Привет, я ваша Леся-Мастерица-Искусница! Вы знаете меня как неугомонную творческую личность, готовую колдовать и водить кистью всю ночь напролёт. Но сегодня я хочу напомнить о своём другом, почти забытом детище — рубрике «Мои рассказы от Мишки-врунишки». А почему врунишки? Всё началось на Псифесте, когда тревога накрыла меня с головой, и мудрая психолог подкинула неожиданный — и немного хулиганский — приём. «Возьми плюшевого медвежонка, — сказала она, — но это не просто мишка. Это Мишка-врунишка. Говори от его имени, и пусть все гадают: правда в его словах или вымысел? Так ты выпустишь на волю то, о чём молчишь даже сама себе». Он и стал моим хитрым, косолапым соавтором для самых сокровенных — или самых невероятных — историй.
Декабрь пришёл не с морозами, а с тишиной. Той самой, густой и ватой, что проваливаешься в неё после рабочего дня, глядя в окно на мигающие гирлянды у соседей. Свою ёлку Леся ставить не торопилась. Коробка со старыми игрушками из супермаркета, чуть потускневшими за пять лет, стояла в углу и молча напоминала: опять одно и то же. Опять готовое, отштампованное, чужое. Кот Степан, чуткий барометр её настроений, спал, свернувшись на этой коробке, будто охранял прошлогоднюю рутину.
Идею она нашла в забытой сторис — мастер-класс по гипсовым игрушкам... «Легко, экологично, душевно», — гласил текст. Леся усмехнулась. «Душевно» — самое продаваемое слово декабря. Но что-то дрогнуло.
Рабочий стол — кухонный, застеленный старой газетой. Разводила гипс, наблюдая, как порошок превращается в мутное, послушное тесто. Пахло не зимой, а ремонтом, будущим. Степан, привлечённый новыми звуками и запахами, уселся в метре, наблюдая за процессом с философским равнодушием.
И вот первая игрушка — медвежонок, крепко сжимающий в лапах выпуклое сердечко, — уже висела на пустой ветке. А рядом с ним — сова, выточенная из гипса с мудрой округлостью, и под её крылом притаился крошечный совенок. Степан проследил за их движением. Уши настороженно наклонились вперёд. Он подошёл, потянулся, и его пушистая лапа с осторожным любопытством тронула гипсовое сердечко медвежонка, а потом скользнула по выпуклой спине совы. Ожидая окрика, отдернул её, присел.
Но окрика не последовало. Леся, улыбнувшись, просто смотрела. Она видела в этом не вредительство, а тактильное исследование мира, который она создавала. Кот, ободрённый тишиной, снова протянул лапу. Постучал когтем по медвежонку — тук-тук. Звук был глухой, твёрдый, незнакомый. Он обошёл ёлку, задрал голову, его зрачки расширились, отражая белые фигурки. Его удивление было почти осязаемым: эти штуки можно трогать?
С этого момента он стал тихим соучастником. Когда рождалась Луна с кратерами, он обнюхивал её, пока она сохла, оставляя на пыли едва заметный след от влажного носа. Сидел рядом, когда Леся расписывала кита, следя за метрономом кисточки. А когда она вешала на ветку новую фигурку, он, не вставая с дивана, лишь поворачивал голову, будто давая молчаливое одобрение: «Да, эту тоже можно. Вешай».
Ощущение дома изменилось. Оно наполнилось не просто тишиной, а общим, сосредоточенным дыханием. Она — за росписью, он — в своей наблюдательной позе. И это больше не была тишина одиночества. Это была тишина со-творчества. Степан, строгий хранитель домашнего уклада, принял новые правила: эти холодные, пахнущие краской предметы на ветках — не табу. Они — часть ландшафта. Их можно изучать. И он изучал, с важным видом ценителя.
