Когда он это произнёс, она поначалу даже не обиделась.
Скорее удивилась, как удивляются глухому звуку от знакомой двери: вроде бы та же, а хлопает по-другому.
— На твоё место очередь, — сказал он ровно, не повышая голоса. — Не забывай, Марина.
Кабинет был маленький, душный. Окно упиралось в соседний офисный блок, серый бетон в сантиметрах двадцати. Жалюзи заедали, и полосы света резали его лицо так, что одна половина казалась доброй, другая — чужой.
Марина сидела на краю стула, сжимая в пальцах потрёпанную синюю папку. В этой папке были отчёты за квартал, листы с аккуратными таблицами, пара распечатанных писем. Её работа. Её ночи. Её «ещё чуть-чуть и иду домой».
— Я… не забываю, — ответила она. Голос прозвучал слишком тихо, будто не из горла, а где-то из живота.
Он чуть усмехнулся:
— Ну и отлично. Ты нормальная. Но незаменимых у нас нет. И ты тоже понимаешь: люди на твое место есть. Молодые, шустрые. Без… — он махнул рукой куда-то в сторону её головы. — …этого всего.
«Этого всего» означало сорок два года, хронический недосып, мешки под глазами и странную привычку не спорить, когда с тебя снимают премию «за общий результат отдела».
Она кивнула.
Он уже смотрел в монитор, пальцы застучали по клавиатуре. Разговор был закончен.
Марина вышла из кабинета и зачем-то закрыла дверь чуть тише, чем обычно.
В коридоре пахло кофе и чем-то жареным из их микроволновки в «кухне». Кто-то смеялся — резким, офисным смехом, от которого у неё всегда болела голова.
«На твоё место очередь».
Слова шли сзади, как назойливый коллега, который хочет доехать с тобой в лифте и обязательно рассказывает, как он классно провёл выходные.
Очередь.
Она представила живую картинку: длинный коридор, как в их поликлинике, пластиковые стулья, люди с анкетами в руках. Мальчики и девочки с резюме, тонкими запястьями, сияющими телефонами. У всех сообщение «ваше собеседование через 15 минут» и глаза без синяков.
Она резко свернула в туалет, заперлась в кабинке и только там позволила себе выдохнуть по-настоящему.
В зеркале над раковиной отражалась женщина: аккуратно собранные назад волосы, тушь, которая едва-едва начала отпечатываться под нижними ресницами, чёткие носогубные складки.
«Вот и очередь, — подумала Марина. — Сначала за мной, потом — вместо меня».
Она вспомнила, как попала сюда десять лет назад.
Тогда отдел был маленький, начальник — другой, смешливый и вечно взъерошенный, с криком «Марина, вы мой спаситель!» выбегал к ней, когда горели сроки. Она оставалась до ночи, приносила домой работу в пакете из супермаркета, раскладывала бумаги на кухонном столе, пока муж ворчал:
— Тебе за это хоть доплачивают?
Иногда доплачивали. Чаще — нет. Но тогда это всё казалось временным: «разогнать фирму», «встать на ноги», «потом будет легче».
Потом.
«Потом» почему-то всё время не наступало.
Муж ушёл «начинать жизнь заново» с коллегой помоложе.
Сын вырос и уехал в другой город учиться: «Мам, ну здесь перспектива, а в нашем городе что?»
Марина осталась с работой — той самой, за которую якобы очередь.
Она открыла кран, сполоснула руки, будто смывая с них чужое «незаменимых нет».
И вдруг поймала себя на другой мысли, непривычной:
«Интересно, а я сама в какой очереди стою?»
В отделе её уже ждали: в углу бурчал принтер, Ира раскладывала по столам коробки с бумажными стаканчиками, кто-то що-то шутил про «пятницу и премию, которая ушла мимо».
Марина села на своё место. Компьютер, клавиатура с залипшей буквой «Н», аккуратно подстриженный кактус в белом горшке — всё как всегда.
— Ну чё он? — шепнула Ира, наклоняясь к ней. У Иры были ярко-красные ногти и привычка всё обсуждать шёпотом, который слышали все.
— Ничего, — ответила Марина. — Поработать предложил.
— Опять? — Ира закатила глаза. — Слушай, ты правда как железная. Я бы уже заявление влепила.
Марина усмехнулась.
Заявление.
Она вспоминала тот электронный шаблон «по собственному желанию», который видела последний раз год назад — когда молодая Катя сбежала из отдела в другую фирму. Катя тогда смеялась в коридоре:
«Я не обязана тут до пенсии сидеть, Марина Николаевна. Жизнь одна!»
Марина тогда тоже улыбнулась: «Ну, молодым везде у нас…»
Но где-то глубоко, под слоями ответственности и «надо», шевельнулась зависть.
— Марин, — позвал её программист с соседнего стола, — глянь, у нас опять выгрузка упала, клиенты ругаются.
— Сейчас, — автоматически сказала она и потянулась к мышке.
Рука действовала чётко, как отработанный алгоритм. Открыть письмо, проверить лог, позвонить клиенту, извиниться чужим голосом: «Да, мы понимаем, да, принимаем, да, всё исправим».
Тело работало.
Голова всё повторяла: «На твоё место очередь. На твоё место очередь».
Она представила, как на её кресло садится другая. Может быть, та стажёрка Алина, что недавно пришла: в растянутом свитере, с пирсингом в носу и горящими глазами.
