Четырнадцать ступенек к искусству
Есть у меня один давний друг, знаменитейший московский актёр, любимец самых широких зрительских масс, начиная от детей и заканчивая столетними бабульками. Не буду называть его имени. Скажу только, что в один из его приездов в Киев местные телевизионщики попросили меня устроить интервью с народным артистом.
В назначенное время любимец миллионов появился у меня дома в паре с очаровательной, но уже крепко «взявшей» подружкой. Подружка, нужно сказать, была известна слабостью ко всему, что связано с артистической профессией и, в частности, к самим артистам. И неважно московский ли, киевский ли, житомирский ли… Важно, чтобы — АРТИСТ!
Да, я забыл сказать, что в моей двухуровневой подольской квартире была лестница. С первого на второй этаж. Дубовая. В четырнадцать ступенек. Но что важнее, это то, что с неё никто никогда не падал, и это я вас попрошу отметить.
Итак, заходят наши дорогие гости: артиста сразу повлекли на интервью, а его дама возжелала осмотреть квартирку, поскольку была впервые. И поднялась на второй этаж…
И вот идёт интервью, а надо сказать журналюга попался слегка «желтоватый», охочий до всякого рода «клубнички», и потому после 2-3-х первых дежурных вопросов о здоровье, о творческих планах сразу «перешёл к делу». И вопрос в лоб:
— А скажите честно, у вас есть ЛЮБОВНИЦА?
Присутствующие затаили дыхание и стали с интересом ждать, как отреагирует мэтр на столь хамский вопрос.
Тот и бровью не повёл, ответил:
— Да, у меня есть любовница. Моя любовница — это ТЕАТР!
И в это время его спутница, как была в шубе, со второго этажа — на первый, как говорится, голова-ноги, кубарем вниз… По всем четырнадцати ступенькам, ни пропустив при этом ни одной…
После сего грохота наступила оглушительная тишина, и кто-то из присутствующих тихо сказал:
— Армен, кажется, ваш ТЕАТР упал…
Можно добавить, что всё обошлось для «театра» благополучно. Люди в таком состоянии и с крыши падают — и ничего, а тут каких-то четырнадцать ступенек! Так что жива-здорова, и слава богу!
Дважды еврей Советского Союза
Ну кто не знал Сеню Фараду?! Его знали ВСЕ, и толком не знал НИКТО. Я имел счастье пару-тройку раз бывать в компании с ним, даже принимать его у себя «на хате», всё пытаясь доковыряться, как говорят в Одессе, «до мозговых глубин»… но всё безрезультатно. Внешне тихий, даже какой-то неприметный, он умудрялся оставаться в центре внимания даже тогда, когда рядом находились «мэтры», более громогласные и броские. Сеня всегда был человеком-«ПЕРСОНАЖЕМ», с его слегка детскими слабостями и капризами. Со своей всенародной славой он носился как с малым дитём, лелея её глубоко в себе, и всегда жутко радовался, когда его УЗНАВАЛИ. И напротив, если люди вокруг по какой-либо причине не замечали Семёна… сразу возникала горькая, совсем по-детски обида на весь окружающий мир. Ежли он заселялся в гостиницу — мог стать у лифта и зорко следить: производит ли впечатление на окружающих хотя бы тот факт, что ОН УЖЕ ЗДЕСЬ! И если начинали бросать взгляды, шушукаться за спиной: «Смотри-смотри! Вон Фарада!», то можно было смело заселять Сеню даже далеко не в люкс. Но совсем другое дело, когда народное «узнавание» по какой-либо причине давало сбой.
Так, однажды мой друг Додик Черкасский стоял с Сеней в гостинице у лифта, из которого выходили иностранцы (!). И понятное дело, на Сеню НЕ ОБРАТИЛИ внимания. Ну это дело такое, КТО такой Фарада для них там в Африке или на острове Пасхи?!
НО Сеню это обстоятельство ЖУТКО обидело! Он глянул на Давида и бросил:
— Говно — отель, валим в другой!
В другом, как на беду (это был «Интурист»), повторилась ТА же история: снова — лифт, снова выходящие интуристы, снова — ноль внимания на Сеню и снова: «ГОВНО-ОТЕЛЬ, поехали дальше!».
И не помогало то, что Додик с пеной на губах доказывал, что это, мол, ИНОСТРАНЦЫ, люди недалёкие, и в кино не ходят, и «Гараж» вместе с «Уно моменто» не видели, и вообще, КТО такой Ричард Гир вместе со своей «Гиршей» (т. е. женой) рядом с нашим славным СЭМЭНОМ… Бесполезно!
Сеня упирался, как молодой жеребец, и Додик понял, что «ЭТО» у друга — НАВСЕГДА!
Прилично потыркались, пока нашли отель «с узнаванием», и после получаса массового братания, автографов-«на-чём-угодно» и других атрибутов народного психоза Сеня с триумфом заселился в более чем скромный номер гостиницы, на вывеске которой не хватало места… даже для одной звезды.
