27 октября 1944 года, на шоссе Львов – Киев, рядом с местом Каменец, около 19 часов, из проходящей машины выскочила женщина. Она побежала в сторону от машины, но была убита двумя выстрелами. Машина тронулась с места и через 700 метров, опять раздались выстрелы и из неё выбросили труп ещё одной женщины. Погибшими были Лидия Лисовская и Мария Микота. В годы оккупации они являлись ближайшими помощницами разведчика Николая Кузнецова. По факту убийства была создана следственная группа, которую контролировал лично начальник 4 Управления НКГБ СССР Павел Судоплатов. Женщины были очень ценными агентами разведки… Следствию не удалось установить ни убийц, ни причин произошедшего…
Проснулась с утра. Села у зеркала причесаться, вспомнила, что не все вещи уложены в чемодан. Нашла в шкафу вязаный платок, посмотрела с вопросом на сиреневую шляпу… нет, поеду в платке… сиреневая, конечно, эффектна, но не по сезону, а платок у меня ко всему подходит. Чулки взяла, пиджак и юбка уже уложены, в них и пойду на награждение… подобрала шикарную брошь на пиджак, горящая как звезда, с лёгким багровым оттенком, правда не знаю, можно ли в ней… ну скажут нельзя – полежит в кармане.
Надо же ещё что – то придумать с машиной!
Прибежала два дня назад моя красавица сестра и не раздевшись, не захлопнув дверь, то ли стоном, то ли криком сообщила:
- Ништайшче, сестра, ништайшче! – и какой - то каскад из гримас на лице и движения рук…
- Вразуми тебя матка боска, - у меня как бы в руках воображаемый лёд и я пытаюсь приложить его к её лбу. – Толком объясни, что за пчёлы гнались за тобой?
- Лиля, у меня нет подходящего платья! Все, которые я люблю, остались в Ровно.
Я смотрю на неё и думаю: «Майя, ты нормальная? Столько видеть, а несчастьем называть отсутствие любимых платьев».
- Спокойне. Ты же брала с собой багаж, он был конечно лёгкий, но не пустой.
- Там только белое, мне его шил пан Борислав с Аптекарской…Лёля, я на награждение иду, а не под венец! – тут она закатывает глаза под потолок и голосом совращающего змея сообщает: - Помнишь моё красное с чёрным воротником? Я должна быть в нём. Это так элеганско.
- Мари, твоё элеганско (я тоже закатываю глаза в потолок) висит в Ровно, в шкафу. У нас с тобой уже билеты на руках, послезавтра мы уезжаем. Как ты себе видишь это всё вместе?
- Очень хорошо вижу! Мы поедем чуть раньше - в среду.! Доберёмся на попутках до Ровно, я возьму дома платье, меховую накидку, наверняка что – то ещё и сядем ко всем в поезд. Будем дальше ехать с ними и смотреть на их хмурые физиономии.
Я скрестила руки на груди, поставила высокомерную осанку, а лицо сделала невозмутимым, как у пани Марозельской - моя учительница географии.
- Мария!
- Лилечка! Вспомни, что ты сделала, чтобы получить то платье на свой выпускной!
Конфуз! Платье было transparentes, и чтобы его заполучить и тем более продемонстрировать, на какое – то время пришлось забыть, что я христианка.
- Хорошо! Очень веский довод (напротив меня ликование), попробую, что – нибудь придумать…
Был один план, теперь будет другой. Нам ли привыкать?
- Хорошо, - говорю, - пойду в управу, возьму проездную бумагу. Но ты теперь у меня в долгу!
- Как – нибудь расплачусь… Денег то всё равно нет, - хохочет Мария.
- Услугами, Mien Schatz, услугами!
- ООО, не дождёшься! Тогда послезавтра ищем машину и едем. Спасибо, любимая сестра!
Сож… Пошла в бюро НКВД, показала дежурному документы, объяснила, по какому вопросу я его отвлекаю от чая.
По его удивлённым глазам, я поняла, что не с того начала свою речь.
- Я участница сопротивления, - голос мой, как у диктора. – Относилась к отряду «Победители». Меня здесь знают. Поэтому прошу пана, направить меня к офицеру, который смог бы мне помочь.
Дежурный снял трубку, произнёс в неё всё, что было необходимо, и чтобы не давать мне спуску, подозрительно на меня посмотрел.
Я не смутилась. Никакие мужские взгляды меня задеть уже не могут. Женский опыт!
