— Мужик я или кто, Кристина? Мы живем с тобой вместе столько времени, ты меня «мужем» называешь. Так? Почему тогда, как время пришло квартиру покупать, ты забыла обо всем, что между нами было? Что, не нужен уже? Я, значит, ремонт в твоей квартире делай, тебя корми, а ты квартирку только для себя покупаешь?!
***
На кухне старенькой «хрущевки» тикали часы — громко, настойчиво, будто отсчитывали секунды до взрыва. Кристина сидела за столом, обхватив чашку с давно остывшим чаем, и смотрела на узор клеенки. Напротив сидел Вова. Он нервно теребил край футболки и смотрел куда угодно, только не на неё.
— Ну и чё молчим? — наконец выдавил он, не выдержав тишины. — Крис, я дело говорю. Твоя «однушка» — это же конура. Ну реально, там повернуться негде. А если дети пойдут? На голове друг у друга сидеть будем?
Кристина медленно подняла взгляд. Внутри всё сжалось в тугой комок. Опять. Опять эта песня про «расширение».
— Вова, я же не спорю, — голос звучал ровно, хотя хотелось кричать. — Маленькая. Надо менять. Я согласна. Но я тебе уже сказала свой план. Я продаю эту, добавляю свои накопления, может, бабуля поможет, и беру «двушку». На себя. Или на бабушку, чтобы потом дарственную оформить.
Вова дернулся, как от удара током.
— Опять ты за свое! «На себя», «на бабушку». А я кто? Мебель? Приложение к дивану? Мы семья или где?
Он вскочил, прошелся по тесной кухне — два шага туда, два обратно.
— Я тебе предлагаю по-человечески: давай вместе. Скинемся, возьмем ипотеку, если надо. Я кредит возьму на первоначалку, разберусь как-нибудь. Будем платить вместе, жить вместе. И квартира будет общая. Пополам. Разве это не честно?
Кристина вздохнула. Честно? Может быть. В идеальном мире, где живут розовые пони. А в её мире, где она однажды уже обожглась, «честно» выглядело иначе.
— Вов, у тебя нет денег. Ты сам это знаешь. Какой кредит? Тебе его даже не дадут с твоей официальной зарплатой. А я... я не банкирша, чтобы за один день миллионы выкладывать. Я буду делать это постепенно. Сама.
— Сама! — передразнил он, злобно звякнув ложкой о чашку. — А жить мы на что будем, пока ты «сама» вкладываешься? Я, значит, буду нас кормить, коммуналку платить, продукты таскать? Обои клеить в твоей новой хате, горбатиться, полы стелить? А ты мне потом скажешь: «Спасибо, Вова, ты свободен»?
— Я тебя об этом не прошу, — жестко отрезала Кристина. — Я найму бригаду.
— Бригаду она наймет... — Вова хмыкнул, скривив губы. — А кушать ты тоже бригаду будешь? Или все-таки за мой счет планируешь столоваться, пока свои кровные на ремонт в новенькой квартире тратишь!?
— У нас раздельный бюджет, Вова. Забыл?
Это был удар ниже пояса, и они оба это знали. История с раздельным бюджетом тянулась давно. Кристина до сих пор помнила ту зиму, когда её сапоги развалились прямо на остановке. Подошва просто отклеилась, и ледяная каша хлынула внутрь. Она пришла домой, синяя от холода, и попросила у Вовы денег — её зарплата задерживалась. А он тогда сказал: «Ну, займи у кого-нибудь, у меня всё расписано на машину». Она тогда проходила в старых кроссовках до весны, заработав хронический насморк. С тех пор — только раздельно. Мои деньги — мои, твои — твои. На продукты скидываемся.
— Ты мне просто не доверяешь, — тихо, с какой-то детской обидой сказал Вова, садясь обратно. — Ты из меня афериста делаешь. Типа я хочу у тебя кусок урвать.
Кристина посмотрела на него. Взлохмаченный, в домашней растянутой майке. Он не выглядел как аферист. Скорее как обиженный мальчишка. Но жизнь научила её: сегодня он мальчишка, а завтра — совладелец, который при разводе будет пилить её квартиру пополам.
— Я не делаю из тебя афериста, — мягче сказала она. — Я просто перестраховываюсь. Вов, пойми, у меня кроме этой квартиры ничего нет. Это моя единственная крыша над головой. Если мы купим общую, и вдруг... ну, всякое бывает... разведемся, я останусь на улице. Или в коммуналке. Я не могу так рисковать.