…Как-то один мой будущий товарищ по имени Федя Крат (по причине многочисленных романов его в шутку называли МногоКрат) организовал фестиваль юмора, и не где-нибудь, а в Карачаево-Черкессии, точнее в Домбае и в городе Нальчик. Забегая вперёд, скажу, что главная ошибка Многократа состояла в том, что он напечатал афиши с красочными ФОТОГРАФИЯМИ народных «любимцев». А среди них — и Саша Филипенко, и Володя Вишневский (с его знаменитой мини-поэмой «Ты мне роди, а я перезвоню!»), и куплетисты Мишуков — Бандурин (см. «Аншлаг»), и я (никем на Кавказе не знаемый)… и, конечно же, Семён Фарада в шикарном исполнении модного московского плакатиста-фотографа в центре афиши. И вот эту всю «красоту» вывесили в Нальчике. В ожидании будущего АНШЛАГА!
Афишки наши глянцево-красочные провисели на улицах города… минут двадцать, после чего ВРАЗ… были украдены на сувениры и добрую память. В результате в славном Нальчике люди так и не узнали о существовании нашего будущего концерта. И как следствие, НИКТО не пришёл на концерт, зато нашими афишками через день бойко торговали на местном рынке.
Да, я забыл сказать, что Фарада по происхождению был «дважды» евреем, причём одновременно и кавказским евреем, и «нашим». По папе — кавказским, а по маме — «нашим». Или наоборот. Это обстоятельство его так веселило, что он любил называть себя «Дважды еврей Советского Союза». И добавлял, что в Союзе он — один такой уникальный.
…Не буду говорить, что появление Сени в Домбае, где у нас была основная «база», вызывало бурю восторгов у местных джигитов и джигиток самого широкого возрастного слоя. Это был лёгкий фурор местного масштаба! По улице пройти с ним спокойно составляло целую проблему, поцелуи чередовались с «фотканьем», мамаши несли совсем крохотных детей, чтобы те, несмотря на полную несознанку, могли получить полноценный кайф от близости с Самим. На подъёмниках, на каждой промежуточной станции, были накрыты «поляны», где седые старейшины уже вовсю булькали угрожающих размеров рогами с вином.
С. Фарада — посиделки у Быстряковых
…Сеня купался в славе, как кот в сметане. Меня же в тех местах никто (как я уже говорил) не знал и, как следствие, не обращал внимания на хлопца, который со стороны наблюдал триумф Звезды. Это обстоятельство меня жутко раздражало (я ведь тоже, типа, АРТИСТ!), а никто не целует-мучает и автографов не требует (до эпохи «Золотого гуся» оставалось ещё пару лет). И я мучительно подыскивал повод, чтобы хоть в чём-то отождествиться с «великим Сеней» или, по крайней мере, ощутить свою нужность на этом празднике имени Фарады. И наконец ПРИДУМАЛ!
— Сэмэн! — сказал я в один из вечеров, вроде бы вскользь, уже в гостинице. — А ты напрасно так это вот спокойно в этих местах гуляешь. Плюс обнимухи со всеми, да по стаканчику-другому не отказываешь! А ведь — ЧРЕВАТО!
— ЧЕМ, Вова, чревато? — забеспокоился вдруг «Дважды еврей Советского Союза».
— «Чем-чем?!» А то, что ты дикие местные обычаи будто не знаешь?! Ты ж для них, для местных, типа живого сувенира, можно даже сказать, АМУЛЕТА. А какое первое желание возникает у гордого жителя гор, когда он тебя видит? Обнять, выпить, сфоткаться и т. д. А теперь подумай, ведь может найтись джигит, что захочет иметь ВСЁ ЭТО у себя дома, где-нибудь высоко в горах, в ауле, где один телевизор на тридцать семей, да и тот поломанный стоит для красоты. А тут живой сувенир под названием «Семён Фарада»… и всегда под рукой, и перед кунаками похвастаться есть чем. Смотри, Сеня! Стырят тебя, как в той «Кавказской пленнице», и всех делов!
— Да ну, разводишь ты меня, — обеспокоенным вдруг голосом сказал мне Семён. — И как это они меня стырят?!
— Да «НА РАЗ», Сеня! Мешок на голову, и… ку-ку! Вокруг горы, искать — не переискать (я уже и сам вдохновился своей же ерундой). Будешь где-нибудь в заоблачном ауле халтурить как «живой сувенир имени самого себя». Конечно, будут кормить как на убой, за выпивоном дело тоже не станет, ну а в дальнейшем, может, там и театрик какой организуешь. И назовёшь — «Театр за облаками» (меня уже вовсю несло).
В этом месте Семён выдал паузу, которой мог спокойно позавидовать сам Станиславский.
— Ну не знаю, Вова, — нарушил он раздумье, — прав ты или как, но только с завтрашнего дня от меня — НИ НА ШАГ! Действительно, мало ли что у них в голове. Обнимаются-целуются, а сами мешок готовят! В общем, так! Я тебя везде тут буду представлять как своего телохранителя, бывшего «афганца», а ты, если что, — ноздри раздувай, и пожёстче так, пожёстче!