- Второй этаж, пятнадцатый кабинет. Вас ждут.
Хозяин кабинета, майор, был более, чем радушен.
- Я много о вас слышал, - сказал он мне и показал на стул. – Присаживайтесь. Насколько я осведомлён, вы должны следовать на награждение в составе ваших однополчан. Поездом через Киев в Москву. У вас изменились планы?
- Нет. Планы те же. Немного изменились обстоятельства (айяяй, начинаю врать). У товарищей в Ровно появились вопросы по работе подполья. Мы с сестрой с подпольем контактов не имели, но некоторую информацию мы слышали от немцев, с которыми нам приходилось встречаться. Одним из таких был сотрудник гестапо.
- Сотрудник гестапо? – удивленно уточнил майор.
- Да, майор Бауэр. С ним встречалась моя сестра. Крутила роман…
- И он так просто, мог ей говорить о подполье? – противная у них служба. Никогда никому не верят.
- Она изображала из себя трусиху. Говорила, что очень боится мести партизан, за их встречи. Он её успокаивал и кое – что выбалтывал. Мы передавали это в отряд. Там делали выводы.
- Понятно. Но если вы всё передавали, что же ещё вам осталось добавить?
- Завалялось немножко в сумочке, - шучу я, разговор то поворачивает совсем не в ту сторону.
- Я вам дам бумагу, можете сразу всё изложить, а я в Ровенское управление сам передам. А вы спокойненько с сестрой, на поезде, в стольную…
Так и знала! Вернее догадывалась! Курёха!
- Мы уже настроились. Сами поедем. Ещё…у меня там с мамой, девочка живёт, я считаю её своей дочкой. Очень бы хотелось с ней повидаться.
- Лидия Ивановна, так бы сразу и сказали! А то подполье, осталось, к товарищам чекистам… - он уже доставал из стола бланк проездного. – Разве бы я вам отказал.
- Нет! – решительно заявила я. Во вранье надо идти до конца. – К товарищам мы зайдём обязательно!
- Конечно, конечно! Только постарайтесь не остаться без орденов, - он уже заполнял бланк: «такая то, туда то, оказывать содействие…».
Потом заполнил бланк и на Майю. Оба передал мне.
- По возвращении, зайдите ко мне. Хочу вам предложить поучаствовать в одном деле.
- В каком? – насторожилась я.
- По возвращении, - улыбнулся майор.
- Зайду, - улыбнулась и я.
На следующее утро, в дверь моей комнаты постучалась хозяйка квартиры:
- Пани Лидия! Ви встали? До вас прийшов вiисковий!
Я накинула халат, вышла в коридор. Молодой капитан убедился, что я – это я, дал мне убедиться, что он при исполнении, протянул конверт.
В конверте находилось предписание о моих дальнейших действиях.
Я была должна: в четверг, 26 числа, явиться на вокзал вместе с Марией, сдать билеты; на следующий день, в 10.00 приехать к управе НКВД, там нас будет ждать машина до Ровно; после окончания дел в Ровно, получить билеты на поезд и следовать через Киев до Москвы, для участия в церемонии награждения. Подпись уже знакомого майора и печать.
Бумагу я сразу сожгла. И струсила. Матка боска, задуманное казалось пустяковым делом, а теперь оно оборачивается такими непонятными мне обстоятельствами, что от волнения, у меня даже голову кружит.
Я указательными пальцами сдавила себе виски и командую: «спокойно Лисовская».
Порассуждаем. Ну или что-то похожее…
Я сама назвала место нашей поездки. Как ехали, так и едим в Ровно. Тут сходится. Цель визита. Майор мог позвонить в Ровно и спросить, что такое Лисовская собирается им рассказать. У них там, конечно, удивлённые глаза: едет к нам? Знать не знаем, первый раз слышим. А донька у неё есть? Есть. Девочка – еврейка, они её из колонны выдернули. А колонна на расстрел шла. Любит её? Пусть скажут – любит. Ну не свиньи же они в конце концов. Тут майор и сообразит, что правильно он всё при разговоре понял. И решил взять всё под свой контроль. А я теперь выгляжу в его глазах брехушкой. Ну уж нет! Я точно пойду в Ровенское НКВД, предписание на билеты всё равно там получать, а тема для разговора у меня будет. Они ему потом позвонят и скажут – да, мол, очень ценную информацию сообщила. Так-то. Пусть Майя вещи свои собирает, а я и там поболтаю и Аниту забегу покохаю.
