Мы жили на окраине одного шахтёрского городка — там, где селения отделены друг от друга полями. Путь от одного села к другому — километр‑два; для местных это и не расстояние вовсе. Идёшь, а вокруг — тишина и покой. Один на один с природой. Красота. Лишь изредка встретится кто-то из местных или прогрохочет машина.
Но для меня эти прогулки всегда были испытанием из‑за собак.
Тех, что сидели на цепях, мне было жалко, но свободно разгуливающие за дворами собаки вселяли ужас. Каждый раз, проходя мимо таких, я молилась, чтобы очередная тварь не заметила меня и не вцепилась в ногу. А если собака всё же поднимала лай, я мысленно проклинала её хозяев.
Особенно свирепыми были псы с заводской территории. Непонятно почему: они ведь привыкли к людям и всегда свободно перемещались. Но стоило кому‑то пройти мимо ворот, как поднимался оглушительный гвалт! Особенно доставалось велосипедистам!
А ходить мимо завода приходилось мне дважды в день — школа‑то в соседнем селе. И каждый раз, когда я встречалась с подругой, тоже приходилось преодолевать дорогу перед заводом!
Иногда вместо собак встречались иные неприятности — парни, которые то матом осыпают, то камнями начинают кидаться. Без причины — просто потому, что могли, просто моральные уроды.
Я любила мою школу, друзей, родственников, походы на природу, дискотеки… Но в старших классах пришлось переехать в город.
В городах совершенно другая атмосфера; я к ней адаптировалась удивительно быстро. Жить в городе мне нравилось больше. Домой я возвращалась только на каникулах.
Мы с подругой встречались, гуляли допоздна, порой я оставалась у неё ночевать. Но с детства у меня был пунктик: я должна спать в своей комнате. Никто не внушал мне этого — просто так было нужно. Моя зона комфорта.
Семестр закончился, и я вернулась домой.
Летние дни пролетали быстро; они были наполнены ароматом зелени, разогретой солнцем, варёной кукурузой и жареными семечками, сорванными на поле подсолнуха.
Мы бродили по местам нашего детства, много общались, обсуждали парней и отношения. Никаких забот и тревог.
Однажды я засиделась у подруги чуть дольше. Мы посмотрели фильм и обсуждали персонажей. Её родители были не против того, чтобы я осталась с ночёвкой, но я отказалась.
Когда подруга меня провожала, солнце уже село, небо было окрашено лиловым цветом, на горизонте гасла ярко‑алая полоса света.
— Слушай, у меня живот прихватило, давай я тебя до конца улицы провожу… И чего ты не хочешь у меня остаться… Ещё один фильм посмотрели бы.
— Да вот что‑то я устала, сейчас приду и завалюсь спать.
Я предвкушала, как устроюсь поудобнее с книгой Франсуазы Саган из нашей домашней библиотеки. Я любила читать перед сном.
Пока мы прощались, прошло ещё двадцать минут. Совсем стемнело.
Дорога кое‑где освещалась тусклыми фонарями. Самая яркая зона была перед заводом. Я посмотрела в его сторону и поморщилась.
— Сейчас идти мимо завода… Как я не люблю это место!
— Это из‑за собак?! Ой, не обращай ты на них внимания, просто иди и всё. Они только лают, но не трогают.
Я шла через поле, напряжённо вслушиваясь в каждый шорох и оглядываясь по сторонам. В такие моменты меня успокаивал звук проезжающей машины — но в этот раз было тихо.
«Неужели все уже разъехались по домам?»
Мне‑то какое дело? Меня никто никогда не подвозил. Но как хотелось хоть с кем‑то разделить этот путь…
Вдруг что‑то царапнуло меня за ногу, сердце чуть не ушло в пятки. Я подскочила и преодолела одним шагом три метра. Это был кузнечик.
«А разве кузнечики не спят в это время?» — пронеслось в голове. И именно сейчас я вспомнила самые страшные эпизоды недавно просмотренных фильмов! Как кстати!
Подойдя к заводу, я замедлила шаг. Кроме стрекота цикад — ни звука. Этот монотонный звон даже действовал умиротворяюще.
«Осталось ещё одно поле», — подумала я, радуясь, что преодолела половину пути. Прошла мимо ворот завода и завернула за угол.
Вдоль забора шла дорога, и дальше начиналось небольшое поле; паслёны, растущие вдоль поля, не перекрывали обзор (добавлены запятые и точка с запятой для разделения частей сложного предложения). И тут я увидела силуэт!
Сначала я даже обрадовалась попутчику. Но в тот же миг раздался лай заводской собаки. Всё внутри похолодело. Собачонка пронеслась мимо меня, заливаясь яростным лаем на женщину. Я опешила и замерла.
За тенью дерева незнакомка меня не видела, но я различала её отчётливо. Лунный свет и огни завода выхватывали фигуру из темноты.
Мне стало стыдно за свой страх. Я уже хотела выйти, помочь женщине… Но что‑то остановило.
Из кустов выскочила вторая собака и бросилась на подмогу первой. Псы окружили женщину, лаяли, но близко не подходили.
