Нам учитель задаёт с иксами задачи,
Кандидат наук и тот - над задачей плачет.
То ли еще будет, то ли еще будет,
То ли еще будет, ой-ё-ёй!
(И.Шаферан “Песенка первоклассника”)
По слухам, очень похожим на то, что так оно и было, при отходе Дудаевских военных формирований из Грозного, тот распорядился оставить в неприкосновенности огромные, доверху заполненные крепким напитком, цистерны Винно-коньячного комбината города. Комбинат и был сдан в первый же день штурма, без единого выстрела…
С этого времени коньяк у наших военных был в любых попавшихся под руку ёмкостях: в пластиковых бутылках и вёдрах, в каких-то банках и армейских фляжках, болтающихся на солдатских и офицерских ремнях, он был в канистрах и даже в 200-литровых бочках, которые отдельными командирами и тыловиками вывозились в КАМАзах на “Большую землю” с незамысловатым оправданием: У дочери (сына) свадьба.
Моя группа на “вертушке”* прибыла в аэропорт города Грозный из Моздока 22 февраля 95-го года. Оттуда на “Шишиге”** нас подбросили до базы ЧеченГлавСнаба. Днём здесь было сравнительно тихо, но ночами со всех сторон бушевал какой-то филиал ада: отовсюду неслась стрельба очередями, трассеры с разных сторон то и дело прошивали тьму, срабатывали и противно визжали, взлетая фейерверками, сигнальные мины, где-то невдалеке ухали гаубицы, рычали двигатели тяжёлой техники, разрывались шальные снаряды. То ли от нервозности обстановки, то ли от избытка халявного коньяка (надо заметить – отличного качества), но буквально все, кого я встречал в те дни и с кем общался, даже часовые на постах, были в разной степени под воздействием этого коварного напитка массового поражения.
Приближался тогда святой для каждого нашего мужчины праздник - 8-е марта и мои начальники: подполковник Маркин и полковник Сайранов, решили отметить это дело при отсутствии курящих и посторонних, т.е. в моей спецаппаратной, располагавшейся на территории батальона связи. В назначенное время мы, вдвоём с Маркиным, нарезали сальца, открыли пару банок тушёнки, порезали хлебушка. Подполковник достал из своих запасов двухлитровую бутылку с коньяком, а я, из своих, трёхлитровую банку яблочного сока. Довольно скоро из расположения нашего командования подтянулся и Сайранов, уже со своей фляжкой коньяка, шоколадкой и невесть откуда-то взявшимся лимончиком. Оба они уже знали, что я убеждённый трезвенник, но в такой ситуации полностью отказаться было нереально, пришлось плеснуть себе на дно кружки и долить соком. (Её я и растянул на всё время нашего “отмечания”).
И потекла неспешная беседа о текущей ситуации, перемежающаяся забавными воспоминаниями, шутками, анекдотами и само-собой тостами - за любимых женщин, за мам и дочерей, и за прекрасную половину человечества в целом. Снаружи раздавалась приглушённые пальба и визг сигналок, шёл противный липкий снег, пополам с дождём, а у нас было тепло, тихо и уютно.
В процессе общения, практически случайно, под большим секретом, товарищ полковник сообщил, что числовой пароль на новые сутки – семнадцать. Для меня, много лет не имеющего отношения к караульной службе, это было новшеством. Оказывается, какой-то армейский начальник-умняшка решил, что вражеский диверсант, затаившийся в кустах, может подслушать пароль и ответ на него, состоящие из двух слов, и совершить диверсию. Почему услышав числовой пароль и ответ он не сможет сложить два числа и воспользоваться этим с той же целью, для меня было загадкой, о чём я и сообщил своим старшим товарищам. Те только руками развели…
В 23.00 начался Комендантский час, то есть к этому времени все военнослужащие обязаны вернуться в своё расположение, а все отдельные подразделения, находящиеся на нашей общей территории, должны выставить свою охрану. С этого момента допуск посторонних из одного подразделения в другое осуществляется часовыми, исключительно по паролю. Тем не менее наша дружеская беседа затянулась далеко за полночь. К этому времени мои старшие товарищи прилично “закосели”. Сайранов посмотрел на часы, удивлённо ойкнул и засобирался в обратку. Он надел куртку, взял со стола пустую фляжку и попрощавшись двинулся было на выход, но не удержавшись на ногах в проходе, завалился на бок. Пришлось и мне одеться, чтобы сопроводить старшего товарища.
Закинул его руку себе на шею, левой рукой держу её, правой придерживаю за пояс. Так мы и двинулись в сторону боксов автопарка ЧеченГлавСнаба. Благополучно покинули расположение батальона связи, но, когда за стеной мокрого снега, впереди, в темноте, начали проступать серые контуры боксов Управления Территориальным образованием МЧС, нас останавливает окрик часового:
- Стой!! Кто идёт?!
- Всё нормально, свои – заплетающимся языком отвечает товарищ.
- Восемь! Орёт часовой. Мне вроде как не по рангу влезать, стою молчу. Наморщив лоб и пошевелив губами в задумчивости Сайранов отвечает:
– Шесть!
- Стой, стрелять буду!! И тут же звуки - Щёлк, клац, клац…
Думаю, что если разделить всё человечество на две части, то та, в которой знают звук “калаша”***, снимаемого с предохранителя, с передёргиванием затвора, будет значительно превышать ту часть, которая этого не знает. Мы БА-БАХ!! - разом плашмя грохнулись мордой в огромную лужу, в которой как раз и стояли. Противная снежная жижа сразу поползла внутрь берцев, в рукава и под полог зимних курток, растекаясь по животу. В голове лихорадочно проносятся мысли – Только бы родимец спьяну и с перепугу на курок не нажал и отчаянный поиск выхода из этой дурацкой ситуации. Жалобным-прежалобным голосом, на какой только был способен, я начинаю гундосить:
- Извини-ите, мы не расслы-ышали, повторите, пожа-а-алуйста…
На несколько секунд воцарилась жутковатая тишина. Видимо соображая, что в самом сердце нашего расположения маловероятно появление чужих, часовой испуганным голосом повторяет:
- Восемь!!
- Девять, ору я.
- Фу-у-у… Ё.. твою мать, проходи.
* “вертушка” – вертолёт, в данном случае Ми-8 (здесь и далее армейский сленг)
** “Шишига” – автомобиль Газ-66
*** “калаш” – автомат Калашникова
Предыдущая часть:
Продолжение:
Другие рассказы автора на канале: