведущей в этом укладе? Какую новую степень свободы она даст? Какими возможностями она обеспечит третью (по другим классификациям четвертую) промышленную революцию? Ведь каждый такой переход дает какие-то новые качества, новые возможности для экономики и общества. Чтобы это понять, мы должны смотреть сейчас на формирующиеся уже события и правильно их классифицировать. Вот в этом наша задача. И в этом та работа, которую я проделываю.
То есть прогнозирование будущего технологического уклада требует широты взгляда на разные индустрии, понимание логики их развития. А как, по-вашему, энергетика в этом смысле сильно отличается от других сфер? Она быстрее или медленнее развивается? Например, про IT говорят, что там раз в месяц что-то такое происходит революционное.
Вообще энергетика как сфера — очень инерционная и многоукладная. Когда в России в начале XX века начиналась электрификация, для отдельных мест прорывом могла быть установка паровой машины на мельницу. Похоже, что золотой век энергетики закончился: новые энергетические технологии бурно появлялись в XIX веке, в XX веке они определяющим образом повлияли на развитие экономики и общества, а сейчас они уже не меняются так радикально. Говоря о будущем, о принципиальном прорыве в данной сфере, часто упоминают термоядерную энергетику, но она уже много-много раз откладывалась и все еще так же далека от практического воплощения, как далека была 20–40 лет назад. Сейчас мы находимся на цифровом этапе развития технологий, и цифра является тем, что определяет облик изменений во всех сферах человеческой деятельности, а энергетика становится технологией второго ряда по отношению к цифре.
Цифровые технологии связаны с изменением жизни и промышленного производства: роботы, искусственный интеллект, цифровые и высокоточные производства, беспилотный транспорт — анализируя их, можно понять, какая для этого нужна энергетика. Массово применяемые цифровые технологии требуют центров обработки данных и цифровых фабрик, им нужна энергия высокого качества и высокой надежности. Чтобы питать роботов и беспилотный транспорт, нужна энергия мобильная, доступная в любой точке пространства, по которому перемещается техника. Для того чтобы осуществлять экономическое освоение территорий, к которым раньше было сложно или дорого подвести энергию, нужны автономные энергетические системы, управляемые искусственным интеллектом. Это указывает нам на новые характеристики энергетики, необходимые новым потребителям, массово появляющимся в рамках нового технологического уклада. Именно это обычно упускается при планировании развития энергетики, так как считается, что качественного изменение характера потребления энергии на нашем веку не произойдет. А исторический анализ помогает увидеть, как быстро могут происходить изменения экономики и общества и какими новыми возможностями обеспечивала энергетика эти изменения в каждом цикле развития.
Сейчас мы находимся в периоде складывания цифрового технологического этапа, создающего условия для появления качественно новой энергетики, которая, в свою очередь, обеспечит новую промышленную революцию. На основе исторического анализа больших технологических циклов можно утверждать, что к 2050 году полностью сформируется новый технологический пакет цивилизации, который будет доминировать до конца столетия.
О ФИЗИКАХ И ЛИРИКАХ
Вы как-то рассказывали и писали статьи про разных инженеров, ученых и уделяли внимание их неинженерным интересам: какие они писали стихи, какую музыку слушали. Это совпадение? Или есть в этом что-то принципиально важное с точки зрения людей, которые создают новые прорывные технологии?
Есть устойчивое убеждение, что существует пропасть между технарями и гуманитариями, физиками и лириками. Но если изучать историю, жизнь и деятельность выдающихся инженеров, то можно заметить, что им были присущи высокие проявления технического и художественного творчества. Это как-то связано с красотой, чувствование которой критически важно и там, и там. Известно, что авиаконструктор Андрей Туполев мог оценить красоту чертежа и сделать на этой основе вывод об аэродинамических свойствах модели, потому что, как он говорил, «некрасивые самолеты не летают». А инженер-энергетик и глава Государственной комиссии по электрификации России (ГОЭЛРО) Глеб Кржижановский был еще и поэтом. И для него стихи были способом донести до людей в более образных формах то, что ему хотелось бы: что такое ГОЭЛРО, как это повлияет на развитие большой страны, на жизнь простых людей. Владимир Ильич Ленин, обсуждая с ними подходы к электрификации России, говорил, что «надо увлечь массу рабочих и сознательных крестьян великой программой на 10–20 лет». Вот увлечь таким большим делом мог только такой человек, как Кржижановский, который был погружен и в инженерию, и в государственное управление, и при этом умел очень образно, поэтически выражать идеи.
Красота — это такой дознаниевый, интуитивный способ работы с проектами. Инженерная интуиция позволяет, не входя в детали, распознать через красоту, гармонию целевой образ проекта. То есть ты еще не разбираешься в этом рационально, как инженер, как ученый, но можешь на другом уровне оценить, насколько этот проект непротиворечив, целесообразен. Как без этого можно создать что-то новое?
