– Деньги ты будешь отдавать мне! – отрезала свекровь, словно гильотиной. – Живешь в моем доме – танцуй под мою дудку. Уяснила?
Я машинально разглаживала на кровати новое постельное белье, персиковое, в наивных цветочках, купленное в каком-то затрапезном магазинчике на последние крохи. Андрей, застывший спиной у компьютера, выдавал себя лишь напряженными плечами – немой протест.
Ее слова врезались в тишину, как осколок стекла.
– Вы серьезно? – выдохнула я. – Я должна… отдавать вам деньги?
– Абсолютно! – в голосе свекрови засквозила ехидная сладость. – У нас, видите ли, так принято: все в семью, в общую кассу. Я же вас кормлю, обстирываю…
Кормит она… Ага, знаем, плавали…
Тамара Сергеевна отличалась патологической прижимистостью, экономя на всем, вплоть до продуктов. Утренняя овсянка на воде стала ритуалом, а ужин неизменно венчали безликие котлеты из самого дешевого фарша. И невольно в памяти всплывали мамины котлеты – сочные, благоухающие чесноком и свежей зеленью.
Шкворчащие на сковороде, они наполняли кухню ароматом, от которого кружилась голова.
– Мам, – Андрей наконец обернулся, – мы же обсуждали…
– Что обсуждали? – в голосе Тамары Сергеевны звенел металл. – Живете под моей крышей, едите мой хлеб, и еще смеете вякать?
– Ну, мы не виноваты, что хозяину приспичило срочно продать квартиру, не дав нам времени на переезд, – пробурчал Андрей, уже успевший покорно отдать ей свою зарплату за прошлый месяц.
– А я разве вас виню? – процедила свекровь, в голосе – елейная патока с привкусом яда. – Я все понимаю, обстоятельства всякие бывают. И я вас не выгоняю, что ты, боже упаси. Просто напоминаю…
Тут ее взгляд, будто змеиный, скользнул по мне, обжигая холодом.
– Что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Правда, Верочка?
– Я буду покупать продукты сама, готовить сама, – отрезала я, словно сталь ножом, – и деньги вам отдавать больше не стану. Только моя часть коммуналки.
Тамара Сергеевна окинула меня взглядом, тяжелым, как надгробная плита.
– Это еще что за новости?
– Это не новости, – сухо парировала я, – вы сами предложили нам помощь, когда узнали, как у нас с квартирой прижало…
– Да, предложила, – важно кивнула свекровь, словно корону поправляла, – и повторяю, никто вас не гонит, живите тут, сколько вашей душе угодно. Но деньги должны быть в общем котле. Так положено.
– Своими деньгами я буду распоряжаться сама! – голос невольно дрогнул, взметнулся вверх.
Андрей испуганно взглянул на меня, как побитый пес.
– Вер, ну… Не надо так, – и тут же перевел взгляд на мать, ища защиты. – Мам, Вера просто устала на работе…
– Я не устала, – возразила я, – я не собираюсь отдавать всю зарплату непонятно на что.
Лицо Тамары Сергеевны побагровело, словно свекла, я даже испугалась, как бы ее кондратий не хватил. Казалось, сейчас разразится гроза, польются оскорбления, и в финале прозвучит: «Ну и катись тогда отсюда!». Я мысленно уже собирала чемодан, готовясь к бегству в родительский дом, в пригородное заточение.
Но свекровь промолчала. Лишь губы плотно сжались в тонкую, злую линию.
Минут через десять в спальню, где я укрылась за книгой, словно за щитом, просунулся муж.
– Вер, ну… Зачем ты так с мамой? – спросил он, виновато опуская глаза.
– А как я с ней?
– Ну, грубо… Она же продукты на троих покупает…
– Продукты? Андрюша, не смеши меня! Мы с тобой месяц завтракаем овсянкой на воде! Ты хоть раз видел, чтобы она что-то нормальное купила, кроме пачки самых дешевых сосисок?
– Ну… Продукты дорогие сейчас… – промямлил муж, избегая моего взгляда.
Я внимательно посмотрела на него, стараясь пробиться сквозь пелену непонимания.
– Андрей, – серьезно сказала я, – ты себя-то слышишь? Когда мы снимали квартиру, нам хватало и на аренду, и на еду, и на одежду. А сейчас… К тому же, есть кое-что странное, от чего у меня мурашки по коже.
– Ты на что намекаешь? – нахмурился муж, в голосе прозвучала тревога.
– На следующий день после того, как ты отдал ей свою зарплату, я вернулась домой чуть раньше обычного. И знаешь, кого я увидела выходящим из нашего подъезда?