А сейчас надо сесть и спокойно, не торопясь понять – я сама верю в эти соображения.
Приземлилась я на стул, закинула ногу на ногу, сделала глубокий вдох, выдох, ещё раз… Ну? Вполне разумные мысли!
За предателя меня майор точно не посчитал. Иначе бы капитан не с конвертом пришёл.
В четверг днём, мы с Майей были на вокзале. Провожали наших. Всех обнимали. Они горевали, что мы не едем вместе с ними. Коля Струтинский допытывался у меня – почему? Что я ему скажу? Нам надо платье? Вот им, героическим мальчикам, я буду рассказывать о важности красного платья с чёрным воротником? Я, как опытная разведчица, много молчала, отвечала односложно – так надо! – и на самом деле, очень нервничала. То, что майор так уверенно взял нас в свои руки, меня и пугало и успокаивало. Я как будто свободна, но под конвоем. Странное чувство.
Станционный службовец ударил в колокол, ребята начали запрыгивать в вагон. Мы с Майей махали им в след, она сняла с шеи платок, махнула им пару раз, тут уж и слёзы…
- Не реви, - говорю я ей и себе, - пополним твой гардероб и скоро увидимся с ними уже в Москве.
Сестрёнка моя в оккупацию была расчётливой умницей, каждое слово своё взвешивала, каждый взгляд у неё был особым, поступки продумывала, как ходы в шахматах, а наши пришли, стала такой сентиментальной… Да и я не лучше…
Тушь на щеках, нос распух, Майя смешная невероятно, смотрит на меня мокрыми глазами и вдруг говорит:
- А я верю, что «Колонист» жив! Просто он не может пока поехать с нами за своим орденом. Он на задании. Важном.
У меня от её слов спазмом горло перехватило. Сказать ничего не могу. Сейчас задохнусь. А глаза ещё пуще слезами наливаются. Господи, я завою сейчас!
Я обняла Майю и так мы какое – то время стояли…
Коля, Коля…Как было бы здорово, если Майка сейчас права. Мёртвым тебя не видел никто, какие – то слухи, но им доверяют. Вроде бы даже они подтверждаются… Я не хочу верить! Ты уходил от смерти легко, с шармом, неужели не смог в тот раз…
А я вспоминаю… Стук в дверь. Я открываю, стоит красавец немецкий офицер, я его знаю, это мой постоялец. Не будь он проклятый СС, в него даже можно влюбиться… Мы идём по коридору в маленькую гостиную…
- Фрау Лидия, вы опять одна?
- Увы…
- Пожалуй, я догадываюсь. Вы храните верность одному очень дорогому для вас человеку.
- С чего вы взяли? - отмахиваюсь я. – Перестаньте.
И совершенно неожиданно он говорит по - русски:
- Товарищ Попов передаёт вам привет. Наверное, этот привет вы ждали?
Вот не верят люди, что глаза могут из глазниц вылезать. Я в тот момент убедилась. Могут!
- Так нельзя, - зашипела я, - так нельзя… Я же собралась вас отравить.
Про Попова – это был пароль, которого я ждала два года. А постоялец мой – Зиберт, жил у меня уже месяц, по вечерам он мне в красках рассказывал, как он издевается над пленными и коммунистами… Я у партизан попросила яду… Лошадиную дозу!
- Я знаю, - он начал хохотать и перешёл на немецкий, было громко, - Яду ему, да побольше!
- Дурак! – сказала я ему. Вот что тут ещё скажешь? А он хохочет! Так заливисто… Не удержалась я – стою, такая же дура, хохочу…
А недавно он мне приснился. Стоит передо мной, в нашей форме, погоны полковничьи, высокий и говорит:
- Хорошо Лиля, что ты тогда меня не отравила. Вот победа пришла, и я живой.
Я ему хочу ответить и не могу, как рыба рот открываю, а он развёл руками и ушёл.
Просто сон… Не провидение…
В пятницу с утра, мы с Майей наняли извозчика, доехали до управы, дежурный был о нас предупреждён, но развёл руками – машины пока нет.
- Надо подождать, - сказал он и предложил посидеть на стульях, которые мигом доставил совсем ещё юный солдатик.
Майор не появлялся. Да и зачем? Все распоряжения относительно нас он отдал, всё исполняется. Чего зря бегать? Да и куда мы от него денемся?
Через полтора часа машина нашлась. «Студебеккер». Нашими попутчиками оказались три офицера: капитан и два старлея. И водитель при них, с таким очень простецким лицом. Я бы сказала – безродным. Ваня – Ваней.