Алина быстро схватывала, но так же быстро уходила курить, листать телефон в туалете и шептаться в коридоре о «токсичном менеджменте».
Марина подумала: выдержит ли Алина ежедневные звонки клиентов, отчёты до ночи, премии «по усмотрению руководства»?
Может, выдержит.
Молодость, она такое какое-то время тянет.
«Очередь», — снова подумала Марина.
И вдруг эта картинка повернулась другим боком.
Если на её место действительно очередь, значит, место самое обычное. Ничего особенного. Стул, компьютер, обязанности, которые может выполнить любой прилично обученный человек.
Так почему же она сама держится за него так, будто за край обрыва?
Она поймала себя на этом вопросе, как ловят чужую ручку в метро: неожиданно, почти неловко.
Вечером, когда офис выдохнул и люди стали собираться, Ира снова подошла к её столу.
— Марин, пойдём с нами? Мы в бар на углу, отметим, что пятница не вечная.
Марина улыбнулась:
— Нет, вы идите. У меня… дела.
Какие «дела», она не знала.
Дом, где ждать особенно некому, разве что кот и телевизор. Магазин, в котором она купит молоко, хлеб и что-нибудь «к чаю», чтобы было, если сын неожиданно заглянет.
Но сегодня ей не хотелось в бар.
Сегодня ей хотелось почему-то посидеть в тишине.
Офис опустел. Свет в коридоре стал тусклее.
Марина осталась за своим столом одна.
Открыла браузер.
Пальцы сами набрали: «вакансии бухгалтер-аналитик», «удалённая работа», «смена профессии после 40».
Список вывалился, длинный, как та самая очередь.
Кто-то искал «молодых и амбициозных», кто-то не писал про возраст совсем.
Она прокручивала, не вчитываясь.
Внутри было странное чувство: не страх, не энтузиазм. Скорее, как если бы она подошла к краю бассейна и опустила пальцы ноги в воду — прохладно, но терпимо.
«На твоё место очередь», — всплыло снова.
И вдруг к этой фразе как будто приклеилось продолжение:
«…но ты необязана стоять здесь до конца смены».
Она подумала о других очередях в своей жизни.
Очередь в детской поликлинике, где она с сыном сидела с пяти утра, чтобы «взять талон».
Очередь в ЗАГСе, когда выходила замуж: нервные тётки в платьях, букеты, духи, ожидание своей «минуты счастья».
Очередь за курткой на распродаже, когда денег было мало, а зима близко.
Очередь к врачу, к которому так и не дошла «из-за работы».
И ещё одна, самая длинная, незаметная — очередь её собственных желаний, которые она отодвигала, отодвигала, отодвигала, ставя впереди чужие.
А она сама всё стояла где-то в хвосте, с номерком «потом».
Марина закрыла вкладку с вакансиями. Открыла Word.
Пустой белый лист замигал курсором.
Она не стала писать заявление сразу.
Слова не складывались в сухое «прошу уволить».
Вместо этого пальцы ввели:
«Я, Марина Анатольевна Коваль, помню, что на моё место очередь.
Но сегодня впервые за долгое время хочу посмотреть, что там, где очереди нет».
Она усмехнулась от собственной глупости и стерла текст.
Но внутри что-то щёлкнуло: как будто дверь, которую она много лет считала наглухо закрытой, вдруг обнаружилась приоткрытой.
Марина взяла сумку, выключила компьютер и свет в кабинете.
На выходе охранник привычно буркнул:
— Опять задержались, Марина Анатольевна. Вас бы премировать за это.
— Конечно, — ответила она и сама удивилась тому, как спокойно прозвучал её голос.
На улице был прохладный вечер, асфальт блестел после недавнего дождя.
Марина пошла не к остановке, как всегда, а в сторону маленького сквера. Её туфли чавкали по мокрой плитке, в воздухе пахло чем-то весенним, хотя по календарю была осень.
Она села на скамейку, достала телефон, снова открыла браузер.
На этот раз не вакансии.
Курсы: «переквалификация после сорока», «основы дизайна», «копирайтинг», «психологическое консультирование».
Мир за пределами её стола вдруг оказался странно большим.
Она не знала, куда именно пойдёт.
Не знала, хватит ли смелости уволиться, выдержит ли без стабильной, пусть и выматывающей работы.
Зато впервые за много лет честно призналась себе, что может хотя бы задуматься об этом, не дожидаясь, пока её «заменят кем-нибудь молодым и шустрым».
Телефон завибрировал. Сообщение от Иры:
«Марин, мы тут в баре спорим: если бы уволилась, чем бы занималась? :)) Ты бы точно не пропала!»
Марина долго смотрела на этот текст.
Потом медленно набрала в ответ:
«Не знаю. Может быть, скоро проверим».
И отправила.
Она подняла голову. Над домами было серое небо, абсолютно без очередей — ни самолётов, ни птиц, только редкие облака.
И вдруг ей показалось, что именно так и выглядит свобода: как пустое пространство, которое страшно и одновременно жутко манит.
На её место, возможно, действительно найдётся очередь.
Но внутри неё самой впервые образовалась маленькая, но твёрдая мысль, которая без очереди прошла к окошку и положила паспорт на стойку:
«Я тоже имею право на другую жизнь».
Получит ли она эту «услугу» — было ещё не ясно.
Но номерок «потом», который она носила в душе столько лет, в этот вечер тихо упал на мокрую плитку сквера и размок.