— Значит, развод ты уже планируешь? — он прищурился. — Нормально девки пляшут. Мы еще не переехали, а ты уже имущество делишь. Спасибо, Кристина. Нагадила в душу, честное слово.
Он резко встал, грохнув стулом.
— Всё. Разговор окончен. Делай чё хочешь.
На следующий день приехала Света, сестра Вовы. Явилась как снег на голову — «на выходные, город посмотреть, соскучилась». Ага, конечно.
Квартира бабушки, где они временно обитали, сразу наполнилась шумом, запахом дешевых духов и… напряжением.
— Ой, Вовчик, а чё ты такой смурной? — щебетала Света, раскладывая на столе гостинцы — пряники да конфеты. — Кристинка, чайник-то поставь!
Вова, который со вчерашнего вечера с Кристиной не разговаривал, тут же оживился.
— Да сейчас, Светуль, я сам поставлю. Сиди, отдыхай с дороги.
Он демонстративно суетился вокруг сестры, наливал ей чай, подкладывал варенье. Кристину он словно не замечал.
— А мы вот думаем в кино сходить, — громко рассказывал он сестре, косясь в сторону Кристины, которая мыла посуду. — Или в парк. Погода вроде разгулялась. Ты как, Свет?
— Да с удовольствием! — вторила ему сестра. — А Кристина с нами не хочет?
— А Кристина занята, — отрезал Вова. — У неё дела. Финансовые. Ей не до нас, простых смертных.
Кристина сжала губку так, что пена потекла по пальцам. Хотелось развернуться и высказать им всё. Но она молчала. Света — баба ушлая, язык как помело. Всё, что здесь произойдет, завтра же будет знать свекровь, причем в таких красках, что хоть сериал снимай. «Невестка-мегера выгнала мужа на мороз и отобрала последнюю рубаху».
Весь день они шушукались в зале. Кристина сидела в маленькой комнате, уткнувшись в ноутбук. Работа не шла. В голове крутились мысли о переезде.
Они планировали уехать в её родной город, за тысячу километров отсюда. Там её ждала квартира, та самая, «наследная». Там были друзья, перспективы. Здесь их держала только работа Вовы и эта временная жизнь у бабушки.
«Если мы поссоримся окончательно, — думала Кристина, — как мы поедем? В одной машине, молча? Или он вообще не поедет?»
Вечером, когда Света ушла в душ, Вова зашел в комнату. Кристина напряглась.
— Слышь, — бросил он, не глядя на неё. — Рубашку мне погладь на завтра.
— У тебя руки есть, — буркнула она.
— Кристина, не начинай. Света увидит, что я мятый, вопросы задавать будет. Тебе оно надо?
— А мне плевать, что она подумает. Ты меня перед ней уже выставил жадной стервой. Думаешь, я не слышала ваши разговоры? «Финансовые дела»?
Вова сел на край кровати. Плечи у него опустились.
— А разве не так? Ты же меня за человека не считаешь. У меня ни кола, ни двора, так ты мне этим тычешь.
— Я не тычу! — Кристина повернулась к нему. — Вова, при чем тут это? Я знаю твою ситуацию. Знаю про отца.
Эта история была больной мозолью Вовы. Отец, человек жесткий и властный, выгнал его из дома год назад. Вова тогда работал на отца, помогал в его бизнесе — строили какие-то ангары, склады. Работал за «спасибо» и за еду, типа «семейное дело, всё тебе достанется». А когда Вова заикнулся, что ему бы зарплату нормальную, чтобы семью строить, отец взбесился. «Я тебя кормил, поил, а ты деньги требуешь?! Пошел вон!». И выставил. В чем был, в том и ушел. Ни копейки не заплатил.
С тех пор у Вовы пунктик — он боялся остаться на улице. Боялся быть зависимым. И сейчас, когда Кристина говорила «квартира моя», он слышал голос отца: «Пошел вон».
— Ты не понимаешь, — глухо сказал он. — Я опять буду в приживалках. У бабушки живу — не моё. К тебе поедем — опять не моё. Я мужик, Крис. Мне нужно чувствовать, что я хозяин. А не гость, которого в любой момент могут выпереть, если чашку не там поставил.
— Я тебя не выгоню, — тихо сказала Кристина. — Ты же знаешь. Даже если... ну, если мы расстанемся. Я не твой отец. Я не вышвырну тебя на улицу без штанов. Соберешься спокойно, найдешь жилье. Я помогу, если надо будет.