Когда приехала племянница Маша, и они делали зайца с длинными, чуть кривыми гипсовыми ушами, Степан наблюдал за ребёнком с высоты холодильника, снисходительно морщась от её восторженных визгов. А когда гипсовый заяц занял своё место между медвежонком и совой, он спустился и, в присутствии гостя, с особым шиком вновь коснулся лапой его уха, будто ставя печать одобрения на работу подмастерья.
— Тётя Лесь, а они волшебные? — спросила Маша, разглядывая фигурки. — Новый год же на носу. Чудеса должны случаться!
— Обязательно, — серьёзно ответила Леся. — Только тихие. Те, что не кричат о себе. И чтобы их заметить, нужно быть очень внимательным. Или... котом Степаном.
Степан, услышав своё имя, мотнул головой.
Когда гости разошлись, Леся села напротив ёлки. Степан прыгнул к ней на колени, устроился, заурчав. Гирлянды были выключены, только белый свет фонаря падал на гипсовые фигурки, и тени от ветвей ложились на сову с совёнком, словно они и правда сидели в заснеженном лесу. Леся смотрела на медвежонка с сердечком и думала, что чудеса — они не в том, чтобы всё ожило и заговорило. А в том, чтобы в тишине почувствовать, как что-то внутри тебя самого давно застывшее и неподатливое — оттаивает, становится мягким, готовым принять новую форму.
И вдруг кот, будто следуя какому-то ритуалу, протянул лапу в воздух в сторону гипсового медвежонка с сердечком, а потом плавно перенёс её к фигурке совы.
— Мяу, — тихо сказал он. Не требовательно, а констатирующие.
В этот миг Леся представила, как сквозь морозный узор на окне пробивается первый луч утреннего солнца. Как он касается гипсовой лапки медвежонка, и то самое вылепленное сердечко на секунду становится тёплым и пульсирующим.
Как сова медленно поворачивает голову, и её большие гипсовые глаза, расписанные серебристой краской, видят не комнату, а бескрайние снежные поля. Как заяц, тот самый, с кривыми ушами, сделанный вместе с Машей, вдруг поджимает лапку, готовясь к прыжку в сугроб из диванного пледа.
Она погладила Степана за ухом.
«Ты видишь?» — прошептала она.
В ответ урчание стало громче, глубоким, словно моторчик запустился где-то в самой сердцевине вечера.
Конечно, никто не пошевелился наяву. Сова не улетела, а заяц не спрыгнул с ветки. Но Леся знала теперь твёрдо: новогодние чудеса обязательно случаются. Самые настоящие. Просто они требуют своего часа. И может быть, в самую долгую ночь, когда все уснут, а Степан возьмёт на себя роль сторожа, гипсовые звери сойдут с веток. И у них начнётся своя, совсем другая история. История тихих шагов по инею на стекле, полёта к самой высокой звезде на верхушечке ёлки и разговоров шёпотом о том, как хорошо быть сделанным руками, которые верили в чудо.
Но это будет уже другая сказка. Сказка от Леси-Мастерицы, которая однажды в начале декабря просто взяла и смешала гипс с водой. А потом добавила туда щепотку терпения, горсть тишины и целое кошачье любопытство. И получилось волшебство. Неподарочное, не конфетное. Настоящее.
Оставайтесь со мной. Другие мои творческие исповеди и личные истории, где граница между правдой и сказкой особенно зыбка, вы можете отыскать вот в этой подборке:
"Мои рассказы от Мишки - врунишки."
Правда это или вымысел — решать теперь только вам. Но самое главное — оставайтесь здесь! Ведь в следующей статье я открою вам все секреты мастер-класса по заливке тех самых гипсовых игрушек, от первой щепотки гипса до последнего мазка краски.
Если же возникнут вопросы по ходу дела — смело заглядывайте ко мне в телеграмм-канал, там я всегда на связи.
А для вдохновения — на моей творческой страничке в ВК уже собралась целая снежная буря новогоднего декора, созданного неугомонными руками Леси-Мастерицы-Искусницы. До скорых чудес!