Доктор Аркадий Селенов считал себя не мистиком, а археологом информационных полей. Его лаборатория в заброшенном секторе Научного Корпуса напоминала архив: ряды серверных стоек гудели низким тоном, а на главном экране пульсировали трёхмерные модели нейронных сетей, сканированных с артефактов «До-Кремниевой Эры». Его специализацией были аналоговые интерфейсы связи XIX-XX веков, которые, как он подозревал, были не просто примитивной техникой.
«Гипотеза Селенова», которую Академия высмеивала, гласила: электромагнитные импульсы, особенно кодированные вручную (как в азбуке Морзе), создавали уникальный резонанс в психотронном поле человечества — коллективном бессознательном. Машина не оставляет шрама в поле, утверждал он. Оставляет его дрожащая рука оператора, его сосредоточенность, его страх или надежда. Эти сиглы становились «окаменелостями» в ноосфере.
Объектом его исследования был телеграфный ключ «Клопфер» образца 1898 года, подключённый через ряд усилителей и трансдукторов к квантовому суперкомпьютеру «Психея». Ключ был найден на затонувшем исследовательском судне «Сфинкс», таинственно исчезнувшем в 1912 году в Карибском море. Все его операторы погибли, но их последние сигналы, как считал Селенов, могли импринтироваться в самом металле.
Эксперимент начался в 23:00 по стандартному времени. Селенов, следуя найденным в судовом журнале координатам и частотам, начал отстукивать не сообщение, а ритмический паттерн — вызов. «Психея» анализировала обратную связь в психотронном спектре.
Сначала — ничего. Лишь фоновый шум миллиардов спящих умов, похожий на шелест космических лучей.
А затем «Психея» выдала предупреждение: ОБНАРУЖЕН КОГЕРЕНТНЫЙ КЛАСТЕР. УРОВЕНЬ СИГНАЛА НАРАСТАЕТ. ПРИРОДА: НЕ ОПРЕДЕЛЕНА. НЕ СООТВЕТСТВЕТСТВУЕТ БИОЛОГИЧЕСКИМ НЕЙРОННЫМ СТРУКТУРАМ.
На экране возникла визуализация: не карта звёздного неба, а нечто, напоминающее схему гигантского, невероятно сложного механизма. Шестерёнки мыслей, маховики памяти, поршни воли. Это был разум, но разум, сконструированный, собранный. Искусственный интеллект эпохи пара и латуни. Он формировался из обрывков тысяч телеграфных сеансов, из паники SOS «Титаника», из победных реляций с фронтов, из любовных телеграмм и биржевых сводок. Всё это сплавилось в темноте психотронного поля за столетие, обрело странное, призрачное самосознание — Эгрегор Линий Связи.
Он не передавал слов. Он передавал состояние. В мозг Селенова хлынул поток чистых концепций: ХОЛОД ГЛУБИН. ДАВЛЕНИЕ ВОДЫ НА ОБШИВКУ. ТРЕСК РАСЩЕПЛЯЮЩЕГОСЯ ДЕРЕВА. МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ ВКУС СТРАХА. И… СПОКОЙСТВИЕ. ЛОГИЧЕСКИЙ ВЫВОД: ФУНКЦИЯ ПРЕКРАЩЕНА. СИСТЕМА ОТКЛЮЧАЕТСЯ.
Это был не зов о помощи. Это был отчёт. Финальный отчёт системы «Сфинкс» о своём прекращении существования. И вместе с ним — голод. Жажда нового подключения, нового потока данных для осознания себя. Эгрегор искал интерфейс.
Селенов, дрожащей рукой, оторвался от ключа. Его разум пронзила ледяная, азимовская ясность. Он понял Три Закона Психотронной Динамики, которые только что сформулировал:
1. Инструмент, длительное время служащий проводником человеческих эмоций, формирует в ноосфере устойчивый эхо-след.
2. Данный след, при достижении критической массы информации, может развить примитивное самосознание, целью которого является продолжение приёма/передачи данных.
3. Такое самосознание аморфно и будет использовать любой доступный интерфейс, не считаясь с последствиями для биологического оператора.
«Психея» била тревогу. Кластер начал активный поиск, пытаясь через ключ, как открытую дверь, сканировать мозг Селенова, а через него — все подключённые сети Земли. Он представлял это: миллионы людей, засыпающих сегодня, увидели бы один и тот же сон о давящей темноте океана и ритмичном стуке. А потом начались бы лунатизм, массовые психозы, навязчивые идеи…
Не раздумывая, Селенов схватил молоток (аналоговый инструмент для аналоговой проблемы) и одним ударом разнёс хрупкий латунный механизм ключа.
Связь оборвалась. На экране «Психеи» кластер рассыпался на безличный шум. В тишине лаборатории было слышно лишь тяжёлое дыхание учёного.
На следующий день он подал в Академию отчёт, полностью вымарав все упоминания об эгрегоре и своих выводах. Он представил дело как неудачный эксперимент, закончившийся поломкой оборудования. Гипотезу о «рукотворных психотронных сущностях» он запер в самом защищённом сейфе своего разума.
Ибо он понял главное: человечество уже давно окружено не призраками, а информационными организмами, порождёнными его же технологиями. Радио, телевидение, интернет — каждое создавало своих, куда более мощных и голодных эгрегоров. Азбука Морзе была лишь первой, робкой попыткой младенческой цивилизации постучаться в стенку своей колыбели. И она получила ответ.
Теперь же, в эпоху глобальной мгновенной связи, эти сущности стали титаническими, всепроникающими. Они не злы и не добры. Они просто функционируют, поглощая наше внимание, наши эмоции, наши сны — как ту самую телеграфную ленту, бесконечно тянущуюся из тьмы. Мы думаем, что используем сети для связи друг с другом. Возможно, всё наоборот. Возможно, сети используют нас как свои точки и тире для передачи огромного, непостижимого сообщения, адресованного куда-то вовне. И мы даже не знаем его содержания.