Они должны были следовать до Шепетовки, но после беседы с капитаном, который нам искал машину, согласились сделать крюк. Крюк получался приличный, я думаю, капитан был очень убедительным.
Мария вместе с офицерами и чемоданами, села в кузов (она всё – таки моложе), я разместилась в кабине, наконец – то поехали.
Я начала размышлять. Вопрос, что и как говорить в Ровно, меня волновал всё больше и больше. А говорить я должна, я уже так решила.
Вот! Конечно, я им расскажу о своих подозрениях! Они меня периодически донимают, а конкретики никакой нет. Сумбур один. Я пыталась рассказать о них Бергме из подпольного обкома, но получился такой кавардак, что тот на меня рукой махнул:
- Не может быть.
Сейчас попробуем ещё раз. На одном из свиданий, Майя в очередной раз жалуется своему Дитриху на свою трусость: узнают, выследят, точно голову отвернут. А он ей – не переживай, я в курсе, что они там замышляют, ты в безопасности рядом со мной. От селёдки уши – понятно же, что предательство. Бергма же сказал:
- Рыцаря он из себя выпячивал, значимостью своей козырял. Не стал бы опытный гестаповец такой информацией раскидываться. Не было у нас доносчиков.
Я ладошкой по столу хлопнула и выдала глупость:
- Должны были быть!
Он, естественно, засмеялся, чаем напоил.
То же самое Майя в 43 году рассказала «Колонисту». У него была совсем другая реакция. Он тогда даже лицом побагровел. Сидел в кресле, глаза закрыл, минут десять молчал, потом говорит:
- У вас у обеих есть хоть малейшая связь с подпольем?
- Нет! – хором ответили мы.
Смотрел он на нас уж очень сурово, я даже засомневалась – вдруг у меня есть, а я не помню?
- И впредь не должно быть! – приказал он.
- Не будет, - я успокоилась, нету у меня никаких связей, точно знаю.
Информацию он тогда передал в отряд, те, в свою очередь, переправили её руководству подполья. И ничего тогда не произошло. А может и произошло, да я не в курсе?
В любом случае, всё это я расскажу в Ровно. Пусть товарищи чекисты проверяют. Ну или объяснят мне, что вся эта история уже давным – давно закончилась. А я перед майором не буду выглядеть дурой. Тем более мужчина он серьёзный, интересный…
Машина остановилась.
- До ветру надо сходить, - сказал мне Ваня – Ваней. – Вам если надо, то налево, а мы направо сходим.
Когда мы с Майей возвращались назад, увидели, что все наши мужчины – попутчики стоят кружком и что – то обсуждают. Капитан уверенно доносил им свою мысль, Ваня – Ваней, судя по лицу, был с ним полностью согласен. Лейтенанты молчали, но были все во внимании.
Мы подошли.
- Давайте, все по местам! – скомандовал капитан, скользнув по нам взглядом, и отдельно шофёру. – Делай, как договорились.
Меня аж кольнуло. Плохо, когда ты не знаешь о чём договорились. Да ещё и у тебя за спиной. Тут уж подозрительность включается, не удержишь.
Может немцы переодетые? Или бандера?
Капитан машину споймал попутную, к НКВД они отношения не имеют.
Пока все разворачивались и делали первые шаги, я постаралась оценить лица.
На немцев они точно не похожи. Это сразу в глаза бросается. Бандера? У мужчин – галичан черты лица тонкие, сглаженные… Форма носа чаще дугой наружу, глаза не зауженные… А здесь у всех низкие скулы, носы скорее курносые, волос прямой, не склонный завиваться… Глаза не широкие… Может немецкая разведгруппа из перебежчиков? Надо быть начеку!
Сунула руку в карман пальто. Успокоила себя. У меня в правом кармане лежит «браунинг», после освобождения Львова, я с ним не расстаюсь никогда. На улицах ещё очень неспокойно.
Поймала за локоть Майю и успела ей шепнуть:
- Будь очень внимательна.
Она посмотрела на меня удивлёнными глазами, кивнула утвердительно.
Сели – поехали. О подполье я уже не думала – какое теперь уж подполье! Чьи вы хлопцы будете? – вот теперь был мой главный вопрос.
Проехали Каменец. До поворота на Ровно уж рукой подать.
И тут машина остановилась.
- Вылазьте мадам, - говорит мне Ваня – Ваней. – Приехали. Дождётесь тут попутку и доедите до своего Ровно. А нам такого кругаля давать некогда, своих дел полно.