Поэтому соединение чувства красоты и инженерного творческого подхода в одном человеке важно тогда, когда инженер творит что-то радикально новое, прорывное. Ведь еще до рациональной проработки должен возникнуть образ некого устройства, объекта, который потом, воплощаясь уже в технических аспектах и деталях, будет, вероятно, отличаться от исходного представления. Но в ситуации, когда нет аналогов целевой системы, наличие такого предпроекта в голове в виде образа, грубой метафоры, помогает инженеру-творцу сделать шаг в неизвестное, вступить на путь реализации реальной инновации. И для этого нужно хорошее воображение и чувство красоты, которые возникают в результате насмотренности на лучшие образцы человеческой культуры.
Развитию воображения может помогать научная фантастика, причем не только ее чтение, но и написание собственных фантастических рассказов, помогающих художественно продумывать какие-то нетривиальные идеи. При этом важно, что воображение технического творца должно быть не совсем оторвано от земли, оно должно быть технологически состоятельно. Для инженера воображение — это способность соединить красивым, изящным образом какую-то потребность с технологическими возможностями, пусть даже пока еще гипотетическими. Кстати, этот подход хорош не только для того, чтобы творить уникальные технические новинки, но и для того, чтобы формировать у детей интерес к техническому творчеству через художественное творчество.
Кажется, сейчас система образования толкает человека к очень четкому разделению: гуманитарий или технарь, творческий человек или научно-технический. Есть ли у вас интересные примеры из жизни наших великих инженеров прошлого, как они смогли сочетать это в себе?
Конечно. Например, был великий авиаконструктор прошлого века Роберт Бартини, который разработал около 60 уникальных проектов самолетов, поражавших современников своей фантастичностью. Он также рисовал картины, писал стихи, создавал сценарий фильма. По воспоминаниям людей, которые с ним работали, была в нем какая-то странность, он мог закрыть глаза, на какое-то время задуматься и выдать видение нового образца самолета, но не инженерное, а скорее образное видение. И потом уже инженеры-расчетчики, инженеры-конструкторы, развивая этот образ, превращали его в проект. Некоторые изобретения Бартини только-только начинают воплощаться в жизнь, переходить в практику. Например, экранопланы (судна на динамической водной подушке) сейчас стали модными, ими активно занимаются. А проекты таких самолетов Бартини разрабатывал еще в 60-е годы прошлого века.
Еще один пример — генеральный конструктор, основатель советской космонавтики Сергей Королев, который, кстати, называл Бартини своим учителем. По воспоминаниям современников, выглядел он человеком волевым, строгим и совершенно неромантичным. Однако из воспоминаний дочери можно узнать, что Сергей Королев с детства был одержим романтикой неба, свободного полета. Известно, что он писал стихи, не очень выдающиеся, но у него этот опыт был. А приезжая в Ленинград, находил время, чтобы сходить с коллегами в Русский музей, для него было важно погружение в искусство, для хорошо знавших его людей там он раскрывался в необычном ракурсе. Видимо, не зря академик Борис Раушенбах утверждал, что у Королева был «природный художественный талант». А еще Королев любил читать фантастику, и когда он отправлялся на операцию, после которой ему не суждено было вернуться, то взял с собой томик Станислава Лема.
В образовании дореволюционной России была относительно сильная гуманитарная составляющая, которая способствовала появлению в начале века поколения ученых и инженеров с комплексом технических и художественных талантов. Надо отметить, что такой универсальный тип личности был востребован в то время, так как на рубеже XIX и XX веков формировался новый технологический уклад, нужны были технологические прорывы. В Советском Союзе система образования стала меняться, гуманитарная составляющая в общей школе и технических вузах скукожилась. В 60-е годы это привело к символическому расколу физиков и лириков. Появились отдельно физики, отдельно лирики, которые договориться ни о чем не могли. И представляется, что всегда, когда мы упираемся в барьер развития, когда нужно делать следующий шаг развития — а сейчас именно тот момент времени, — то нужно либо работать с тем, чтобы физики и лирики сходились в команды, либо делать так, чтобы образование становилось конверсальным (диалоговым) с хорошей гуманитарной составляющей.
ОБ ИНЖЕНЕРИИ И ФИЛОСОФИИ
Есть еще одно мнение, что инженеры — это практики. В современном мире они могут реализовать огромное количество всего, надо просто закатать рукава и делать, а не философствовать. Но в контексте будущего вы также часто упоминаете важность людей, которые размышляют о том, как мы живем и как мы должны жить, формулируют какие-то новые совершенно понятия, подходы, взгляды на мир. Почему вообще, на ваш взгляд, философы важны даже сейчас, в XXI веке?
