Увидел сейчас в соцсети у Юрия Лозы:
45 лет назад Марк Чепмен выпустил из револьвера в Джона Леннона пять пуль. Он остался на месте преступления и при задержании сказал, что хотел, чтобы его имя ставили в один ряд с именем его кумира Джона Леннона. Позже он заявил, что певец стал жить неправильно и поэтому его пришлось убить. Марка Чепмена осудили на пожизненное заключение с правом подачи прошения об условно-досрочном освобождении не раньше чем через 20 лет. В последующие после окончания запрета годы Чепмен подавал прошение 12 раз, но ему было отказано. Думаю, именно поэтому он до сих пор жив – уж слишком много поклонников легендарного битла хотели бы всадить ему пулю в его тупую башку. А Джону Леннону – вечная память.
Так, ну что мы имеем? Давайте-ка выйдем из плоскости банальной криминальной хроники. Мы имеем не убийство, не бытовое преступление — мы имеем законченный культурный миф, трагедию в пяти актах с идеальным катарсисом.
Чепмен — это же не маргинал, это тень Леннона. Его мрачный двойник, вылезший из-под плиты американского благополучия. Леннон спел «представьте, что нет рая» — а Чепмен пришёл этот рай отменить, потому что не вынес его тяжести.
Это классический мотив двойничества, из Гофмана, из Достоевского: святой всегда рождает своего гонителя из собственного кармана. Идиот рождает Рогожина. Князь Мышкин — пароксизм своей святости — в конце концов всех заражает ненавистью к себе. Так и здесь. Леннон, всё простивший, всё принявший, поющий про любовь — он стал невыносим для обывателя, для того, кто живёт в мире простых, грешных чувств. Чепмен и есть этот обыватель, доведённый до пароксизма ревности. Он убил не человека, он убил идею. Он сказал: «Нет, Джон, твой рай — ложь. Вот тебе пять пуль реальности».
И самое страшное — он добился того, чего хотел. Он вписал своё имя в историю. Но какой ценой? Он хотел равенства с кумиром? Он его получил! Они теперь навеки скованы одной цепью, как Данко и тот трус, который растоптал его сердце. Леннон вознесён в абсолютный миф, в святцы. А Чепмен обрёл абсолютное ничтожество, вечное заточение. Не только в тюрьме — в своём поступке, в роли Иуды.
Двенадцать отказов в УДО — это же не бюрократия, это высшая поэтическая справедливость! Он стремился к бессмертию — и получил его в виде вечной жизни призрака, вечного узника восьмого декабря 1980 года. Его существование — это одно сплошное «сегодня», день, когда он убил время, застрелил будущее и навеки застрял в этом мгновении у подъезда «Дакота».
И вы знаете, в чём главный ужас? Что это убийство было абсолютно современным. Оно ознаменовало конец эпохи. Шестидесятые, с их детской верой в любовь и мир, кончились. Наступили восьмидесятые — холодные, прагматичные. Чепмен, с его револьвером, — это и есть дух новых времён. Дух, который говорит: хватит фантазировать, всё будет как было — жёстко, цинично, по-американски. Он не убийца-одиночка, он — симптом. Первая ласточка той самой «новой искренности», которая на самом деле есть старый добрый цинизм.