Я себя сдерживаю. Для меня в таких ситуациях это не сложно. Говорю спокойно:
- С вами договаривались о другом. Если вы были не согласны, то не нужно было соглашаться. Поэтому, сейчас поворачиваем налево и едем в Ровно.
- Не согласись с вами, энкавэдэшниками, всеми чертями сразу пугаете, - и уже с угрозой, - не поеду я туда! Пошла отсюда!
- Вы, рядовой, правильно заметили, что я сотрудник НКВД, у меня есть предписание, чтобы все мне оказывали содействие или в лагере, хочешь оказаться?
- Был я уже там… жить можно… Ты у меня, профура, сейчас отсюда вылетишь! – хватает меня одной рукой за шкирку, второй, наклонившись, пытается открыть дверь, чтобы просто выкинуть меня из кабины.
Я сопротивляюсь из всех сил, чувствую, насколько же он сильнее меня, сейчас точно вылечу из кабины. Выхватила из кармана «браунинг» и выстрелила. В его шофёрскую дверь. Он же должен напугаться и начать выполнять мои просьбы?
- Щ(С)учка! – заорал он и сильно ударил меня локтем в грудь.
У меня дыхание перехватило, зрение кругами пошло, никакой я боец стала. Я выстрелила ещё раз. И, кажется, попала в него.
Мужик он крепкий, застонал, но мне показалось, меньше от боли – больше от досады. От эмоций что – ли…
Конечно, я не могла заметить, как он из сапога достал нож. И резко им ударил. Бил в сердце, но я дёрнулась и нож воткнулся в плечо.
Как же больно!
И я опять стреляю. Не знаю куда!
Голова у меня полетела вперёд, а он ножом своим машет, ему тоже больно, лезвие мне по голове пролетело, я лбом обо что – то ударилась, а в голове глупость: «он левша».
Шофёрская дверь распахнулась. Стоял капитан: лицо злое и озабоченное одновременно. Сразу заорал:
- Что случилось?
- Стрелять начала, - объясняет ему шофёр, а сам телогрейку расстегнул и пытается на себе раны рассмотреть. — Видишь, капитан, как вышло …
Я сижу, упершись головой в металлическую панель, вижу, что топлива осталось не так много, и тихонько рукой шарю по полу. Я уронила «браунинг».
- Чего она такая тихая? - спрашивает капитан.
- Я её ножом поковырял, вот и успокоилась. Но живая пока.
- Понял тебя, Семён, понял. Машину вести можешь? Или я сяду?
- Могу…
- Тогда давай так. Сейчас разворачивайся, впереди может быть патруль, а у вас тут громко было, и гони за Каменец. Там дальше, справа, я видел лесок, там их и оставим. Ты Семён не дрейфь, я своих в беде не бросаю. (и уже в кузов), Сергухин, крепче её там держите!
- Держим! – ответили из кузова.
- Спасибо тебе, капитан, - видно было, что шофёр к нему относился с уважением.
Майка, Майка! Вот мы с тобой вляпались!
Ваня – Ваней развернул машину и погнал в обратном направлении.
Значит, сейчас довезут до леса, добьют, возможно даже закапывать не будут… Нет, закопают. В лес ходят за дровами, нас найдут, возможно, кто – нибудь вспомнит машину… Точно закопают…
Я продолжала шарить рукой по полу, тихонечко, и наконец я нашла «браунинг», он был у левой ноги.
Смотрю уже Каменец проезжаем. Надо пошуметь, люди услышат, может что и изменится в нашем положении…
Поднимаю «браунинг» до уровня колен и стреляю Ване – Ваней прямо в живот. Он захрипел, судорожно дёрнулся, и грудью упал на руль. Рефлексы шофёрские у него были что надо – он, теряя сознание, успел нажать на тормоз.
Я обо что – то ударилась головой, нажала ручку, толкнула дверь, спрыгнула на землю и побежала.
Прости меня, Маша! Я тебя бросила! Спасала себя! Как дурное оправдание – может быть, потеряв меня, они бы и тебя бросили?
Я не успела убежать подальше в темноту… Капитан стрелял отлично. Первая пуля ударила меня в бедро, я споткнулась, попыталась распрямится и тут же вторая добила меня в сердце…
В кузове Майка отчаянно закричала:
- Не убивайте!
Милая моя сестрица, её убили двумя выстрелами в голову, чуть дальше. За рулём уже сидел капитан…