Когда я увидела комментарий о том, что “поиграв с женщиной-огонь, мужчина всё равно встанет, оденется и уйдёт туда, где борщ вкуснее и носки чище”, — я сначала улыбнулась, потому что это прозвучало так, будто мир действительно делится на два типа женщин: тех, кто пишет статьи на Дзене с бокалом вина, и тех, кто стоит у плиты с кастрюлей борща, охраняя семейные носки как стратегический запас. Но чем дольше я читала эти строки, тем яснее понимала — это не про борщ, не про огонь, не про страсть.
Это про страх.
Про тот древний мужской страх, что настоящая женщина — сильная, яркая, живая, любящая — слишком сложная, слишком независимая, слишком настоящая, чтобы рядом с ней чувствовать себя уверенно. И проще сказать: “мужчина всё равно уйдёт к той, у кого борщ”.
Проще — чем признать, что мужчина уходит не от огня.
Он уходит от необходимости расти рядом с огнём. Я не спорю: есть мужчины, которые действительно выбирают борщ, носки и предсказуемый быт как основной смысл жизни.
И пусть.
Б