Она взмахнула рукой — и собаки разбежались, юркнули в дыру забора обратно на территорию завода.
«Фух», — подумала я, собираясь идти дальше. Но почему‑то осталась на месте. То ли любопытство, то ли я испугалась лая, и теперь мне нужно было прийти в себя… Не суть. Всё моё внимание было приковано к женщине.
Внезапно незнакомка развернулась и направилась к забору; казалось, она хочет добраться до собак (заменена запятая на точку с запятой для лучшего разделения смысловых частей).
«Что она делает? Зачем?» — заметались мысли. Мне уже стало неловко от того, что я стою и наблюдаю за ней.
«Блин, домой хочется…» — Но я продолжала стоять.
Цикады звенели, заглушая слова незнакомки — если она вообще говорила. Зато я отчётливо слышала приближающиеся шаркающие шаги.
Женщина двигалась достаточно энергично, но так шумно, будто трёхлетка, семенящий в папиных башмаках. Ноги женщины заплетались и путались в юбке. Мне даже стало не по себе от разворачивающейся картины.
«Она явно не в себе. Пусть пройдёт мимо — и я быстро перебегу через поле».
Следующие действия незнакомки меня, мягко говоря, удивили. Она вытащила из травы корягу и направилась к трассе, плавно двигаясь к заводским воротам. Странно, что никто из охранников не вышел на лай. Странно, что вокруг вообще ни души.
Я медленно сошла с обочины и скрылась за деревом. Кусты и тени густой листвы надёжно укрывали меня от света. Женщина не могла меня видеть.
Если бы не цикады, до неё, наверное, донеслась бы барабанная дробь моего сердцебиения.
Женщина прошла мимо.
Я наложила бы в штаны, если бы в этот момент она посмотрела в мою сторону.
Я видела её лицо.
Тёмная, желтоватая кожа, словно мумифицированная. Заострённые черты, глубоко посаженные глаза неопределённого цвета с пожелтевшими белками. Длинные волосы — седина, «соль с перцем». Фигура скрюченная, но движения уверенные.
Выражение лица — мудрое, мученическое, будто она взвалила на себя все беды мира. Но её действия никак не вязались с этим обликом.
Одежда — потрёпанная, грязная. Не бедность, нет. Признак больного разума.
«Я её никогда раньше не видела».
К горлу подкатил ком.
На изуродованных подагрой пальцах блестели грязные перстни с большими камнями.
«Ну конечно, одно другому не мешает».
Коряга чертила полосу на гравии.
Мне казалось, она вот‑вот остановится, развернётся, набросится на меня с этой дубиной. Я стояла в кустах, боясь дышать.
Где‑то залаяла собака — и женщина ускорила шаг. Сквозь пелену цикадного звона до меня донеслось её кряхтение. Казалось, этот звон установил, между нами, некий защитный барьер.
Когда она скрылась из виду, мне почудилось, что она вот‑вот окажется у меня за спиной. Причём у неё были все шансы меня забить до полусмерти корягой, которую она крепко держала, которую она крепко держала больными тощими руками, настолько меня пробовал ступор. Перед глазами пронесся образ мышей, впадавших в оцепенение, который становился причиной гибели в лапах хищника.
Меня укололо чувство несправедливости.
Внезапно во мне вспыхнула злость.
«Из‑за какой‑то сумасшедшей я торчу в кустах с пауками! Кто управляет моей жизнью — я или эта старуха?»
В этот момент позади раздался шорох.
Я рванула прочь. Бежала изо всех сил, не оглядываясь. Мне казалось, что женщина гонится за мной, стоит замедлиться — и она меня прибьёт.
Я влетела во двор, и тут же заперла дверь на засов. Какое-то время я не могла выровнять дыхание. Наш пёс лениво вылез из будки, осмотрел меня с недоумением, отряхнулся и развалился на дорожке и задремал.
В доме царила идиллия: родители сидели перед телевизором, папа уже мирно сопел, а кот лежал у них в ногах.
С улицы доносились беззаботные разговоры, у кого-то играла музыка.
На телефон пришло сообщение: «Ну как добралась?»
Я рассказала всё родителям. Мама удивилась. Отец рассмеялся:
— Мой друг рассказывал похожую историю, когда мы в школе учились. Не та ли это самая была старуха...
Всю ночь меня преследовали два звука: стрекот цикад и шарканье шагов.
Никто не воспринял мою историю всерьёз.
В общем, с тех пор я перестала бояться заводских собак. Кажется, они меня спасли от чего-то очень неприятного.
Скоро все забылось.
Каникулы закончились — чемоданы собраны. Как всегда, перед поездкой я очень нервничала, даже если никуда не опаздывала, всегда переживала до боли в животе. Наконец-то приехала машина, и мы вышли за двор.
— Это что ещё такое!? — Мама подняла какую-то большую палку, которая валялась перед калиткой, и оттащила ее в сарай к дровам.
Мы сели в машину, взрослые продолжили что-то обсуждать, я потянулась к наушникам. Только, когда проезжали мимо завода, я вдруг поняла, что это была за палка! Это была та самая коряга!