Андрей Платонов и Геннадий Гор — два советских писателя, с очень похожим литературным стилем и очень разными судьбами. И очень разным по значимости наследием. Что их отличало — у одного были идеи и смелость писать о них, второй или не знал, что сказать, или побаивался это делать, старался встраиваться в социалистическую действительность. Никто из нас не имеет морального права бросать камень в кого-либо из живших в ту эпоху людей — мы не знаем, как поступали бы на их месте. И сейчас мы мало видим примеров смелости, да такой, чтобы она сочеталась с умом, а не была результатом интеллектуального хаоса.
Коммунист без партбилета
Платонову смелости было не занимать — он продолжал упорно писать так, как считал нужным, даже не пытаясь приспосабливать свою прозу к требованиям советского режима. И при этом был ярым, в ранние годы даже радикальным, коммунистом.
Казалось бы, человек, рукописи которого годами не печатаются из-за того, что цензоры увидели в них крамолу, у которого сын погиб в результате тюремного заключения, должен был изменить свои взгляды и податься в диссиденты. Но нет, Платонов оставался верен свои убеждениям и коммунистической идее – да и самому государству. И при этом вообще не считался с требованиями этого самого государства в своём творчестве.
Многих это удивляет — но, возможно, только это и позволило Платонову не сгинуть в социалистической реальности. С его взглядами он мог бы, скорее всего, сделать головокружительную карьеру, став одним из «придворных» литераторов — но, видимо, приспосабливаться не позволяла внутренняя честность.
Представим, если бы Платонов начал искать компромиссы, соглашаясь с советским режимом не только в том, в чём был искренне солидарен, но во всем? Скорее всего, в этом случае мы не знали бы сегодня его имени — ничто талантливое не рождается под принуждением. Даже вроде бы добровольным — то есть, в результате компромисса.
Заслуженно забытый
Как мало кто, ну кроме профессиональных литературоведов, знает о творческом наследии Геннадия Гора — другого советского литератора, которого с Платоновым объединяет интерес к новаторству и экспериментам в сфере словесности.
Разница в том, что Гор пытался мимикрировать, наполняя угодным для властей содержанием свои модернистские эксперименты. Так, повесть «Корова» – классическая большевицкая агитка. Роман-лозунг, роман-стенгазета — и виртуозная, новаторская форма изложения его не спасает, а лишь подчеркивает пустоту произведения. И проблема вовсе не в том, что автор симпатизирует коммунизму и коллективизации — проблема в том, что автору нечего сказать, и эту смысловую яму беспрепятственно заполняет пропаганда. Скорее всего, дело не в какой-то боязливости Гора (в чём его иногда упрекают), просто у него не было той главной идеи, которая жгла бы его изнутри и просилась наружу.
Ещё одна тема творчества Гора – описание быта бурятов и других народностей Сибири и Севера. Многие из этих рассказов носят весьма хтонический характер, в них нередко повествование ведётся от лица ребёнка, который становится свидетелем убийства собственных родителей. Но уловить смысл, посыл, вложенный автором, в этих рассказах тоже нельзя. Непонятно, для чего они написаны, что хотел выразить ими писатель?
В 1960-е, на волне всеобщего увлечения наукой, Гор переключился на жанр научной фантастики. Но если Стругацкие вкладывали в свои научно-фантастические произведения глубокий смысл, анализировали устройство общества, размышляли о перспективах его развития, то Гор ограничивался осторожными рассуждениями на безопасные темы — о роли искусства, науки и проч. в жизни человека.
Форма и содержание
По сути единственным, что смогло выбить из писателя действительно яростные, мощные вещи, стала блокада Ленинграда. Этот чудовищный стимул, — пережитое и увиденное во время блокады, — породил цикл стихотворений, которые литературоведы по праву называют пронзительными.
Сейчас о Горе регулярно пишут в литературных изданиях, как о несправедливо забытом авторе, и пеняют Андрею Битову за его статью «Перепуганный талант, или Сказание о победе формы над содержанием». Написанной, впрочем, с большой добротой и симпатией по отношению к Гору.
«Победа содержания над формой (если такое возможно) есть бездарность. Победа формы над содержанием есть пародия», — писал Битов.
И он был прав. Увы, виртуозного владения языком мало для литератора, не зря писателей в СССР называли «инженерами человеческих душ». Несмотря на все эксперименты XX века, литература всё же не может отказаться от рефлексивности, осмысления реальности. Не обязательно это должно делаться прямо. Скорее важен эмоциональный посыл, который вкладывает автор в произведение. Подводя итог, можно сказать, что, если гений и злодейство, может, ещё и совместимы, но гений и нерешительность – несовместимы точно. Ну и профессиональный писатель — это не тот, кто умеет складывать слова в предложения, а предложения в текст. Это тот, кто способен оказать сильное влияние на людей посредством написанного слова. Недаром антрополог Клод Леви-Стросс считал, что письмо — в первую очередь является инструментом установления власти, и только во вторую — передачи информации.