— Ага, поможешь... — он горько усмехнулся. — Как же. Знаешь, как это унизительно? Знать, что тебе просто «позволяют» пожить.
В этот момент дверь скрипнула, и в комнату заглянула Света, замотанная в полотенце.
— Ой, я помешала? Пардоньте! Вовчик, фен есть?
Вова тут же натянул маску беззаботности.
— Есть, Светуль, сейчас принесу.
Он вышел, оставив Кристину с тяжелым осадком на душе.
***
Понедельник начался с головной боли. Вова ушел на работу рано, даже не разбудив её. Кристина собирала вещи — потихоньку, чтобы не мозолить глаза бабушке и Свете. Коробки, пакеты... Вся их жизнь умещалась в пару десятков коробок.
В обед зазвонил телефон. Вова.
— Да? — сухо ответила она.
— Слушай, — голос у него был злой, напряженный. — Я тут думаю... Может, мне вообще не ехать?
Сердце Кристины пропустило удар.
— В смысле?
— Ну а чё? Ты там королева будешь, хозяйка медной горы. А я так, прислуга. Обои клеить, сумки таскать. На кой черт мне это надо? Я тут останусь. У бабушки поживу, на завод устроюсь. Зато никому ничего не должен.
— Вова, ты сейчас серьезно? — Кристина села на диван, прижав трубку к уху. — Мы планировали этот переезд полгода. У тебя там работа уже договорена, место ждет.
— Да плевать мне на работу! — заорал он в трубку. — Ты мне в душу нагадила, понимаешь? Этим своим недоверием. «Оформлю на бабушку». Да хоть на Папу Римского! Ты просто показала, что мы не вместе. Мы — это я отдельно, ты отдельно. А я так не хочу.
— Вова, не ори. Ты на работе.
— Да мне пофиг! Короче, я вечером приду, вещи заберу. Езжай одна. Будешь там на своей кухне сама себе хозяйка.
Гудки.
Кристина сидела, глядя на погасший экран. Руки дрожали. Ну вот и всё. Доигрались.
В комнату вошла бабушка Вовы, баба Галя. Старенькая, сухонькая, но с цепким взглядом. Она всё видела и всё понимала, хоть и молчала обычно.
— Чего, поругались? — спросила она, усаживаясь в кресло.
— Да так... — Кристина отвернулась, пряча слезы. — Вова говорит, не поедет.
Баба Галя вздохнула, постучала пальцами по подлокотнику.
— Дурак он. Весь в отца. Тот тоже гордый был, пока жизнь не обломала. Ишь ты, не поедет он. А куда ему деваться? Всю жизнь у моей юбки сидеть?
— Он боится, — вдруг сказала Кристина. — Боится, что у него ничего своего нет.
— А у кого оно сразу есть? — удивилась старушка. — Мы с дедом в землянке начинали. Потом общежитие. Потом уж дом. Всё нажили. Вместе. А этот хочет всё и сразу. И чтоб гарантии. А гарантий в жизни нет, дочка. Только совесть.
Баба Галя помолчала, потом добавила:
— Ты его не бросай. Он хоть и ершистый, но добрый. Отходчивый. Просто ему обидно. Мужику важно чувствовать, что он опора. А когда баба всё сама решает, он себя лишним чувствует. Ты ему... хитростью, что ли. По-женски.
— Как по-женски, баб Галь?
— А так. Скажи ему, что без него пропадешь. Что страшно тебе одной в том городе. Что защитник нужен. Они, мужики, на это падки.
***
Вечером Вова пришел поздно. Света уже уехала — слава богу. В квартире было тихо. Он прошел в комнату, начал молча кидать свои вещи в спортивную сумку. Носки, футболки, джинсы — все летело в кучу.
Кристина стояла в дверях, наблюдая за ним.
— И куда ты пойдешь? — спросила она.
— К другу. К Сереге. Перекантуюсь пару дней, потом комнату сниму.
— На какие шиши? У тебя зарплата через две недели.
— Найду! — огрызнулся он. — Кредит возьму. Почку продам. Не твое дело.
Он застегнул сумку, закинул её на плечо. Посмотрел на Кристину. В глазах — боль и упрямство.
— Ну, бывай. Счастливо оставаться.
Он сделал шаг к двери.
— Вова, стой.
Кристина преградила ему путь.
— Дай пройти.
— Нет. Послушай меня. Одну минуту.