Важным условием для прорыва в будущее является наличие большой задачи, великой миссии, а это возникает в человеке в связи с его мировоззрением, его философскими представлениями. Тот же самый Королев, вероятно, через детскую романтику неба и полетов, позже через соприкосновение с философией космизма пришел к мечте — открыть дорогу для человечества в космос. Когда он работал над созданием ракет, а ракеты заказывались правительством для военно-оборонного назначения, Королев всегда удерживал в сознании эту большую задачу, различными ухищрениями старался ее решать. Никто ему задачу выхода человека в космос не ставил, он поставил ее себе сам.
Реализовывал он свою миссию, по воспоминаниям Бориса Раушенбаха, так: получая заказ на какую-то боевую ракету, он всегда просил — и ему это всегда разрешали — какой-то их процент сделать в «академическом» варианте. Именно это определяло специфику технических решений, которые были реализованы в ракетах. Ему нужно было, чтобы ракета не только могла доставить до цели военный груз, а и вывести человека в космос. Поэтому технические решения были отличные от только боевого применения ракет. Получается, что человек, откуда-то взяв цель, никак не связанную с поставленными ему задачами, определяет, какие технические решения будут реализованы и, как следствие, в каком будущем мы окажемся.
Большинство инженеров, конечно, работает по поставленной извне задаче. Но инженеры-творцы руководствуются своим мировоззрением, которое является для них более определяющим, чем то, что им вменяется и то, что от них требуют другие. Такое поведение можно назвать служением. Это высокий уровень служения обществу, стране, всему человечеству. Как формируется такое мировоззрение? Этому, прежде всего, способствует философия, которая определяет устройство реальности, способы ее познания, в конце концов, что такое хорошо, что такое плохо.
Если изучать историю воплощенных инженерных идей, то можно увидеть извилистый путь тупиков, развилок и прорыва, но на каждой развилке, на каждом повороте этого пути важную роль сыграли те или иные философские представления, которыми руководствовались инженеры. И конечно же, сейчас за многими принципиальными технологическими решениями стоят современные философские идеи, хотя часто выбор выглядит случайным.
А можете привести пример такой развилки, актуальной для наших дней?
В той же энергетике в современной России мы оказываемся перед выбором, который во многом философский. Мы либо будем продолжать старый советский проект, воплощающий философию индустриального развития, и станем реализовывать ГОЭЛРО 2.0 в логике крупных индустриальных строек — создания больших, преимущественно, топливных станций, магистральных сетей и централизованных систем управления.
Либо мы должны включиться в повестку зеленого энергоперехода, за которым стоит философия устойчивого развития, и начать возводить «китайскими» темпами возобновляемые источники энергии. А может быть, мы должны следовать какой-то другой, еще только нарождающейся философии, которая поможет выйти на следующий виток развития. Сейчас мы оказались в такой точке выбора.
Другой уже упомянутый пример — искусственный интеллект. Мировоззрение по поводу ИИ сейчас активно и очень быстро формируется и изменяется. Есть несколько конкурирующих интеллектуальных проектов в данной сфере. Например, есть проект метавселенных, то есть виртуальной реальности, где при помощи искусственного интеллекта человек получает новые занятия, работу, досуг. Это выход человека не в реальный космос, как у Королева, а в цифровой, искусственный космос, то есть своеобразный уход человечества из физического пространства.
Но ведь можно себе представить и другой вариант применения ИИ, в котором он становится действенным помощником в нашей повседневной жизни, в физической реальности. Тогда ИИ будет технологией, обеспечивающей преобразование и развитие промышленности, сельского хозяйства и транспорта, постиндустриальную трансформацию городов и поселений, создание качественно новых практик бережной работы с природой, культивирование активных форм отдыха и туризма, освоение пространств планеты и ближнего космоса. Это другая философская концепция применения ИИ, и для ее воплощения нужны не столько сложные цифровые миры и виртуальные аватары, сколько киберфизические системы.
Киберфизика — это та область научного знания и практики, которая сейчас активно формируется. У нее будет своя этика, своя философия, что позволит выйти человеку из вот этих виртуальных пещер в безграничное физическое пространство планеты Земля, Солнечной системы, Вселенной. Она обещает на порядок более мощные инструменты и средства для реализации более сложных систем, для решения более сложных задач, чем те, что мы сейчас можем решать. Киберфизка — это реальный способ преодоления системной сложности, с которой столкнулось в XX веке человечество и которая стала причиной многих кризисов и бед планетарного и локального характера.
Для их решения нужны инженеры, способные и стремящиеся к философскому исследованию формирующейся реальности, и философы, готовые участвовать в формировании нового мировоззрения на фронтире инженерных практик. И тогда мы сможем не бояться за наше будущее и вернуть цветущую сложность в нашу жизнь.
Опубликовано в "Юный киберфизик", № 4 2025.