— И кого же?
— Твою сестру, Лену.
Лена… это была песня, фальшивая и надрывная. Трижды окольцованная, она обитала в квартире, отвоеванной в боях с одним из бывших мужей. Постоянной работы не имела, жила случайными подачками, собранными, как говорится, «всем миром». Тамара Сергеевна, свою младшую дочь, обожала слепой материнской любовью.
— И что? Не может мать навестить? — буркнул муж, отрываясь от газеты.
— Да может, конечно, просто… — начала было я, но осеклась. — Впрочем, неважно. Лучше скажи, когда мы поедем смотреть новую квартиру?
— У меня, честно говоря, руки не дошли до объявлений, — Андрей виновато избежал моего взгляда, — но на этой неделе я займусь этим вплотную.
На том и порешали.
Прошло время, календарь перелистнулся на новый месяц, и Андрей снова опустошил свой кошелек, отдав все деньги матери. Я лишь устало покачала головой.
А на следующий день в гостях у свекрови снова появилась Лена. Мокрая от слез, она жаловалась на очередное увольнение и умоляла одолжить денег на лечение зубов, которые, судя по ее словам, вот-вот должны были рассыпаться в прах. Тамара Сергеевна, разумеется, протянула руку помощи, не попросив даже дурацкой расписки.
Чуть позже я столкнулась с Леной в торговом центре. Она, сияя, выбирала сапоги. Не какие-нибудь, а шикарные, замшевые, на высоком каблуке, отделанные мехом, ценой в пятнадцать тысяч.
— О, Вера! — радостно воскликнула она. — Сколько лет, сколько зим… Как дела?
— Нормально. А как твои… больные зубы?
— Зубы? — она на мгновение растерялась.
И тут же, словно что-то припомнив, спохватилась.
— Ах да, зубы… Да вот, записалась на прием, жду своей очереди.
Ее замешательство не ускользнуло от моего взгляда.
— А сапоги, — холодно процедила я, — ты собралась покупать сапоги?
— А что такого?
— Да ничего особенного. Просто ты вроде говорила, что тебя только что уволили… и денег нет.
Лена зло сощурилась.
— А с какой стати ты вдруг вздумала считать мои деньги?
— Да просто интересно, откуда у безработной дамы берутся средства на такие дорогие сапоги?
— Не твое собачье дело! — отрезала Лена. — Но если тебе так уж неймется, то мама дала мне деньги! Ясно?
— Более чем, — усмехнулась я про себя, — здесь все яснее ясного.
Когда я вошла в квартиру, тишина давила на плечи – Андрей еще не вернулся. Лишь на кухне, словно потревоженный медведь в берлоге, громыхала кастрюлями Тамара Сергеевна. Проскользнув в комнату, я опустилась на стул, словно под грузом невысказанного.
– Представляешь, только что в торговом центре Лену встретила, – начала я, стараясь говорить ровно.
– И что? – голос свекрови был притворно равнодушным, но я видела, как напряглась ее спина.
– Сапоги выбирала, за пятнадцать тысяч. На деньги, которые Андрей тебе дал.
Тут уж Тамара Сергеевна резко обернулась, словно ее укололи.
– Тебя это не касается! – выпалила она, в голосе сквозила неприкрытая злость.
– Еще как касается, – усмехнулась я, чувствуя, как закипает кровь. – Позвольте спросить, Андрей в курсе, что его дражайшая сестра – это наш «общий котел»?
– Нет! И не смей ему говорить! – почти прокричала свекровь, в глазах плескался испуг.
– Почему это?
– Потому что он и так сестре помогать не захотел, сказал, пусть сама крутится. А как она будет крутиться? Она же ребенок!
"Ребенку", между прочим, тридцать лет стукнуло, пора бы уже и самой вертеться.
– И вы решили по-тихому, в обход, да? Решили осчастливить свое великовозрастное дитя, воруя деньги из нашей семьи?
– Да, решила! – в глазах свекрови полыхнули недобрые огоньки. – Потому что всякое может случиться. Кто ей еще поможет, кроме меня и брата?
В этот момент я поняла, что все слова – пустой звук, что разум здесь бессилен. Собрав вещи в спешке, словно бежала от чумы, я уехала к родителям. Андрей, конечно, примчался, пытаясь меня успокоить, но его слова резали, как ножом. Он считал, что я перегнула палку, что Лена имеет право распоряжаться этими деньгами. И тогда я приняла решение. Подаю на развод. С таким "семейством" мне покоя не видать. Ведь так?