Она вздохнула, вспоминая слова бабы Гали. Но хитрить не хотелось. Хотелось правды.
— Я боюсь, Вова. Правда боюсь. Не того, что ты у меня квартиру отберешь. А того, что я опять останусь без защиты. Как тогда, зимой, с сапогами. Помнишь?
Вова замер. Глаза его дрогнули.
— Я помню, как мне было холодно и обидно, — продолжала Кристина. — И я поклялась себе, что больше никогда не буду зависеть от чьего-то настроения. Поэтому я так держусь за эту квартиру. Это мой панцирь. Моя броня.
Она подошла ближе, взяла его за руку. Рука была напряженной, каменной.
— Но этот панцирь... он… пустой без тебя. Мне страшно ехать одной, Вов. Там, в том городе, у меня никого нет, кроме стен. А стены не обнимут. Стены не починят кран. Стены не скажут: «Прорвемся, Крис».
Вова молчал. Он смотрел на их сцепленные руки.
— Ты говоришь, что хочешь быть хозяином, — тихо сказала Кристина. — Так будь им. Хозяин — это не тот, чья фамилия в бумажке. Хозяин — это тот, кто заботится. Тот, кто делает дом домом. Я не выгоню тебя, дурак ты этакий. Я не твой отец. Я люблю тебя. И если мы переедем... да, квартира будет моя. Но дом будет наш. И борщ твой. И диван твой. И я твоя.
Вова шмыгнул носом. Совсем как в детстве. Сумка сползла с его плеча и глухо ударилась об пол.
— А ремонт? — спросил он хрипло. — Ты же говорила, всё сама.
— Ну, я погорячилась, — улыбнулась Кристина. — Куда я без тебя? Я в электрике — ноль. И обои клеить не умею, у меня пузыри вечно. Твои руки нужны. Твоя сила.
Вова поднял на неё глаза. В них больше не было злости. Была усталость и... надежда.
— Точно не выгонишь? Если мы... ну, поругаемся?
— Я тебе расписку напишу, хочешь? — рассмеялась она. — «Обязуюсь не выгонять гражданина Владимира на мороз при любых обстоятельствах, кроме измены и пьянства».
Вова криво усмехнулся.
— Ну, пить я не пью. А изменять... На кого мне тебя менять? Ты ж у меня одна такая. Вредная.
Он притянул её к себе, уткнулся носом в макушку.
— Прости меня, Крис. Я просто... психанул. Обидно стало. Я ж тоже хочу, чтоб всё по-людски было. Чтоб семья.
— Будет семья, — прошептала она ему в куртку. — Всё будет. Постепенно. Мы же молодые. Заработаем еще и на общую, и на дом, и на дачу. Главное — не грызть друг друга.
— Ага. И бюджет... давай пересмотрим, а? — буркнул он. — Надоело мне это «твое-мое». Давай скидывать всё в кучу. Я больше не буду... ну, как с сапогами. Обещаю. Я тогда просто дурак был мелкий.
— Давай, — согласилась Кристина. — Попробуем.
В кухню заглянула баба Галя. Увидела обнимающуюся пару, сумку на полу и хитро прищурилась.
— Ну чего, милуетесь? А чайник-то выкипел уже. Кто пить будет?
— Мы будем, баб Галь! — отозвался Вова, выпуская Кристину из объятий. — И шампанское я купил, кстати. В честь примирения. Но тебе нельзя, давление. А нам можно. Чуть-чуть.
— Ишь ты, заботливый, — проворчала старушка, но глаза её улыбались. — Ладно, пейте своё. А я варенья достану. Малинового.
Вечером они сидели на кухне, планировали переезд. Чертили схему расстановки мебели в новой квартире, спорили, какого цвета шторы повесить.
— Только давай без розового, Крис, — морщился Вова. — Я ж мужик. Мне психику беречь надо.
— Ладно, будут серые. Или синие.
— Синие — норм. Как мои глаза.
Кристина смотрела на него и думала: «Ну и пусть квартира моя. Пусть я перестраховалась. Зато он рядом. И он, кажется, наконец-то понял, что любовь не измеряется квадратными метрами».
А на следующий день они начали паковать вещи. Вместе. Вова таскал тяжелые коробки, кряхтел, но шутил:
— Смотри, Крис, я тут как грузчик пашу. Это мне зачтется в счет аренды?
— Зачтется, — смеялась она. — Борщом и котлетами. Пожизненно.
И это был самый честный контракт в их жизни.
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.