Вечер над озером Лакустра стоял тихий, прозрачный, будто наполненный ожиданием. Воздух был неподвижен, как перед большим откровением природы. Доктор Арсен Завадский — биолог, привыкший к строгой однообразности полевых дней, — чувствовал сегодня редкое напряжение: что-то в поведении озера изменилось.
У самой воды мелькали маленькие тела синтрофов — трёхсегментные земноводные, удивительно гармоничные в движениях. Обычно они держались поодаль, но в этот вечер собирались ближе к берегу, словно искали защиты у незнакомого им человека.
Арсен включил бесшумный регистратор и опустился на колени.
— Спокойно… я только наблюдаю, — произнёс он почти неслышно.
Вода под его ладонью едва заметно дрогнула. Сначала он подумал, что это слабая волна, но вибрация повторилась, вторая, третья — короткие, напряжённые импульсы, похожие на далёкие удары сердца. У южного берега скользнула чернильная тень — массивный панцирный макропс, главный хищник этих вод.
И тогда синтрофы начали то, чего учёный ещё никогда не видел.
Сначала — несколько робких касаний. Два синтрофа соединили передние сегменты; между ними вспыхнула едва заметная серебристая полоска. Затем подошёл третий, четвёртый. Каждый точно находил своё место, будто подчиняясь закону, известному им с рождения.
Арсен задержал дыхание.
С металлическим спокойствием природы, лишённой суеты, мелкие существа построили цепь. Серебристые линии между сегментами усиливались, превращаясь в сосудистые мосты. Цепь уплотнилась, обрела гибкость — и на глазах учёного множество особей стало одним организмом.
Метазоон поднял переднюю часть тела — медленно, с достоинством большого животного. На его кольцеобразных швах мягко мерцали хеморецепторные точки. На какое-то мгновение он замер, будто осмысливая новое единство, и только потом скользнул по воде, направляясь к хищнику.
Макропс почуял опасность и отступил — не из страха, но из уважения к силе, превосходящей его собственную. Метазоон не преследовал его: как всё в озере, он действовал ровно настолько, насколько это было необходимо.
Через несколько минут организованный живой поток замедлился, стал мягче, рассыпался на отдельные тела. Мосты между сегментами угасали, словно гасли звёзды в рассветном небе. Синтрофы бесшумно разошлись, каждый унося с собой частицу общего опыта.
Доктор Завадский долго сидел у воды, прислушиваясь к себе.
Какие бы слова он ни подбирал, всё звучало слишком мелко рядом с тем, что он увидел.
В конечном итоге он сделал единственную запись:
«Сегодня я стал свидетелем метаформы и понял: жизнь в озере Лакустра мыслит не через борьбу, а через единство. Здесь индивидуальность не исчезает — она становится частью большего порядка».
Вечер снова стал спокойным. Но спокойствие было иным — насыщенным, как воздух после раскрытия древнего знания.
Арсен впервые за долгие годы почувствовал, что прикоснулся не просто к новой форме жизни, а к иной логике существования, которую человек лишь начинает постигать.