И началась для меня, как говорят в Одессе, «ну очень сладкая жизнь». Теперь я передвигался не ЗА Семёном, а ПЕРЕД ним, типа заслоняя от всевозможных поползновений.
Сеня, выглядывая из-за моего плеча, представлял меня громко и с хорошей дикцией:
— А это мой друг и телохранитель Вова. В Афгане пару раз меня… прямо с мушки снимал!
Восхищенные местные громко цокали языками и говорили:
— Ай, Вова-джан! Ай молодца какая!
— И наливали в первую очередь МНЕ, а ПОТОМ уже и Артисту. И я, с неспешностью ветерана спецназа, «с достоинством» принимал все эти знаки народной любви, естественно, внутренне сгорая от стыда.
Так мы «допыркались» до того светлого дня, когда народные чувства перелились малость через край, и восторженные местные юноши (из тех, что подрабатывали, утрамбовывая снег на горнолыжных трассах) уболтали нас покататься на их «летающей тарелочке». Так называлась машина-«пилюля», действительно напоминающая формой НЛО. Джигиты обещали нам массу новых впечатлений, рядом с которыми аналогичные «фишки» всевозможных Диснейлендов просто померкнут. И мы, как-то, не подумав, согласились, забыв даже о недавнем Сенином инфаркте.
Нас подняли высоко, на самую последнюю станцию подъёмника. Внизу под нами парили гордые орлы вперемежку с не менеее гордыми парапланеристами, где-то ещё ниже смутно угадывались домики и наш отельчик… Подъехала «пилюля», и нас (идиотов!) пригласили занимать «места согласно билетов». Меня как личного «бодигарда» вместе с Фарадой вселили вовнутрь, где уже вовсю хлопотал «водила», а остальных… ПРИВЯЗАЛИ СНАРУЖИ. Со стороны они напоминали живой пояс шахида-аматора и своим нарочитым весельем явно выдавали нехилый мандраж и поздно пришедшее понимание предстоящего ужаса. И он-таки настал! Мотор взревел, и мы с фанатизмом сошедшего с ума лихача стали утюжить горные склоны. «Тарелка» то взлетала под углом в 45 градусов на кручи, то неслась к краю пропасти, где и зависала, покачиваясь (!) и распугивая парящих НИЖЕ нас орлов. Джигиты радостно гоготали, «отпивая» свою порцию адреналина, а мы с Сэмэном… ну что вам сказать?! Таким Сеню, готов поклясться, не видел НИКТО и НИКОГДА! Судя по его остановившемуся взгляду, можно было без труда догадаться, что Сеня в эти минуты пребывает в некоем кинозале, где внимательно отсматривает ВСЮ свою жизнь, не забывая при этом клясть и тот день, когда он «подписался» на Кавказ, и собственную интуицию, что не сработала, когда сдуру попёрся с нами — …удаками на клятую «тарелочку», и шальных местных хлопцев, которым угробиться с этого склона, как два пальца об асфальт. Общим у меня с Сеней и нашими страдальцами, привязанными снаружи, было лишь… трогательное прощание с родичами, детьми, друганами, любовницами и прочим «антуражем», оставшимся далеко внизу в предыдущей Жизни.
…Сколько нас мурыжили джигиты по пропастям, сказать сложно. Было ощущение, что — вечность. И то, что мы наконец остановились под общий выдох «…твою мать!!!», показалось мне какой-то «нереаловкой», каким-то исключением из правил, когда единственным финалом должно было стать превращение всей нашей компашки — в котлету, в фарш, в сплошное «тарантино».
…Сеня выглядел ещё тише и спокойнее, чем обычно, и это его спокойствие напоминало спокойствие отмороженной ноги, когда ничего не болит, не беспокоит, да и ноги уже как таковой, собственно, и НЕТ… Тихо вылез из «чрева» тарелочки, тихо отошёл в сторонку и тихо стал пи>сать на укатанный до блеска склон… Остальные так же тихо присоединились…
А вечером вся гоп-компания, как по команде, упилась.
C Радмилой Караклаич. Киев, 1970-е гг.
С Натальей Варлей. 1980-е гг.
С Паулсом и Леонтьевым. 1980-е гг.
Интервью у Паулса. 1980-е гг.
С Катей Семёновой
В студии с Караченцовым. 1980—1990-е гг.
Цирк возвращается (с Олегом Поповым). 1982 г.
С А. Масляковым на детском фестивале. Крым, 1980-е гг.
На записи диска «Дорога к Пушкину». Франция, 1994 г.
Гастроли с Караченцовым. Чикаго.
Аккомпанирую Анатолию Кузнецову
С Ларисой Удовиченко
С Барбарой Брыльской. 2010 г.
В жюри с Б. Брыльской и А. Заворотнюк. Шоу «Народная звезда», 2010 г.
С Лайзой Минелли
С Игорем Дмитриевым на фестивале «Бархатный сезон»
С Давидом Черкасским и Евгением Паперным